Рука Фатимы - Вульф Франциска (читаемые книги читать .txt) 📗
Замечала ли та, что Беатриче втайне стыдится своего унизительного положения?
Часы и дни тянулись невыносимо долго. Она-то как человек двадцатого, даже двадцать первого века привыкла к телевидению, газетам, разным развлечениям. Часто жалела, что работа отнимает слишком много времени – не остается его на чтение, фильмы, спектакли и прочее.
Здесь времени у нее предостаточно, но нет ничего – ни телевидения и кино, ни радио, книг, театров, концертов… Поговорить и то не с кем! Она так изнывала от безделья, что соскучилась даже по немилой гладильной доске.
Беатриче подолгу стояла у окна, мечтая увидеть перед собой не ханский двор Шангду, а знакомые купола и крыши мечетей и домов Бухары. Закрывала глаза, переносясь мыслями туда…
Вот входит к ней Али, благоухая травами… кладет ей руку на плечо и целует в затылок, нашептывая в ухо слова, полные любви… Не раз наворачивались слезы. Никак не укладывается в голове, что Али аль-Хусейна давно нет в живых, очень давно… Не суждено ему узнать, что она ждет от него ребенка.
Внезапно женщина ощутила новый приступ схваток – как там, в больнице. Но болей нет, просто живот время от времени, со строгой периодичностью, становится твердым, как доска, – плохой признак.
А ведь она очутилась в Средневековье – вокруг мириады опаснейших микробов и бактерий, кишат повсюду – в воздухе и воде, на каждом предмете и куске ткани… В Шангду в тринадцатом веке свирепствовали чума и проказа – об этом она читала в учебнике, готовясь к государственному экзамену. Каких только страшных болезней тогда не существовало! Сейчас-то их нет, о них забыли благодаря успехам современной медицины. Боже мой, как можно жить без обеззараживающих средств, без антибиотиков?! Выжить в таких условиях ее ребенку почти невозможно.
Беатриче ходила по комнате взад и вперед, погрузившись в невеселые мысли.
Из глубин подсознания выплывали все более страшные картины. Вот на нее, размахивая саблями, набрасываются монголы и, выпучив глаза, вспарывают ей живот… Или ее топчут лошади, мчащиеся на полном скаку… И все только потому, что она недоела рис в миске или совершила другой ничего не значащий проступок. Эти картины наводили на нее ужас – перехватывало дыхание, бешено колотилось сердце…
Все это фантазии, успокаивала она себя. Старик Фрейд счел бы, что это всего лишь отголоски полученной в детстве травмы, преломленной подсознанием, или сублимации отношений с отцом и матерью. Кто определил бы, что с ней происходит…
Когда она уже почти отчаялась, боясь впасть в глубокую депрессию, как случилось в Бухаре, явился наконец Маффео, на этот раз в сопровождении Ли Мубая. Китайский врач снова пощупал пульс и провел сеанс акупунктуры – поставил иглы на запястье.
Иголок всего две, но какие! Не сравнить с тонюсенькими серебряными, которыми пользовался современный целитель – вел курс практической медицины у них в больнице. Те гнулись от одного взгляда. А эти, толстые и тупые, – из чистого золота. Ли Мубай заострил их с помощью бруска в ее присутствии, но Беатриче казалось, что в сустав ей вогнали гвоздь. К тому же иглы явно не стерильные. Хранились они в маленькой, обитой шелком шкатулке. О дезинфекции или об элементарном обеззараживании кожи тут нет и речи. Она плотно сжала губы, чтобы не закричать.
Вслед за болезненным уколом – жгучая, как после электрошока, боль, будто по руке сильно ударили хлыстом. В первое мгновение Беатриче решила, что Ли Мубай по незнанию анатомии попал в нерв. Но потом заметила: нет, совсем другое ощущение она сначала приняла за удар. Через короткое время боль стихла и сменилась жжением. По телу разлилась приятная теплота. Иголки в суставе тряслись, как две антенны. Когда все успокоилось, произошло нечто странное. Она почувствовала, как расслабились все мышцы в нижней части живота: в области таза, брюшины и даже мускулатуры матки. С опаской положила Беатриче свободную руку на живот: он снова стал мягким…
Не успела она спросить Ли Мубая, такой ли реакции он ожидал, как тот с улыбкой поклонился и вышел. Эта мягкая и в то же время загадочная улыбка, как будто означающая: «Я знаю все на белом свете и читаю мысли в твоей душе», совершенно вывела Беатриче из себя. Если он так много знает или предвидит, почему так быстро исчез, не произнес ни слова?
– Как твое самочувствие? – Маффео помог ей встать.
– Хорошо, благодарю за заботу, – ответила она, не утруждая себя вежливостью и приветливостью, ведя себя сейчас почти агрессивно. – Я прекрасно развлеклась последнее время. На потолок этой комнаты так же увлекательно смотреть, как вести долгие, содержательные разговоры с Минг. Думаю, за это время мы не сказали друг другу больше тридцати слов.
Ага, он покраснел – кажется, смутился. Что ж, поделом ему!
– Извини, у меня не было возможности…
– Не было возможности? – вскрикнула она. – Я здесь совсем одна, сижу взаперти… Попросила Минг назвать свое полное имя – она чуть не набросилась на меня. Ведь Ли Мубай советовал мне дышать свежим воздухом. Но скажи на милость, как я могу дышать воздухом?! Боюсь даже выйти за двери комнаты! Боюсь заблудиться или нанести кому-то ненароком смертельное оскорбление из-за того, что не знаю здешних обычаев.
– Мне очень жаль, Беатриче. Правда, сожалею, но… – Маффео вздохнул и беспомощно пожал плечами. – Я был очень занят. Джинким попросил сделать для него работу, не терпящую отлагательств.
Переведя дух, она облокотилась на комод с выдвижными ящичками. Постепенно гнев ее смягчился.
– Я тоже сожалею. – Она откинула со лба прядь. – У меня нет никакого права так разговаривать с тобой. Я здесь гостья и должна быть благодарна тебе за это. И я благодарна. Если бы вы не подобрали меня там, меня давно бы не было в живых. Замерзла бы в степи, или меня убили бы монголы, приняв за оборотня.
– Ты имеешь в виду Джинкима? – улыбнулся Маффео. – Тебе не стоит его бояться. Он очень умный и боголюбивый человек и никогда не убил бы безвинного.
Беатриче засмеялась.
– Неужели? А у меня сложилось совсем другое мнение, когда я оказалась с ним недавно лицом к лицу.
Маффео опустил смущенный взгляд.
