Песнь колдуньи - Кальмель Мирей (электронная книга .txt) 📗
В голове у Филибера де Монтуазона пронеслась мысль, что сестра могла запросто лишить его состоятельности в амурных делах, но он предпочел эту мысль прогнать. Его мужская сила всегда останется при нем!
— Не знаю, как и благодарить вас за ваши заботы и уход, сестра, — учтиво произнес он.
Альбранта подняла с пола ночной горшок, сунула туда соломинку, радуясь про себя, что удалось заронить в разум шевалье зерно сомнения. Так ему и надо! Из-за него ее ненаглядная Филиппина столько мучилась! Не говоря уже обо всем остальном. Пока не доказано обратное, Альбранта не могла отогнать от себя мысль, что Филибер де Монтуазон может оказаться убийцей. А она еще тратила на него свой драгоценный эликсир!
— Первое время при мочеиспускании вам будет больно. Если через три дня это не пройдет, я подберу вам лекарство. А пока вам не принесли еду и питье, самое лучшее, что вы можете сделать, — это прилечь и отдохнуть.
— А что с Лораном де Бомоном? — спросил он, когда она отвернулась, намереваясь унести горшок с мочой.
— Он скоро уедет, а вы — как только поднаберетесь сил.
— Возвращение Филиппины к отцу означает, что вскоре объявят об их помолвке?
Вспомнив, как похотливо Лоран де Бомон смотрел на Марию, сестра-целительница не решилась соврать, хотя подтверди она его предположение, он навсегда оставил бы в покое Филиппину.
— Она просила передать вам письмо. Я его сейчас принесу, — сказала Альбранта и повернулась к больному спиной, давая понять, что разговор закончен.
Филибер де Монтуазон не стал настаивать. Он закрыл глаза, ощущая сильную слабость. Когда вернулась с бульоном, хлебом и кубком вина сестра Мария, он уже спал. Опасаясь, как бы он снова не впал в беспамятство, она поставила поднос возле кровати и потрясла его за плечо.
— Мессир! — позвала она.
И отпрянула, когда он открыл один глаз.
— Ваша еда, — пробормотала девушка виновато.
Как только он сел на постели, она поставила ему на колени поднос, пожелала приятного аппетита и убежала на свидание к Лорану де Бомону, которое тот у нее вымолил. Девушка знала, что Альбранта ушла за аббатисой.
Юноша ожидал ее у кладовки. Он открыл дверь, и она вошла внутрь следом за ним, сгорая от желания снова оказаться в его объятиях и в то же время полная решимости ему не уступать.
— Как сообщила вам сестра Альбранта, завтра вы уезжаете, мессир. Если вы желаете меня, как я желаю вас, я приеду к вам и мы поженимся, — заявила она безапелляционно, отстраняясь от него на достаточное расстоя-ние, чтобы снова не потерять голову.
— Нежная, прекрасная Мария! — защебетал он и попытался приблизиться к девушке, уверенный, что она готова ему уступить. — Разве могу я быть настолько эгоистичным, чтобы позволить вам отказаться от выбранного пути только ради того, чтобы влачить жалкое существование рядом со мной? Если бы я только услышал шепот вашего сердечка, если бы прочел правду в ваших глазах, прежде чем в них утонуть…
Побледнев в одно мгновение, она отстранилась.
— Я не понимаю вас, мессир…
— Увы, моя ненаглядная, я должен сделать признание прежде, чем вы откажетесь от пострига. Я люблю другую и искренне полагал, что вы об этом знаете. Я и не думал вас обманывать.
Подбородок девушки задрожал.
— Ей не нужна ваша любовь. Она вам об этом сказала. И все в аббатстве это знают. Я думала, вы от нее отказались.
— Я всего лишь расстроился…
— Вы не понимаете… Я напросилась сестре Альбранте в помощницы, чтобы заменить ее. Я люблю вас, мессир. Люблю с того дня, как увидела вас в саду с сестрой Эмонеттой. Я полюбила вас раньше нее и навсегда, поэтому предложила вам себя, когда она вас отвергла. Вы не можете меня оттолкнуть! Я умру! — голос девушки прерывался от волнения.
Ее искренность обезоружила Лорана де Бомона. И это не могло быть уловкой, это был порыв женщины, готовой унизиться перед мужчиной, лишь бы он обратил на нее внимание.
Несмотря на ненависть, испытываемую им к Филиберу де Монтуазону, юноша возблагодарил судьбу за то, что его неожиданное пробуждение помешало ему обесчестить эту девушку. Неужели Филиппина так взбудоражила его кровь, что он бросился, как неумолимый хищник, на столь уязвимую, столь чистую добычу? Да еще в таком месте? Некогда он обвинял шевалье во всех грехах, но сам ведет себя не лучше. Внезапно он ощутил себя достойным презрения, и презирал себя уже за то, что может так о себе думать. Прямо перед ним молча стояла Мария, и слезы текли из ее светлых глаз. Столько любви… И десятой части ее он не видел в глазах Филиппины. Одну только гордость.
— Дайте мне время, — прошептал он, сам себе не веря, — Время забыть ее.
— Я буду ждать вас. Но я не хочу жить во лжи. Я не смогу принять постриг теперь, когда отдала вам свое сердце. Я вернусь к родителям. Поклянитесь, что приедете ко мне, если вам удастся забыть эту любовь. Поклянитесь, мессир. Перед Богом и в его доме.
— Клянусь! — сказал он, и на этот раз вполне искренне. Если, несмотря на все его старания, Филиппина ответит отказом, он женится на Марии. Она достойна стать его супругой, и даже в большей мере, чем любая другая дама, потому что в его груди уже зародилось теплое чувство к ней.
— А теперь уходите, — сказала она, немного успокоившись. — Скоро придут аббатиса с сестрой Альбрантой.
Лоран де Бомон вышел. Ему было неприятно думать о том, что он причинил боль Марии. Он дал обещание, и исполнит его, если Филиппина выйдет за другого. Неважно за кого. Кроме, пожалуй, Филибера де Монтуазона. Он быстрым шагом пересек комнату. Своего соперника он увидел лежащим на боку на кровати. Шевалье как раз сплюнул мокроту.
— Манеры у вас, как я вижу, остались свинские, — отметил Лоран де Бомон.
Филибер де Монтуазон посмотрел на него. В глазах его зажегся злой огонек.
— Зато сноровки все еще достаточно, чтобы засунуть ваши манеры вам в глотку.
Юноша подошел ближе.
— Боюсь, возможности вашего тела не соответствуют вашим притязаниям.
— А значит, мне придется какое-то время терпеть ваше общество, — вынужден был признать Филибер де Монтуазон. — Но я соглашусь только при условии, что вы расскажете мне о ней.
— Наша дуэль глубоко потрясла ее. И она не желает, чтобы мы из-за нее снова пытались убить друг друга.
Губы Филибера де Монтуазона изогнулись в циничной ухмылке.
— И вы, разумеется, готовы подчиниться.
— Я пообещал не проливать вашу кровь и даже вверить Господу вашу участь, хотя каждую ночь испытывал соблазн перерезать вам горло.
Филибер де Монтуазон расхохотался.
— Я что же, должен благодарить вас за то, что вы меня не убили?
— Скорее, за то, что я достаточно сильно ее люблю, чтобы не поддаться искушению.
Их взгляды, острые, как клинки мечей, скрестились.
— Я это ценю, — кивнул Филибер де Монтуазон. — Кто же или что нас рассудит?
— Пускай она сама выберет. А мы будем вести себя как галантные кавалеры, а не как воины.
— А если выбор падет на другого? — спросил шевалье.
— На турнирах у нас будет масса возможностей померяться силами.
— Прекрасно! — согласился Филибер де Монтуазон. — Я за честное соперничество.
— И поклянетесь в этом на вашем нагрудном кресте?
— Вы оскорбляете меня, мессир…
— Оскорбить означало бы не признавать, чего вы стоите, — ответил на это Лоран де Бомон и, поклонившись, задернул за собой занавеску.
Циничный смех шевалье летел ему вслед. Навстречу же шли аббатиса и сестра Альбранта.
— Я принял решение, — объявил им юноша. — Мой отпуск затянулся. Я возвращаюсь к дофину.
— Да хранит вас Господь, сын мой, — благословила его аббатиса, протягивая ему руку.
Он склонился, чтобы поцеловать ее, а выпрямившись, повернулся к сестре Альбранте. Облегчение, которое она испытала, узнав, что он все-таки уезжает, было написано на ее лице, и она не пыталась этого скрыть.
— Сестра, я уеду на рассвете, — обратился к ней Лоран де Бомон. — Я предупрежу конюха и попрощаюсь с тетей. Знайте, я увожу с собой воспоминания о вашей доброте и буду молиться за вас…
