Черный дом - Кинг Стивен (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗
Ухмылка Пита становится шире, и в этот момент он очень похож на своего сына, Эбби, приятеля Тайлера Маршалла (кстати, именно Эбби Уэкслер показал палец проезжающим Джеку и Генри). Пит задается вопросом, а не найти ли ему Батча и сказать, что тому пора помыть М18, а заодно, разумеется, тамошнего жильца, или не мешать Батчу самому узнать, что Берни в очередной раз обделался. Возможно, Берни вернется в М18 и даст волю пальцам, размазывая говно по всей комнате. Это, конечно, хорошо, но не менее приятно посмотреть, как вытянется лицо Батча, когда он, Пит, скажет ему…
– Пит…
О нет. Откуда только взялась эта сука? Красивая, конечно, сука, но сука есть сука. Пит не двигается с места, не смотрит на нее, в надежде, что она уйдет, если он ее проигнорирует.
Напрасная надежда.
– Пит.
Он поворачивается. Видит перед собой Ребекку Вайлес, нынешнюю секретаршу большого босса. Сегодня она в светло-красном платье, возможно, в честь Клубничного фестиваля, и в черных туфельках на высоких каблуках, возможно, в честь своих отличных бедер. Пит представляет себе, как эти бедра охватывают его, а туфельки оказываются где-то над поясницей, потом видит картонную коробку, которую она держит в руках. Похоже, для него нашлась работа. Замечает Пит и поблескивающее кольцо у нее на пальце, с каким-то драгоценным камнем размером с яйцо малиновки, но цветом куда бледнее. Он задумывается, и не в первый раз, что должна сделать женщина, чтобы заработать такое кольцо.
Она стоит, постукивая ножкой по полу, не мешая ему смотреть. За его спиной Чарльз Бернсайд продолжает медленно продвигаться к мужской комнате. Глядя на этого дряхлого старика с костлявыми ногами и растрепанными волосами, можно подумать, что дни, когда в нем бурлила жизнь, остались в прошлом. Но впечатление обманчиво. Более чем обманчиво.
– Миз Вайлес? – наконец выдавливает из себя Уэкслер.
– Актовый зал, Пит. Одна нога здесь – другая там. И сколько раз тебе говорили, что нельзя курить в помещении, где живут пациенты.
Прежде чем он успевает ответить, она разворачивается и, сексуально покачивая бедрами, идет к актовому залу «Макстона», где во второй половине дня должны состояться танцы, венчающие Клубничный фестиваль!
Со вздохом Пит прислоняет швабру к стене и следует за ней.
Чарльз Бернсайд остается один в коридоре крыла «Маргаритка». Пустота в его глазах исчезает, теперь они светятся блестящим, но смертоносным умом. И выглядит он сейчас куда моложе. Срущий в постель Берни исчез. Его место занял Карл Бирстоун, с дьявольской жестокостью убивавший детей в Чикаго.
Карл… и что-то еще. Что-то – не человек.
Он… оно… улыбается.
На столе стопка бумаг, прижатая круглым камнем размером с кофейную чашку. На камне надпись черными буквами: «ЛЮБИМЫЙ КАМЕНЬ БАТЧА».
Берни хватает любимый камень Батча Йерксы и быстрым шагом, все еще улыбаясь, направляется в мужскую комнату.
В актовом зале вдоль стен расставлены столы, накрытые красными бумажными скатертями. Позже Питу предстоит поставить на них маленькие красные настольные лампы (с питанием от батареек, никаких свечей для стариков). Стены украшают приклеенные скотчем большие картонные клубничины, некоторые заметно потрепанные: их вешают и снимают каждый июль с тех пор, как Герберт Макстон открыл свое заведение в конце шестидесятых годов. Центр актового зала, устланного линолеумом, пустует.
Во второй половине дня и в начале вечера старики и старушки, которые еще передвигаются на своих двоих и имеют желание потанцевать, «оттянутся» здесь под музыку больших оркестров тридцатых и сороковых, прижимаясь друг к другу в медленном танце, а некоторые даже подрыгают ножками (три года назад Ирвинг Кристи получил микроинфаркт, попрыгав под «Не сиди под яблоней с другим»). О да, на танцах, завершающих Клубничный фестиваль, всегда происходит что-то интересное.
Ребекка сама сдвинула три деревянных поддона и накрыла их белой материей, создав основу для подиума Симфоническому Стэну. В углу стоит сверкающий хромом микрофон с большой круглой головкой, реликт тридцатых годов, прямиком из клуба «Коттон». Микрофон – один из самых дорогих экспонатов коллекции Генри Лайдена. К стене прислонен длинный картонный футляр, в котором микрофон прибыл днем раньше. На подиуме, под балкой, украшенной белым и красным крепом и картонными клубничинами, – стремянка. Увидев ее, Пит злится. Ребекка Вайлес побывала в его чулане. Вездесущая сука! Если она украла щепотку-другую его травки, клянусь Богом…
Ребекка кладет коробку на подиум, шумно выдыхает, выпрямляется. Откидывает прядь шелковистых каштановых волос с раскрасневшейся щеки. Еще утро, так что день обещает быть очень жарким. Для округа Каули в июле это обычное дело. Проветрите ваше нижнее белье и удвойте количество дезодоранта – таков на подобный случай совет Джорджа Рэтбана.
– Я уж думала, что ты никогда не придешь, – говорит Ребекка.
– Я здесь. – Голос у Пита недовольный. – Похоже, ты отлично справляешься и без меня. – Он подходит к подиуму, наклоняется и смотрит на коробку, на которой, как и на микрофоне, печать: «СОБСТВЕННОСТЬ ГЕНРИ ЛАЙДЕНА». В коробке маленький прожектор с накрученным на него шнуром и круглый розовый светофильтр, предназначенный, чтобы окрашивать луч в клубничный цвет.
– Что это за дерьмо?
Ребекка дарит ему ослепительную улыбку-предупреждение. Даже для довольно туповатого Пита смысл этой улыбки понятен: приятель, если не хочешь неприятностей, попридержи язык.
– Свет, – отвечает Ребекка. – С-В-Е-Т. Должен висеть вон там, на том крюке. К-Р-Ю-К-Е. На этом настаивает диджей. Говорит, что ему это необходимо для создания должного настроя. Н-А-С…
– А что случилось с Уини Эрикссоном? – бурчит Пит. – Уини обходился без этого дерьма. Два часа проигрывал эти чертовы пластинки, несколько раз прикладывался к фляжке, потом ставил точку.
– Он переехал, – в голосе Ребекки безразличие, – кажется, в Расин.
– Ну… – Пит поднимает голову, изучает балку, увитую гирляндами красного и белого крепа. – Я не вижу крюка, миз Вайлес.
– Иисус на велосипеде. – Она взбирается на стремянку. – Вот. Или ты слепой.
Питу, определенно не слепому, редко удается полюбоваться таким зрелищем. Поскольку стоит он на полу, а она – на пятой ступеньке, то отлично видит ее бедра, красные кружева трусиков, аппетитные ягодицы.
Она смотрит на него, замечает вытаращенные глаза, прослеживает за взглядом. Выражение ее лица смягчается. Как мудро заметила ее дорогая мама, некоторым мужчинам одного вида трусиков достаточно, чтобы превратиться в круглых дураков.
– Пит. Земля – Питу.
– Что? – Он вскидывает голову выше, рот открыт, на нижней губе капелька слюны.
– В моем белье никакого крюка нет, я в этом абсолютно уверена. Но если ты посмотришь наверх… на мою руку, а не задницу…
Он смотрит наверх, по-прежнему с мечтательным выражением лица, и видит, как палец с красным ногтем (в день Клубничного фестиваля другого цвета Ребекка не признает) постукивает по поблескивающему среди крепа крюку.
– Крюк, – говорит Ребекка. – Прикрепи фильтр к прожектору, повесь прожектор на крюк. Свет станет нежно-розовым, как и просил диджей. Ты меня понял?
– Э… да…
– Тогда поднимайся.
Она спускается со стремянки, решив, что Пит Уэкслер уже налюбовался ее ногами. Пит, у которого уже все встало, вынимает из коробки прожектор и фильтр. Когда он поднимается на стремянку, его ширинка оказывается на уровне лица Ребекки. Она видит, как раздулись штаны Пита, и с трудом подавляет улыбку. Мужчины – дураки, это точно. Некоторые из них милые дураки, но дураки все. Просто одни дураки могут позволить себе кольца, путешествия, поздние ужины в ночных заведениях Милуоки, а другие – нет.
Так что некоторых дураков можно убедить лишь повесить прожектор, большего проку от них не будет.
– Эй, парни, подождите, – кричит Тай Маршалл. – Эбби! Ронни! Ти-Джи! Подождите!
