Год нашей войны - Свэйнстон Стеф (список книг txt) 📗
Но мой клинок не встретил сопротивления, и я, как и полагается в таких случаях, потерял равновесие. Отчаянно взмахнув руками, я тяжело рухнул боком в грязь. Воздух с шумом вышел из легких, когда Свэллоу дополнительно наградила меня пинком в почки.
Острие ее меча уперлось мне в спину.
– Здесь? – спросила она.
– Нет. Ниже, – прозвучал голос Молнии.
– Здесь?
– Ой! – Кончик меча проткнул мой кожаный жилет.
– Янт, сейчас я могу чуть-чуть шевельнуть клинком, кончик которого, как ты, наверное, чувствуешь, касается твоего хребта в том месте, где соединяются два позвонка. Это не причинит тебе особого вреда – просто ты больше никогда не сможешь бегать.
– Эй!
– И как ты на это смотришь?
– Нет! Пожалуйста, не надо!
– Отпусти его, – попросил Молния.
Свэллоу взъерошила перья на моих плечах и убрала меч, после чего я резко вскочил на ноги.
– Неплохо, – похвалил Молния, когда она отдала ему оружие. – Со временем ты научишься совсем не смотреть на клинок. Это к тебе еще придет. Следи за реакцией противника.
– Он давал мне уроки, – объяснила Свэллоу, пока я вычищал из своих волос комья грязи.
Я уставился на Молнию.
– Почему ты не научил меня этому приему?
– У меня было чувство, что однажды даме нужно будет перехитрить тебя.
– Свэллоу, прости меня.
– Рада это слышать. Теперь ты с нами?
– Если нужно.
Этой ночью в центре лагеря был разведен большой костер, на котором солдаты жарили оленя и разогревали хлеб, принесенный из окрестных деревень. Свэллоу попросила оленьего жира и самозабвенно поедала его, отрезая куски своим кинжалом. Я оценил ее аппетит, размышляя над тем, так ли она жадна в постели.
После долгого полета я был ужасно голоден, но еще больше я сейчас злился из-за того, что недооценил Свэллоу. Многие женщины – прекрасные воины и могут одолеть меня. Я уважаю их способности. Однако солдаты-заскаи видели, как Свэллоу победила, и я знал, что эта история распространится быстро и широко.
Пока Гончий разносил чашки с вином, я отошел, чтобы спрятать свой запас наркоты. Естественно, я не удержался и вкатил себе дозу. Это позволило мне расслабиться и слегка утихомирило уязвленное самолюбие. Дорожка порошка на бумаге, гипнотизирующее пламя свечи, шипение жидкости, приятное сопротивление вещества, выдавливаемого из шприца. Я научился разбираться в травах, еще будучи хасилитским мальчишкой, и на это свое знание мог положиться всегда. В ботанике я – дока, и это дарует мне ощущение безопасности, но как бы я хотел иметь силы остановиться.
Мое недовольство собой еще усилилось, когда я начал копаться в глубинах времени, минувшего с момента основания Замка. Я думал обо всех бессмертных Вестниках, которые предшествовали мне, ибо титул продолжает существовать и без своих прежних владельцев. Лучник, Фехтовальщик, Вестник – важен только титул, личность не имеет значения. Я бессмертен, а остальные бессмертные, бывшие Вестниками до меня, умерли, поэтому я не должен чувствовать себя хуже них, однако мне иногда кажется, что своими поступками я подвожу этих достойных людей, подвожу первого Комету, который присоединился к Замку, когда создавался Круг, и по крайней мере еще двадцать его преемников. Последней Вестницей до меня была дружелюбная моренцианская блондинка, которую я одолел в гонке на выносливость восемнадцать на восемнадцать. Лучником же всегда был только Молния, и он помнит всех эсзаев, когда-либо входивших в Круг. Я позволил себе поразмышлять над тем, кем они были и как умерли – может, были смещены более талантливыми мастерами, а может – повреждены Насекомыми и не подлежали восстановлению. Только я успел извлечь иголку из вены и уставился на кровавую точку, как, откинув полог, в шатер вошла Свэл-лоу. Я удостоверился, что все спрятано, и понадеялся, что она не заметит моих полуопустившихся век и бледных губ.
– Янт, я должна извиниться перед тобой за то, что произошло сегодня.
– Почему? Ты все сделала правильно.
– Я выставила тебя в неприглядном свете. Это было жестоко. Ведь я знала, что ты устал.
Соболезнования от заская укололи меня еще больнее, чем само поражение.
– Ты никогда не станешь эсзаем, если будешь беспокоиться о подобных вещах, – сказал я мягко.
– Если бы бессмертные не были честны, то мир перестал бы их любить, – ответила она.
Я отмахнулся от нее – никто не любит сидеть и выслушивать трюизмы.
– Знаешь, сестра, что такое Круг? Это просто способ изолировать могущественных людей от общества и объединить их под контролем императора, чтобы они не могли причинить миру вред. А затем отправить их на борьбу с Насекомыми, дабы мир оставался неизменным… Свэллоу, будь мудрее. Оставайся в Ондине и правь им – только так Сан не сможет подрезать тебе крылья, а затем начать распоряжаться твоим потенциалом. Нам еще понадобится твоя свобода и беззаботность в ближайшие лет двадцать.
– У меня нет такой свободы, которую я могла бы потерять в Круге.
– М-м-м. – Я откинулся назад на медвежьей шкуре и, сфокусировав взгляд, посмотрел на нее. – На самом деле ты упорно пытаешься навсегда заковать себя в цепи. Смертные свободны от ответственности за… это… – Я махнул рукой в сторону сложенных колчанов со стрелами, принадлежавших Молнии, его луков и доспехов. – Во многих смыслах я был счастливее, когда был безработным юнцом, лазавшим по скалам Дарклинга.
– Я не хочу быть сорокалетней.
– Ну, здесь я уже не знаю, что ответить.
Она передала мне гитару, украшенную превосходным жемчугом. Я бережно взял в руки прекрасный инструмент с колками из слоновой кости, синим с золотом ремнем и эмблемой Ондина на задней части деки. Свэллоу улыбнулась, когда увидела, с какой любовью я держу гитару, не подозревая о том, что просветление, дарованное наркотиком, может заставить инструмент ожить в моих руках.
– Пожалуйста, пригляди за ней для меня.
– Но почему?
– Я больше не сыграю ни одной ноты, пока не убью хотя бы одного Насекомого.
– Ох, Свэллоу, зачем ты это делаешь?
– Империя вынуждает меня. Я сделаю все, что нужно, чтобы стать эсзаем.
– Так выйди замуж за Молнию!
– Ты знаешь, что он утомит меня. Я – не река, не бабочка и не звезда, как он называет меня в своих письмах. Я не так чиста и идеальна, как они, однако все же более интересна и непредсказуема, чем все они, вместе взятые.
– Да, это правда.
Я постучал ногтями по деке, лег, положив гитару на живот, и сыграл рифф. Свэллоу взвизгнула.
– Она никогда раньше не издавала таких звуков!
– О, прости.
– Нет, продолжай.
Она заставила меня сыграть мелодию полностью. Свэллоу стремилась учиться у всех. Я почувствовал легкое раздражение, но все равно поиграл немного, пока смущение не остановило меня. Она ухмылялась.
– Таким образом я зарабатывал в Хасилите деньги, – объяснил я.
– В концертном зале?
– Что ты! Так, на улице. Меня научил один из членов Колеса. Его звали Бабитт.
– Пойдем, поиграй мне у костра.
– Нет. Оставь меня одного.
Употребление сколопендиума – это очень интимная процедура, и я не любил появляться на людях по крайней мере в течение часа после укола. Но Свэллоу была убедительной – она объяснила мое состояние сильнейшей усталостью и сказала, что мне необходим свежий воздух. Она вытащила меня наружу, к огромному костру, где солдаты пили, резали жареное мясо, оживленно разговаривали и смеялись, пока Свэллоу песней поднимала их боевой дух. Я играл мелодии народных танцев и неистовый чардаш, а она танцевала, искрясь и блистая, у огня. Молния наблюдал за всем этим.
Двести лет назад в Хасилите воздух был ужасным. Помнится, я так страшно кашлял, что выронил гитару и скорчился, пытаясь избавиться от мокроты. Бабитт-гном оперся на черные стальные перила. Я помню запах чаечьего масла, которым он мазал волосы.
– Я могу играть, – захрипел я. – Правда, еще было бы неплохо продышаться.