NZ /набор землянина/ (СИ) - Демченко Оксана Б. (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Кто подписал первым?
— Габбер, таково протокольное правило, нейтралы всегда визируют первыми, — охотно отозвался носитель, гладя бок квиппа-штампа. — Если вас интересуют подробности, могу заверить, и это есть в записях: габбер Серафима строго рекомендовала всем прочесть договор перед подписанием. Что лично я и проделал. Применив все имеющиеся средства. Ваш посол не… снабжен средствами?
— Это вне нынешнего обсуждения. Я вас выслушал. Вопрос о полномочиях нейтралов мы еще обсудим. Но пока что по договору в его текущей редакции: заявляю официально наш категорический отказ, — ровным тоном сказал большой босс и нехотя повернул голову к Хуссу, признав, что и эта сторона договора есть в природе. — Будете настаивать на параграфах один-три неустойки или ограничимся особым случаем, прописанным в четвертом?
Шесть послов резко возжелали реанимации. Дрюккель победно завибрировал жвалами. Я поняла, что живучести мне маловато и валить бы надо — куда угодно, прямо сейчас, без оглядки… Три параграфа изобрели Гюль и Кит. Там было много, и все про средства, уступки во влиянии, а еще от меня — про восстановление статуса тэя Альга и полное расследование с привлечением габ-дознавателей. Четвертый параграф самый короткий, как всегда в историях с золотыми рыбками: исполнение одного высказанного устно пожелания йорфов. Применялся он только в день подписания и подлежал немедленному исполнению.
Хусс на миг замер. На него было жалко смотреть: желаний все же оказалось больше, то есть держали йорфов крепко, и сейчас одному из них надо было выбрать за всех что-то главное, жертвуя прочим. Может быть, безвозвратно.
— Смена статуса нашего незаконно взятого нами на воспитание ребенка на «по согласованию сторон принятый расой йорф» и доставка обратно на эту планету, — тихо выговорил он.
— Вы понимаете, что по второму вопросу мы предпримем свои шаги? — уперся большой имперский босс.
— Мы никогда не верили до конца в реальность второго вопроса, — поморщился Хусс. — Наше условие высказано вслух.
— Мы готовы без каких-либо промедлений снять с означенного лица статус имперского тальфа. Мы подтверждаем согласие передать его вам и считать расу йорф его приемными родителями с полным объемом прав, — без выражения выговорил далекий от нас важный имперец. — Означенное лицо находится в катере близ зоны перехода ближнего к вам магистрального габ-порта. Мы передаем его вместе с катером. Могу добавить, — проигравший улыбнулся так, что сам показался змеей более, чем любой йорф, — мы помимо воли исполняем и второе ваше тайное желание. Объект, как я вижу по данным отчета, пытался нарушить условия содержания, покинул зону безопасности и по своей же неосторожности стал носителем того, во что вы не поверили. Зря не поверили. Но через пять условных суток ваш воспитанник прибудет, и вы сможете убедиться.
Имперский большой прыщ сгинул. Посол оскалился на меня и гордо покинул купол, хотя по лицу видно: думал, как бы самому застрелиться, дело для него — дрянь. Дрюккель еще немного постоял, с восторгом изучая договор. Глянул на меня.
— Габбер, настаиваю на уточнении: вы использовали для подписания морфа?
— Да. Есть закон, запрещающий писать текст при помощи впитавшего чернила морфа?
— Нет, — восхитился носитель. — Если текст был согласован заранее и вы, будучи условно парным организмом, осознанно его внесли.
— Осознанно, подтверждаю. У меня дома во всяком договоре есть уточнения мелким шрифтом, — сообщила я доверительно. — Это… традиция.
— Ваша раса не безнадежна, — задумался дрюккель, впихивая в глазницу подобие линзы и снова рассматривая все крошечные буквы, которые морф умудрился втиснуть в то, что казалось невооруженному глазу сплошной жирной линией. — Это так… изящно. Мы отбываем в превосходном настроении.
Он процокал к выходу, сопровождаемый свитой, следом ломанулись прочие послы, за лупами и пониманием. Я оглянулась на Хусса, уверенная, что теперь-то он доволен. И увидела едва живого йорфа, серого, с бессильно обвисшими змеями волос.
— Что не так? — ужаснулась я.
— Воспитанник — случайная привязанность расы. Мы сами удивлены тому, как сильна оказалась наша привязанность. Вероятно, мы действительно старая раса и устали от… одиночества взрослых, — тихо выговорил йорф, стоящий рядом с Хуссом и такой же полумертвый. — Его обещали казнить… за измену. Это урегулировано. Но империя все же не солгала, они нашли кладку. И они внедрили кладку в органику. Теперь наш воспитанник — корм для нашей же древней кладки. Через пять дней изменить что-либо не сможет ни один лекарь. Мы не оплачиваем жизнь смертью, но мы обречены на бездействие.
— Кит! — завизжала я и опрометью бросилась прочь из купола.
Йорфы так удивились, что заковыляли следом. Так что взлет дома наблюдали и они, и нерасторопные послы, которые все рассаживались в свои транспорты и никак не могли ускорить процесс, описанный этикетом до последнего жеста. Когда носитель уронил квиппу, я ощутила пьяный восторг, почти как имперский посол недавно.
— Это… — тихо шамкнул дрюккель.
— Это Кит, — гордо подтвердила я. — Очень добрый и большой.
Йорфы стояли слитной группой каменных идиотов. Я показала им язык и отвернулась. Не люблю змей. Дважды не уважаю змей, которые, блин, разучились жалить врага. Пережили свой яд. Эту фразу про старую гнилозубую кобру из известной книги я помню наизусть.
Минут через двадцать по моему внутреннему счету времени корабль, более не прикидываясь каким-то там домом, пошел на посадку. Я бы не успела добежать до края поселка, да-а…
Из люка носом в траву, с ускорением, вылетел черноглазый вертлявый тинэйджер. Извернулся, затравленно косясь на пестрое собрание и отползая задом под борт, как можно дальше. Затем увидел Хусса и метнулся к нему, уткнулся в живот и принялся жалко хныкать.
— Слабак, — изрекла я.
— Его сегодня должны были казнить… как казнили того тэя. Нам показали весь процесс, — нехотя признал Хусс, гладя чужое дитя по голове. — Сима, вы очень странное существо. Вас взяли на борт упрямцы из сектора кэфов, хотя лично я постарался бы уклоняться от вас на полгалактики самое малое. Кто бы мог подумать… что зря. Сима, у вас есть намерение высказать вслух свое пожелание?
— Без договора, — предупредила я. Прищурилась и выбрала желание. — А знаете, уважаемый Хусс, подарите кусок вашей пожилой галактики морфам. Тогда их неизбежно признают разумными. Иначе у вас и у них подарок не оттяпать, заповедники делить сложнее, чем просто сельхозугодия.
Никто не понял моих аналогий, но и спорить на сей раз не стали вроде. Молчат, переваривают.
— Упорядоченность будет голосовать за, — важно изрек посол Дрюккеля, встряхнул золотистую накидку — и она снова нежно, совершенно осознанно, обняла хитиновую спину. Дрюккель погладил своего морфа. — Габбер Сима, я полагаю, во имя благополучия универсума вас следовало бы отправить домой, как того прямо теперь требует империя. Но мы пока не учтем их запрос, хотя каждой квиппе — своя грядка. Да. Помните это. Мудрый закон выживания.
Он удалился. Я снова посмотрела на йорфа. Спросила, отделят ли теперь дитятю от загадочной кладки. И что дает бессмертным последняя.
— Нельзя ничего перепрыгнуть, — без сожаления сообщил Хусс. — На сохранении первичных материалов расы настояли кэфы, это было очень давно и тогда мы только начинали опыты с продолжительностью жизни и иными параметрами организма. Теперь первичное от нас отделено слишком многими изменениями… Мы стали, в общем-то, несовместимы со своим же исходным кодом. Однако он, в отличие от нас, имеет потенциал развития. Мы поживем здесь еще немного, циклов триста, пожалуй. Подберем систему планет помоложе и потеплее там, за силовым барьером. Засеем. И начнем сначала. Бережно, под наблюдением. Кэфы нас предупреждали, но мы тогда не поняли. Пора уходить. Старшие должны однажды уходить, это правильно.
История шестая
Все лучшее — людям
Хорошо иметь домик в деревне. Утром вы встаете лениво. Домик вас будит, угощает и приветливо распахивает дверь, провожая на прогулку. За вами след в след топает роскошная, как Клеопатра после дополнительного тюнинга, подруга. Пялится на вас и думает очень нескромно: быть или не быть подругой, а то варианты все в наличии. Из соседних домов выходят и любезно вам улыбаются Хусс и Шосс, не братья, но, как ни присматривайся, по мне — начисто близнецы. Оба рады, потому что однажды я улечу. Они верят в лучшее. Я тоже верю. Иначе свихнусь от сельской тоски.
