Алмазное сердце - Шевченко Ирина (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
— Женщина, — вздохнула с тоской Ула. — Человеческая женщина, его жена.
— Вожак не может жениться на человеческой женщине?
— Вожак может все! — сказала как отрезала волчица. — Но мать моего внука не хотела жить в стае. Она любила свой мир. А Рэйк слишком любил ее, чтобы настаивать.
Вода остывала, но вылезать из корыта мне не хотелось. Зачем, когда можно подтянуть к подбородку голые коленки, обхватить их руками и слушать красивую, похожую на сказку, историю любви?
Но Ула не желала баловать меня подробным рассказом и умолкла.
— А ваш муж не возражал против такого решения сына? — не унималась я, проявляя воистину неприличное любопытство.
— Как он мог возражать? — удивилась шаманка. — Кто заставит волка пойти против его сердца? К тому же сам Великий Предок отказался когда-то от прежней жизни и облика ради человеческой женщины.
— Сам Великий Предок, — повторила я зачарованно.
— Да. Хочешь послушать? — казалось, она поддразнивает меня. — Тебе какой вариант: покороче или подлиннее? Если подлиннее, мне нужно разжечь костер и достать бубен.
Поняв, что она смеется, я согласилась на короткий вариант легенды.
Ула подлила в корыто горячей воды и принесла мне до краев наполненную травяным чаем кружку.
— Ну, слушай…
Чай был сладкий. Привкус меда, как по мне, лишь портил напиток. Лучше бы оставалась только приятная терпкость трав. Но мне не хотелось обижать хозяйку недовольством, и, сделав несколько глоточков, я незаметно вылила сладкий отвар прямо в воду, в которой сидела, — благо трав и меда в ней уже хватало.
— Давно это было, — рассказывала тем временем шаманка. — Когда люди еще не пришли в Ро-Андир, хранителем гор был великий Снежный Волк. В лесах на склоне Паруни, высочайшей из здешних вершин, оставлял он свою стаю, а сам поднимался на снежные пики, с высоты оглядывая все окрест. Так однажды и заметил он пришедшую в его лес девушку. Сейчас никто уже не скажет, как ее звали. Говорят только, что была она травницей и приходила к Андирским горам за редкими сборами. Сначала Снежный Волк хотел прогнать нарушительницу границ, но, подойдя поближе, был очарован ее красотой и почтением, с которым она к нему обратилась.
Ула протянула мне широкое полотенце, намекая на то, что пора вылезать из воды.
— И что же она ему сказала? — спросила я, кутаясь в легкую мягкую ткань.
— Попросила защиты и покровительства, как говорят, — пожала плечами шаманка. — И стал с тех пор Снежный Волк, словно верный пес, за нею по лесам ходить. Зверье отгонял, травы искал. А когда пришла пора ей к людям возвращаться, затосковал. За час, не за день, взбежал он на самую вершину Паруни, туда, где нетающий синий лед отражает лунный свет, и взмолился перед духами предков, чтоб даровали они ему другой облик, такой, чтобы мог он уйти с избранницей к ее народу. Сжалились предки, превратили его в прекрасного юношу. Только Луна, ночная стражница, повелела, чтоб каждый месяц, не реже, являлся он пред ее светлый лик в истинном обличье. Так и было, покуда жил Снежный Волк с молодой женой среди людей. Оттого и сказки пошли о том, что в полнолуние всякий оборотень зверем перекидывается и бесчинства творит. Только не было никаких бесчинств. Испугались люди, вот и напридумывали всякого. Не остался с ними Волк, забрал жену и сыновей, что к тому времени родились, и в родные горы вернулся. Тут и живем с тех пор. С людьми уж вроде поладили, но своя земля — все ж своя. Хоть и уходят к вам многие. Но многие и возвращаются… Вот, примерь-ка!
Из большого, окованного железом сундука Ула вынула чистую рубашку тончайшего батиста — такая не у всякой аристократки сыщется. На вопрос в моем взгляде молча усмехнулась.
— А как поспишь, это наденешь, — тоном, не терпящим возражений, заявила она, раскрадывая на лавке платье по местной моде — длинное, прямое, с вышивкой по вороту, рукавам и подолу. Только красно-черный пояс, похожий на тот, который повязал себе Джед, шаманка, повертев в руках, кинула обратно в ларь, заменив невзрачной, сплетенной косичкой веревочкой.
Из следующего сундука, длинного и широкого, волчица вытащила перину и подушку, водрузила прямо на крышку и застелила перину чистыми простынями.
— Тут спать будешь.
Была лишь середина дня, но шаманка понимала, что отдых мне сейчас необходим. Оставив меня одну, женщина опустила шторы-паруса, и, улегшись, я слышала, как она возится, сливая из корыта воду.
Под это тихое плюханье я задремала. Но проснулась, едва хлопнула дверь и вернувшийся Джед с порога вопросил:
— Так где мой чай, нэна?
— Заходи, будет тебе чай, — негромко ответила ему Ула.
— А Сана где?
— Спит.
— Может, выйдем куда-нибудь.
— Боишься, чтобы она наших разговоров не услышала? — уточнила волчица. — Не бойся, не услышит. После моего отвара до утра не проснется.
Это не того ли отвара, который я вылила?
Если бы она этого не сказала, я бы не стала подслушивать и нашла способ дать им знать, что не сплю. Но теперь затаилась, как мышка. Сами виноваты — нечего меня всякой гадостью опаивать!
Джед
Разговора, по своему обыкновению, вожак постарался избежать, хоть и сам звал. Но радушного хозяина отыграл по всем правилам, компенсируя недостаток слов обилием вина. Чарку мне наполняли исправно, но, хвала Создателю, не следили, каким способом я ее опустошаю. Надеюсь, яблонька, росшая во дворе дядюшкиного дома рядом с вколоченным в землю столом, не пострадает от столь необычного полива. Зато удалось сохранить ясную голову для более важной беседы.
Нэна заварила чай, разлила по большим глиняным кружкам и протянула одну из них мне. Она не ограничилась принесенными мною черничными листьями, и я принюхался, прежде чем сделать глоток, чем вызвал улыбку на смуглом морщинистом лице.
— Вдруг и я тоже… того… до вечера… — со смущением пояснил я.
Постарался расслышать дыхание спящей за пологом девушки, но его заглушали треск дров в очаге и громкие детские голоса со стороны открытой двери: ребятню во все времена тянет поближе к таинственному жилищу шаманки.
— Рассказывай. — Ула присела рядом, подогнув под себя ноги.
Делиться проблемами с бабушкой? Нет, это нормально… когда тебе пять лет. А когда тридцать? Но и бабушка у меня не простая, да и сама, судя по некоторым случайно оброненным словам, может рассказать многое.
Видя, что я не знаю, с чего начать, нэна взяла инициативу в свои руки:
— Про камень я знаю, ты верно понял. Давно знаю. Открылась она мне. Думала, у меня выйдет привязку разорвать, твою жизнь от алмаза отделить.
— Знала? А мне почему не сказала? Почему вы обе ни о чем мне не рассказывали?
Мамы не стало три года назад. Трагическая случайность: в сад заползла змея. Лекарь сказал, что смерть была мгновенной, рассчитывал утешить нас этими словами. Но разве подобное может служить утешением?
Я тогда еще жил в столице, едва успел на похороны, и все три дня, что я пробыл в родном поместье, мы с отцом провели у ее могилы. Он был настолько подавлен горем, что даже не разговаривал со мной. Только в последний день, очнувшись на миг, сообщил, что мне нужно поехать к маминому поверенному и получить какие-то бумаги. Но вместо этого я возвратился в Винолу. Разговоры о наследстве казались неуместными, я и так знал, что после смерти матери получаю титул, имение и большую часть ее состояния. Лишь спустя полгода, снова приехав в родительский дом, я выбрал время, чтобы наведаться к нотариусу и забрать оставленное для меня письмо. Но было уже поздно.
Кто-то, теряя любимых, стремится сохранить каждую мелочь, каждое напоминание о них. А для кого-то эти напоминания невыносимы. К несчастью для меня, отец относился к последнему типу. Желая облегчить боль потери, он избавился от всего, что напоминало ему о матери. Что-то попросту выбросил, а то, что выбрасывать было бы неразумно, драгоценности например, — продал. В том числе и алмаз на золотой цепочке, который мама носила не снимая. Ей нужно было завещать, чтобы ее похоронили вместе с этим камнем, но она посчитала, что правильнее будет оставить его мне.
