Дочь лесника (СИ) - Казьмин Михаил Иванович (лучшие книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Я Петрову даже позавидовал, и не спьяну, а до сих пор завидую. Ну да, проблемы наши я ему объяснить пытался, но что ему до них? Бегство за границу всемогущих в ельцинские времена воротил, превращение либералов всех мастей в политических маргиналов, Русская весна, Крым и Донбасс - услышать такое сразу после октября девяносто третьего... Словечко 'либерасты' ожидаемо порадовало Павла Андреевича едва ли не больше, чем 'попаданцы', причем радость эта куда больше походила на мстительное злорадство.
- Слушай, Пал Андреич, - начал я, когда Петров, наконец, перестал перемежать смакование хлесткого прозвища доморощенных западников и дикий хохот, - а скажи мне вот что. Ты же раз в областном исполкоме работал, наверняка ведь членом КПСС был. Может, и не членом даже, а прямо самым настоящим коммунистом, сторонником, так сказать, всемирной справедливости. Вот как ты пошел на службу к местному царизму-то?
М-да, я тут же и пожалел об этой подначке, уж больно нехорошо Петров на меня глянул.
- Ты, Михалыч, вот что запомни, я больше тебе этого говорить не буду, ты сам понимать должен, не маленький - таким тоном со мной не разговаривали давно, однако же право Петрова на эти слова и на этот тон пришлось признать. - Коммунизм - это не справедливость, это сказочки. Ну не верю я, что без государства и без денег какая-то путная жизнь может устроиться! А насчет справедливости... Здесь есть власть. Со своими недостатками, но власть твердая и сильная. Вот пусть эта власть и занимается справедливостью. Не разом и чохом, а аккуратно, по шагу, и чтобы каждый шаг был продуман и просчитан. А продумать и просчитать мы поможем. И на хрен ее, справедливость всемирную, сначала у себя ее завести надо, потом уже поглядим, кого со всего мира к ней подтянуть, а кто и не дорос еще. Вот тогда мы тут такое светлое будущее построим, что сам Сталин позавидовал бы.
Ну, насчет Сталина товарищ, конечно, загнул, но сама программа, пусть и выраженная столь примитивно, никакого отторжения у меня не вызвала. За справедливость мы, разумеется, тут же и выпили, возникшую было неловкость сняли, и сидели потом еще долго. Уже за полночь Петров приказал своим людям обеспечить доставку моего нетрезвого организма домой в целости и сохранности, что и было сделано - не только поймали мне извозчика, но еще и отрядили сопровождающего, который и сдал меня супругам Демитт с рук на руки.
Глава 17
- За пивом не послать? - Алинка спрашивала вроде бы и участливо, но ехидство из нее прямо-таки сочилось. Беззлобное, впрочем. У меня вообще давно уже сложилось впечатление, что злиться она на самом деле не умеет.
- Издеваешься? - только и сказал я. Впрочем, тут же добавил: - Лучше чайку, да покрепче...
С чего вдруг мое состояние попало под определение 'после вчерашнего'? А с того, что вчера мы всей своей компанией отметили год, как Алинке пришло в голову сделать селфи на мосточке, неизвестно откуда взявшемся в подмосковном лесу. Да-а-а... Уже год. Время-то как летит! И все почему-то в одну сторону. Но, что там ни говори, это дата, не отметить которую было бы с нашей стороны свинством. Вот и отметили.
Нет, не надо думать, что мы назюзюкались до какого-то там непотребного состояния. Алинка вообще обошлась за весь день парой бокалов вина, ей, правда, и того хватило. После первого она разревелась, переживая за оставшуюся дома маму, но второй вернул ее к более жизнерадостному состоянию. Серега тоже выпил не особо много - то ли из солидарности с женой, то ли из-за того, что супруга держала его алкогольные упражнения под строгим контролем. А может, он просто по жизни малопьющий... Николай, отдавая должное водке 'Добрый Брюэр', опять же не усердствовал, потому как вчера была, выражаясь по-нашему, суббота (местное наименование 'девятник' мы, понятное дело, между собой не использовали), а на воскресенье ('десятник'), на сегодня, то есть, у него намечался визит к одной моложавой вдовушке. И когда только успел ее подцепить да увлечь, с его-то занятостью?!
В итоге само собой получилось, что больше всех выпил я. И снова не сказать, чтобы прямо очень уж много, но даже после положенных утренних водных процедур вид у меня был несколько бэушный. Вот Алинка и подпустила шпильку, язва мелкая.
К счастью, последствия вчерашнего возлияния больше сказались на моем внешнем виде, нежели на общем состоянии организма, и потому после двух чашек крепкого чая я уже вполне реанимировался, а после третьей стал активно соображать, чем бы занять сегодняшний день с учетом того, что большую его часть провести придется в гордом одиночестве. Ну, или не очень гордом, а может, и совсем не гордом, но кто ж заметит-то, раз оно одиночество? Причиной моего уединения стали запланированный Демидовыми поход по магазинам да мое нежелание в нем участвовать.
Никаких путных мыслей по поводу того, чем себя занять, в голову не приходило, и мало-помалу я углубился в размышления относительно всего того, что произошло и происходило за этот год, особенно за его последние семь месяцев, проведенных нашей компанией в столичном комфорте. Выводы из этих размышлений, выглядели... ну, скажем так, неоднозначно.
В плюсы стоило записать тот непреложный факт, что вжились мы в здешнюю действительность, в общем-то, успешно. Николай буквально декаду назад защитил в Императорском Высшем Политехническом училище диплом инженера. Алина сняла у госпожи Коррис небольшую квартирку в нашем же доме, где открыла собственное ателье. У нее уже трудились две молоденьких работницы и дел им всем хватало. По своим каналам клиентуру организовал Петров, и благодаря ему Алинка с девчонками обшивали весьма непростых дамочек. Дело шло в гору - уж больно много пересудов вызвало в столичном свете пошитое до тех пор никому не известной Линни Демитт платье, в котором блистала на весеннем балу у принца-мэра звезда столичного бомонда баронесса Ланкругг. В 'Столичном вестнике' это платье, на здешний взгляд весьма экстравагантное, вызвало целую полемику, и в алинкино ателье потянулись самые смелые и не самые бедные заказчицы. Алинка, не будь дурой, подняла цены и в ближайшие дни собиралась нанять еще как минимум одну работницу. Серега, с моей, разумеется, помощью, сочинял самоучитель по силовой гимнастике, а Имперское атлетическое общество регулярно присылало к нему на обучение своих активистов со всей Империи.
А я писал. Много писал. Причем большая часть этой писанины, щедро, кстати сказать, оплачиваемой Павлом Андреевичем (ну, понятно, не им самим, но деньги я получал от него), так или иначе преследовала цель создать в читающем обществе нужное властям отношение к императорскому указу 'О плате работникам'. Названным указом его величество установил что-то вроде тарифной сетки для наемных работников с указанием минимально допустимого размера оплаты труда в каждом из ее разделов.
Кто, как и сколько времени препятствовал самой подготовке указа к подписанию, Петров рассказывал так увлекательно и красочно, что, честное слово, хоть пиши производственный роман о нелегких трудовых буднях придворных группировок, столпов имперского предпринимательства и попаданческой закулисы. Причем главным во всем этом было то, что тихое и ползучее сопротивление уже почти три года как обнародованному и два года официально действующему указу продолжалось до сих пор.
И теперь мне приходилось всячески расписывать, как рост зарплат стимулирует внутренний рынок, какие плюшки и вкусняшки уже получают и еще получат наши многоуважаемые деловые люди, и почему временно просевший из-за неизбежного подорожания готовой продукции экспорт не может и не должен иметь в создавшихся условиях определяющего значения. Это, сами понимаете, даже не для самих предпринимателей, это для образованной публики вообще. Публике попроще стоило периодически напоминать об указе как о наглядном и жизненном примере отеческой заботы его величества о народе. К хорошему, как известно, люди привыкают быстро и потому склонны столь же быстро забывать, кто им эти блага обеспечил. Что интересно, Петров сразу сказал, что и речи не может быть не то что даже об упоминаниях каких-либо противоречий между работниками и предпринимателями, но и просто о том, что такие противоречия возможны. Нету таких противоречий, а если, как это пели в советское время, 'кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет', в смысле, не горит желанием платить своим работникам согласно установленным императором расценкам, то происходит это исключительно в силу досадных ошибок, исправимых промахов или просто неполного понимания со стороны некоторых предпринимателей, во всех остальных отношениях людей, несомненно, честных и достойных. В тех редких случаях, когда к особо злостным саботажникам указа применялись вполне законные санкции, следовало делать мягкие, но понятные намеки на ту или иную степень нелояльности провинившихся работодателей Империи вообще и обожаемому монарху в особенности. Ясное дело, раздача таких черных меток была мерой крайней, но действенной.
