Кровавый рыцарь - Киз Грегори (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .TXT) 📗
Когда Стивен задумался, как может выглядеть скрипторий сефри, он неожиданно сообразил, что никогда не видел письменных источников этого народа и не слышал, чтобы у них было собственное наречие. Как правило, они разговаривали на диалекте той местности, где жили. У них имелся своего рода тайный язык, но они редко им пользовались. Эспер как-то раз немного поговорил на нем для Стивена, и тот даже сумел различить слова примерно пятнадцати разных языков, но ни одного, которое показалось бы принадлежащим собственно сефри.
Он предположил, что сефри были порабощены так давно, что забыли свой язык, перейдя на грубый диалект, разработанный скаслоями для рабов. И они так ненавидели его, что сразу же, как только их хозяева были уничтожены, отказались от него и перешли на языки людей.
Звучало вполне правдоподобно. Стивен читал в нескольких источниках, что человеческое горло и язык не в состоянии воспроизводить звуки родного языка скаслоев, поэтому те изобрели некое наречие, на котором могли разговаривать и они сами, и их рабы. Люди-рабы все должны были знать его, но многие сохранили и собственные языки, чтобы общаться между собой.
Однако из наречия рабов в современных диалектах не сохранилось почти ничего. Виргенья и ее последователи предали все творения скаслоев огню и запретили язык рабства. Они не учили ему своих детей, и язык умер.
«Скаслос» – видимо, единственное дошедшее до нас слово из этого наречия, размышлял Стивен, но и оно приобрело окончание «ос» для единственного числа и «ои» для множественного свойственные древнекаварумскому, языку людей.
Возможно, истинное имя этой демонической расы забыто.
Стивен остановился на берегу более широкого канала, чем те, что он пересекал до сих пор, и по коже у него побежали мурашки, когда ему в голову пришла нечестивая мысль.
А что, если не все скаслои умерли? Что, если они, как греффины, уттины и никверы, где-то спрятались и проспали все это время? А что, если эта болезнь, этот враг, и является древнейшим врагом человечества?
Несколько часов спустя он заснул прямо с этой тревожной мыслью на матрасе, благоухающем запахами сефри.
Он проснулся от сильного пинка, пришедшегося ему в ребра, и обнаружил, что над ним стоит уже знакомая девочка и смотрит на него сверху вниз.
– Как тебя зовут? – пробормотал он.
– Старквин, – ответила она. – Старквин Вальсдотр.
– Старквин, ты понимаешь, что твои родители умирают?
– Мои родители уже мертвы, – тихо проговорила она. – Погибли на востоке, сражаясь с греффином.
– Однако ты не испытываешь печали.
Она поджала губы.
– Ты не понимаешь, – сказала она наконец. – У них не было выбора. У меня не было выбора. А теперь, пожалуйста, следуй за мной.
Он прошел за ней к лодке, на которой сюда приплыл, и она жестом указала ему садиться внутрь.
– Только мы с тобой? – спросил он. – А где Дреод?
– Готовит наших людей к бою, – сказал он.
– С кем?
– Что-то наступает, – пожала она плечами. – Что-то очень плохое.
А ты не боишься, что я могу справиться с тобой и убежать?
– А зачем? – спросила Старквин.
В тусклом свете ее глаза казались влажными и черными, как деготь. Бледное лицо и светлые волосы делали ее похожей на привидение.
– Может быть, потому что мне не нравится быть пленником.
Старквин устроилась у руля.
– Сядешь грести? – спросила она.
Стивен занял предложенное ему место и положил руки на весла, оказавшиеся прохладными и легкими.
– Ты захочешь с ним поговорить, с тем, к кому мы сейчас направляемся, – сказала Старквин. – И я не думаю, что ты меня убьешь.
Стивен налег на весла, и лодка почти беззвучно заскользила по воде прочь от каменного причала.
– Занятно слушать, как ты говоришь про убийство, – заметил Стивен. – Знаешь, ведь слиндеры нападают не только на греффинов. Они еще и людей убивают.
– Ну… – отсутствующим тоном протянула Старквин. – Ты ведь тоже убивал.
– Плохих людей.
Она рассмеялась, и Стивен вдруг почувствовал себя ужасно глупо, словно решил прочитать сакритору лекцию о священных текстах. Но мгновением позже девочка посерьезнела.
– Не называй их слиндерами, – сказала она. – Они пожертвовали всем, а ты этим словом оскорбляешь их подвиг.
– А как вы их называете? – спросил он.
– Вотены, – сказала она. – Мы называем себя вотены.
– Это означает просто «безумные», не так ли?
– Точнее, божественно безумные, или вдохновленные. Мы – буря, которая очистит лес.
– Неужели вы действительно поможете Терновому королю уничтожить мир?
– Если его нельзя будет спасти иначе.
– С вашей точки зрения, это разумно?
– Да.
– А с чего вы взяли, что он прав? Откуда вам знать, что он вас не обманывает?
– Он нас не обманывает, – сказала она. – И ты это тоже знаешь.
Она вела лодку по темным водам, и вскоре они оказались в тоннеле с настолько низкими сводами, что Стивену пришлось наклонить голову, чтобы не удариться. Плеск воды убегал вперед и возвращался эхом.
– А откуда ты родом, Старквин? – громко поинтересовался Стивен. – Из какого города?
– Колбели в греффи Холтмар.
По спине Стивена пробежал холодок.
– У меня друг оттуда родом, – сказал он. – Винна Рафути. Старквин кивнула.
– Винна была славной. Она часто играла с нами и угощала ячменными сухариками, когда ее отец делал пиво. Но она была слишком старой. Не из нас.
– У нее был отец…
– Хозяин таверны «Свиные сиськи».
– Он тоже стал вотеном?
Старквин покачала головой.
– Он ушел, когда мы начали поджигать город.
– Вы сожгли свой родной город? Она кивнула.
– Это следовало сделать. Его там не должно было быть.
– Потому что так сказал Терновый король.
– Потому что не должно было быть. Мы, дети, всегда это знали. И нам пришлось убедить взрослых. Некоторых убедить не удалось, и они ушли. Фралет Рафути был одним из них.
Они плыли дальше в молчании. Стивен не знал, что еще сказать, а Старквин, судя по всему, не собиралась по собственной воле продолжать разговор.
Потолок снова начал подниматься и наконец сделался таким высоким, что слабое сияние ведьминых огней перестало достигать его. Через некоторое время впереди появилась далекая косая полоска света, и Стивен понял, что это луч солнца, которь пробивается сквозь отверстие в своде пещеры.
Старквин подвела лодку к очередной каменной пристани.
– Здесь вырезаны ступени, – сказала она. – Они ведут выходу.
– Ты со мной не пойдешь?
– У меня есть другие дела.
Стивен посмотрел девочке в глаза, оказавшиеся зелеными в падающем сверху солнечном свете.
– Это не может быть правильным, – сказал он ей. – Все эти смерти, все эти убийства… нет, это не может быть правильным.
Какая-то неясная тень промелькнула по ее лицу, словно проблеск серебристой рыбки в глубоком пруду, в следующее мгновение снова пустом и спокойном.
– Если присмотришься, увидишь: жизнь всегда состоит из прихода и ухода, – сказала она. – Всегда что-нибудь рождается и что-нибудь умирает. Весной рождается больше, поздней осенью больше умирает. Смерть гораздо естественнее жизни. Кости мира – это смерть.
У Стивена перехватило дыхание.
– Дети не должны так говорить, – сказал он.
– Дети это знают, – возразила Старквин. – Это взрослые учат нас, что цветок прекраснее гниющего трупа собаки. Он помог нам сохранить знание, с которым мы родились. Каждый зверь, не умея лгать самому себе, понимает это самой своей сутью.
Печаль и жалость, охватившие Стивена, неожиданно куда-то делись, и на мгновение он настолько разозлился на девочку, что ему захотелось ее задушить. Среди сомнений и неуверенности это простое и злорадное желание оказалось таким чудесным и ужасающим, что он едва не задохнулся. Спустя мгновение все прошло, однако дрожь осталась.
Это не укрылось от глаз Старквин.
– Кроме того, в тебе смерть есть в любое время года, – тихо проговорила она.
