Тьма надвигается - Тертлдав Гарри Норман (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
С востока надвигалась новая стая драконов – эти шли ниже под весом нацепленных на упряжь тяжелых ядер.
Когда снаряды посыпались на Вихтгару, Сабрино широко ухмыльнулся.
– Чудесная маленькая война! – вскричал он восторженно. – Чудесная!
Оккупация. Эалстан, конечно, слыхивал это слово до войны – слыхивал не раз и думал, что знает его смысл. Теперь ему довелось изведать горькую разницу между знанием и опытом.
Оказалось, что оккупация – это когда по улицам Громхеорта вышагивают альгарвейские солдаты: все с жезлами наизготовку, и все думают, что каждый встречный должен понимать по-альгарвейски. Тех, кто не знал ни слова на этом неблагозвучном щебечущем наречии – на слух Эалстана оно походило на сорочью болтовню, – могли пристрелить за одно это. И никто не в силах был покарать альгарвейцев за убийство. Командиры их за это, должно быть, награждали.
Оказалось, что оккупация – это когда мать и сестра должны торчать дома и по делам или за покупками посылать Эалстана или его отца. Альгарвейцы чинили не так много насилия, но этого хватало, чтобы приличная фортвежка не вздумала рисковать.
Оказалось, что оккупация – это когда в дом набиваются кузен Сидрок и его родня, потому что шальное ядро превратило их дом в руины. Эалстан понимал, что с тем же успехом это мог оказаться его дом. И тогда он ходил бы, будто оглоушенный, как Сидрок и его отец, брат Хестана, потому что тогда его, а не кузена, сестра и мать были бы похоронены в развалинах.
Оказалось, что оккупация – это когда на каждой стене, которую не обрушило взрывом, налеплен плакат на безграмотном фортвежском. Одни заявляли: «Каунианские царства внесли вас в эту войну». Другие: «Почему вы, фортвеги, за кауниан умирать?» Эалстан не питал добрых чувств к тем каунианам, что селились в границах Фортвега, – разве что когда заглядывался на светловолосых девушек в тугих панталонах. Но если альгарвейцы так старались посеять ненависть к ним, значит, что-то в них должно найтись хорошее!
Оказалось, что оккупация – это когда не имеешь понятия, что случилось с твоим братом Леофсигом. Выносить это было трудней всего.
И все же, хотя эрл Брорда бежал, а в его замке окопался альгарвейский комендант, жизнь продолжалась.
Сестра сунула в полотняный мешок несколько соленых оливок, кусок твердого белого сыра, шмат колбасы с чесноком и горсть изюма.
– Держи, – бросила она. – И не задерживайся. В школу опоздаешь.
– Спасибо, Конберга, – ответил юноша.
– Не забудь по дороге домой зайти к булочнику и купить хлеба, – напомнила Конберга. – А если все булочные будут закрыты, притащи от мельника десять фунтов муки. Хлеб испечь мы с мамой и сами можем.
– Ладно… – Эалстан запнулся. – А если у мельника тоже не будет муки?
– Тогда, – раздраженно ответила сестра, – будем голодать. Что меня вовсе не удивит. Сидрок! – крикнула она. – Ты уже готов? Учитель тебя выдерет как козу и будет прав!
Не успев вытащить черепаховый гребень из густых темных кудрей, Сидрок скатился по лестнице в кухню, чтобы получить такой же, как у Эалстана, обед.
– Побежали, – бросил Эалстан. – Конберга права: если опять опоздаем, о наши спины розги сломают.
– Наверное, – безразлично пробормотал Сидрок.
Быть может, ему хорошая трепка и помогла бы выйти из меланхолии, но Эалстану – нет, и ему вовсе не хотелось заработать розог только оттого, что кузен до сих пор не пришел в себя. Ухватив Сидрока за рукав, он вытащил его на улицу.
Мимо дома никто из альгарвейцев в тот момент не вышагивал, за что Эалстан возблагодарил силы горние. От одного вида килтов у него начинали болеть зубы. Проходить мимо захватчиков без насмешек тоже было мучительно, но рисковать жизнью юноша не собирался. Оккупанты не только с женщинами обходились как им вздумается.
Эалстан был уверен, что Леофсиг и его товарищи не творили ничего подобного на альгарвейской земле. Нет, сама мысль о том, что Леофсиг и его товарищи могли сотворить нечто подобное, не приходила юноше в голову. А даже если и творили, значит, альгарвейцы заслужили кару.
Завернув за угол, Эалстан вышел на главную улицу, где стояла его школа. Тут он уже не мог притворяться перед собой, что Громхеорт остается свободным фортвежским городом. Во-первых, через каждые несколько кварталов на улице стояли альгарвейские посты. Во-вторых, повсюду проросли поганками таблички на чужеземном языке, где сами буквы были начертаны так замысловато, что их едва можно было прочесть, особенно Эалстану, привычному к угловатым фортвежским письменам. А в-третьих, проходя главной городской улицей, юноша ясно видел, как пострадал Громхеорт, прежде чем сдаться на милость победителя.
Альгарвейцы сгоняли горожан на расчистку завалов.
– Работа, твою проклять! – орал солдат в юбке на скверном фортвежском.
Фортвежцы и кауниане, которых захватчики согнали на принудительные работы, уже швыряли в телеги битую черепицу, обломки кирпичей, ломаные доски. Какая-то каунианка нагнулась, чтобы подобрать кирпич, и альгарвейский солдат неторопливо погладил ее по ягодицам.
Та с возмущенным вскриком выпрямилась. Солдаты расхохотались.
– Работа! – приказал тот, что дотронулся до каунианки, и взмахнул жезлом.
Лицо женщины походило на застывшую маску. Она нагнулась снова, и солдат опять погладил ее. В этот раз каунианка продолжала трудиться, словно ее мучителя не существовало на свете.
Эалстан торопливо проскочил мимо рабочих, чтобы альгарвейцы и его не отправили кидать кирпичи. Сидрок последовал за ним, поминутно глядя ошеломленно и жадно, как развлекаются солдаты.
– Да пошевеливайся! – нетерпеливо крикнул ему Эалстан.
– Силы горние, – пробормотал Сидрок скорее себе под нос, чем обращаясь к двоюродному брату. – Вот хорошо бы так… с девчонкой…
– Еще бы – когда она не против, – ответил Эалстан, хотя ему потребовалось изрядно напрячь воображение, чтобы представить девушку, которая захочет, чтобы он так поступил с ней. Но, невзирая на это, он подметил тонкое отличие, от Сидрока ускользнувшее. – Он не с ней это делал. А над ней. Ты ее лицо видел? Да если бы взглядом можно было убивать, она бы всех вонючих рыжиков в городе спалила!
Сидрок мотнул головой.
– Она же просто каунианка.
– Ты думаешь, тому альгарвейцу не все равно? – парировал Эалстан и сам же покачал головой. – Нет, он бы с… – Юноша чуть было не сказал «с твоей матерью», но осекся: удар был бы сильней, чем следовало, – с Конбергой поступил так же. Для людей Мезенцио разницы нет.
– Они победили, – горько буркнул Сидрок. – Вот что получают победители: право творить что хотят.
– Пожалуй, что так, – вздохнул Эалстан. – Я не думал, что мы можем проиграть.
– Еще как смогли, – проворчал Сидрок. – Могло быть еще хуже, веришь? Или ты бы лучше оказался на западе, чтобы по Громхеорту разгуливали кровососы конунга Свеммеля? Если уж выбирать между ними и альгарвейцами…
– Если уж выбирать, я бы выбрал, чтобы все они провалились куда поглубже. – Эалстан вздохнул. – Да только нет такого заклятья. А жалко.
До школы они добрели как раз к первому звонку и ворвались в класс словно ошалелые – Сидроку, невзирая на меланхолию, вовсе не хотелось заработать розог.
– Нет чтобы альгарвейцам сюда ядро уронить! – раздраженно пробормотал он, усаживаясь на табурет.
Но учителя классического каунианского в классе не оказалось, и заметить их опоздания – и покарать – было некому. Вздохнув облегченно, Эалстан обернулся к соседу по парте.
– Что, мастеру Бэде вздумалось облегчиться? – шепотом поинтересовался он.
– Да нет вроде, – ответил сосед. – Я его все утро не видел. Может, альгарвейцы его погнали камни таскать.
– Пускай сам розог попробует, – заметил Эалстан.
Зрелище подвергавшейся насилию каунианки взволновало его. Мысль о том, что на принудительные работы могли забрать школьного учителя, не вызывала никакого смятения.
В комнату вошел какой-то незнакомый тип – фортвежец и вовсе не мастер Бэда, хотя в руке он сжимал такую же указку.
