Верное слово - Зарубина Дарья (книги полностью .TXT) 📗
– Достаточно, – поднял руку Потёмкин. – Ты, Рома, машины любишь едва ли не больше магии, но… Ждите здесь, я пошёл.
Тяжело приволакивая ногу, Виктор Арнольдович заковылял к машине. Дверца распахнулась, на выгоревшую траву поспешно выбрался сухой, худой, невысокий человечек в старомодном и совершенно неуместном здесь светлом летнем костюме, с потёртым кожаным портфелем. Вскинул голову, увидал Потёмкина и тотчас махнул ему рукой: жди, мол. Сам побежал по полю с удивительной для его лет резвостью, придерживая правой рукой шляпу.
Настоящий учёный не выйдет из дома без пиджака, галстука и шляпы.
Как при старом режиме.
Впрочем, Решетникову эти слабости прощались.
Они с Потёмкиным обнялись молча. Не здороваясь, не обменявшись и парой слов, склонились над картами и расчётами.
– Иван, Рома, периметр, – напомнил, не поднимая головы, Отец.
Младшие маги, недоумённо переглядываясь, отправились выполнять приказ.
Решетников расстегнул пряжки, из портфеля появилась пачка листов, исписанных летящим лёгким почерком – вдоль, поперёк, сбоку, снизу вверх, сверху вниз и зачастую даже одно поверх другого.
– Посчитал я тут немного, Витя… – Он положил шляпу, аккуратно промокнул платком лоб и очень короткий ёжик седых волос, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
Виктор Арнольдович с тревогой смотрел, как его учитель перебирает бумаги.
Профессора, доктора наук и членкора Александра Евгеньевича Решетникова знали все маги. Знаменитый теоретик, по чьим книгам училось не одно поколение. Правда, за последние пять лет старый учёный сильно сдал, как, впрочем, и сам Потёмкин.
Виктору всё тяжелее было двигаться, правая нога почти не слушалась. Начали подводить глаза. Впрочем, и Александр Евгеньевич не мог похвастать хорошим зрением, листы с расчётами приходилось подносить к самым очкам с толстыми сильными линзами.
– Посчитал я тут немного, Витя… – повторил он, поднимая одну из страниц и протягивая Потёмкину. – Спасибо, что сразу дали всю телеметрию. Молодцы ваши ребята, шустры. Пока сюда добирались, видишь, сколько карандаша извёл… Только, как я понимаю, – он прищурился, – самое-то главное, конечно, в отчёт не вписано?
– Не вписано, учитель, – мрачно подтвердил Потёмкин.
– Понятно, – покивал Решетников. – Пока орлы наши, Витя, ходят, давайте-ка присядем. Подумаем. За оперативность спасибо, конечно, только непонятно мне: вы-то, Витя, с чего насторожились? Что вас, друг мой, так напугало, что аж меня вызвонили? Кто тревогу поднял, кто наряд вызвал? Ясно ведь, что не сами студенты. Они, бедолаги, даже не поняли, что произошло. Слишком быстро всё случилось, если верить вот этому, – он кивнул на покрытый разноцветными значками планшет.
– Наблюдатель от министерства вызвал. Им первым пришло сообщение, решили сперва, что обычный подрыв. Местные тревогу подняли, когда ночью началось.
– И что же, отправили команду?
Потёмкин покачал головой.
– Наблюдатель, даром что младший лейтенант зелёный, сообразил. Первый же проход дал нестандартную диаграмму.
– Сетью Кибицкого? – уточнил Решетников.
Потёмкин слабо улыбнулся.
– Ну что вы, Александр Евгеньевич. Слишком многого вы хотите от провинциального лейтенантика, вчера из училища. Зондаж, по Стешиной. Самое простое, но и самое безотказ…
– Я знаю, что такое зондаж по Стешиной, – перебил Решетников. – Вы чему улыбаетесь, Витя?
– Да так, учитель. Только что так же вот Ефремова своего отчитывал. А теперь вы меня.
Старый профессор тоже улыбнулся – но одними губами.
– Это что! Погодите, как бы с Кощеем говорить не пришлось…
– С Кощеем? – вполголоса и невольно оглянувшись, проговорил Потёмкин. – Не поминайте всуе. Не ровён час…
– Да уж, Иннокентий Януарьевич может, – зябко передёрнул плечами Решетников. – Он как чует, где его меньше всего ждут. Вот уж точно, Кощей Бессмертный. Он ведь ещё меня учил. Тогда… при царе.
– Сколько ж ему? – наморщил лоб Виктор Арнольдович. – Девяносто? Девяносто пять?
– Девяносто шесть, к вашему сведению, – Решетников принялся протирать очки. – Девяносто шесть, и резвее многих.
– Да уж… – совсем тихо заметил Потёмкин. – Любит он напомнить, что «при дворе трёх императоров служил»… Уж про трёх, верно, преувеличивает, но…
– Нисколько, Витя. Трёх императоров, и не только. – Казалось, Решетников даже рад чуть отвлечься от текущего. – Служить начал при Александре Втором Освободителе, карьеру сделал при Александре Третьем Миротворце, а возглавил один из отделов, как это говорится, «охранки» уже при Николае Втором Кровавом…
– При Керенском Владимира Ильича арестовать пытался, говорят, – усмехнулся Виктор Арнольдович.
– Вот именно. Потом у белых служил, лютовал. Потом не слышно о нём было какое-то время, а уже в двадцать третьем, когда институт снова открывали, я его и встретил. Чуть не упал – стоит, в кителе новеньком, фуражка с околышком малиновым, орден боевого Красного Знамени на груди. Когда только получить успел! И «маузер» на пузе. Именной, от Феликса Эдмундовича. Зачем, спрашивается, нашему Кощеюшке «маузер»?
Потёмкин только фыркнул возмущённо.
– Ладно, – Решетников поморщился, с усилием потёр щёки, словно возвращая себя к реальности. – И в самом деле, не стоит лиха будить. Обратит на это Кощей внимание – век не отвяжемся, а если покажется упырю, что не так мы на него посмотрели, то и в виноватые выйдем запросто… Ладно, давайте-ка по делу, пока капитан ваш мешкает. Так что у нас дальше было?
– Что было… от наблюдателя пошло по инстанциям, а я…
– Ну, договаривайте, Витя, договаривайте, – поторопил Решетников.
– Сообщили мне, – выдавил наконец Виктор Арнольдович.
Решетников снял очки, повертел в руках, протёр лишний раз. Долго и тщательно устраивал их на носу, словно архиточный телескоп.
– Разумно, Витенька, очень разумно. Ученики ваши повсюду, я знаю. И Отцу своему верны.
– Так и ваши, Александр Евгеньевич, тоже, – развёл руками Потёмкин. – И вас тоже… во тьме неведения не оставляют, как видите.
– Вижу, Витя. То и ценю. Ну, а почему эти места вы, друг мой, под присмотром держите, можете даже и не говорить. «Зигфриды» тут полегли, если я ничего не путаю, при прорыве из Корсунь-Шевченковского котла. Вы ж тогда с группой их и останавливали, и орден за то получили… Всё верно?
– Верно, – глухо сказал Потёмкин. – Такое не забудешь. Вот и приглядывал.
Решетников кивнул, снова достал из кармана платок, провёл по лбу и бровям, но Виктор всё равно заметил странное выражение, мелькнувшее в глазах старика.
– В общем, примчались вы сюда, Витя, со всей спешностью. И ребят своих привезли. Хотел бы я знать, что вы там, в министерстве, им наплели, когда командировку подписывали. Впрочем, какая разница. – Он пожал плечами. – Что думаете? Данные сложные, но… всё бывает, в конце концов. Ну, так что же? Напишете, что детишки, мол, на магоснаряд напоролись? На наш или вражеский? – Решетников прищурился за толстыми стёклами очков, посмотрел на зелёный холм и перелесок за ним. На склоне в круге истоптанной зелени что-то темнело. К темному тянулся след из примятой травы. Видно, один из поисковиков какое-то время оставался жив и пытался ползти. – К тому же, похоже, не все там мгновенно погибли. Как раз для «снаряда» и сгодится.
– Вот что в отчёте напишу, то с вами и хотел обсудить, учитель.
– Вы, Витенька, меня в ваши игры не втягивайте, – тотчас же покачал головой Решетников. – Хотите, чтобы я помог, – говорите всё толком, в молчанку не играйте.
– Да я и не играю, – развёл руками Потёмкин. – Просто… снаряд… сами понимаете…
– Понимаю, Витенька, понимаю, – почти ласково сказал профессор. – Никакой это не снаряд, не мина, даже не этот, как его, «гефлюгелтен шрекен». Немцы его только на Сандомирском плацдарме впервые применили… И любой из главка, кто хоть что-нибудь в нашем деле смыслит, на это сразу же внимание обратит. Родилась у меня, признаться, пока сюда ехал, мысль, что это две пачки «хеллишен фледермаус», тандемом если. Но теперь вижу, что нет. Ну, так что же остаётся, Витя?
