Гробницы Атуана - Ле Гуин Урсула Кребер (книга бесплатный формат .txt) 📗
Тенар сидела, подбрасывала в костер топливо, смотрела на сияние зимних созвездий, раскинувшихся от одного края неба до другого, пока голова ее не закружилась от этого великолепия и тишины, тогда заснула и она.
Проснулись оба одновременно. Костер потух. Звезды, которыми любовалась Тенар, теперь ушли далеко за горы, и на востоке появились новые. Обоих разбудил холод, сухой холод пустынной ночи, пронзительный, как ледяной нож, ветер. С юго-запада наползала вуалью череда облаков. Собранное топливо почти кончилось.
– Давай пойдем, – сказал Гед, – скоро рассветет.
Зубы у него стучали так, что Тенар с трудом понимала его. Они двинулись в путь, поднимаясь по длинному пологому склону. Кустарники и камни казались при свете звезд черными, но видно было хорошо, как днем. Сначала они очень замерзли, но потом при быстрой ходьбе согрелись и, задохнувшись на подъеме, остановились, переводя дыхание и дрожа; потом сбавили темп. К восходу они уже добрались до подножия западных гор, всю жизнь ограничивавших видимое Тенар пространство.
Они устроили привал в роще, где золотистые дрожащие листья все еще жались к ветвям деревьев. Он объяснил ей, что это осины; она не знала других деревьев, кроме можжевельника и низкорослых тополей, росших по берегам впадающих в реку ручейков; да еще в саду при храмах было около сорока яблонь. Маленькая птичка тоненьким голоском проговорила на ветке осины: «Пинь-пинь». Под деревьями бежал ручей, узкий, но быстрый, громкоголосый, мускулистый; он пробивался среди валунов решительно и торопливо, чтобы не замерзнуть. Тенар почти боялась его шумливости. Она привыкла к пустыне, где вещи были молчаливы и медлительны: вялая река, тени облаков, кружащие в небесах стервятники…
На завтрак они поделили последнюю лепешку и последний крошащийся кусочек сыра, немного передохнули и двинулись в путь.
К вечеру они поднялись уже довольно высоко в горы. Подмораживало, дул сильный ветер – настоящая зима. Они заночевали в лощине, тоже у ручья. Здесь было полно валежника, и на этот раз они разожгли настоящий костер из больших ветвей, так что вполне согрелись.
Тенар была счастлива. Она нашла полную орехов беличью кладовую, обнаружившуюся при падении невысокого дерева. Там оказалось два кармана прекрасного фундука и еще каких-то незнакомых орехов с гладкой скорлупой, которые Гед, не зная каргадского их названия, называл по-своему: убир. Тенар один за другим колола их с помощью двух плоских камней и каждый второй отдавала Геду.
– Мне бы так хотелось навсегда остаться здесь, – сказала она, глядя на расстилавшуюся внизу меж холмами сумеречную равнину, продуваемую всеми ветрами. – Мне очень нравится это место.
– Хорошее место, – согласился Гед.
– Люди никогда не придут сюда…
– Во всяком случае, вряд ли… Я сам родился в горах, – сказал он, – на острове Гонт. Мы проплывем мимо него на пути в Хавнор; он чуть севернее. Гонт очень красив зимой – весь белый и поднимается из волн морских, словно шапка самой высокой волны. Около моей деревни протекал как раз такой вот ручей… А ты где родилась, Тенар?
– На севере Атуана, в Энтате, по-моему. Я ведь совсем не помню дома.
– Тебя так рано забрали?
– Мне было пять лет. Я помню огонь в очаге и… больше ничего.
Гед задумался, потер подбородок, который хоть и зарос уже редкой щетиной, но, по крайней мере, наконец-то был чистым: несмотря на холод, оба тщательно вымылись в горном ручье. Смотрел он сурово. Тенар наблюдала за ним и ни за что не смогла бы прямо определить то, что было у нее на душе, когда она смотрела на него, особенно здесь, среди гор, в отблесках костра.
– Что бы ты хотела делать в Хавноре? – спросил Гед, словно обращаясь не к ней, а к огню. – Я и не ожидал, что ты сможешь настолько – действительно по-настоящему! – возродиться.
Тенар кивнула, чуть улыбнувшись. Она поистине чувствовала себя новорожденной.
– Для начала тебе следовало бы выучить их язык.
– Твой язык?
– Да.
– С удовольствием!
– Ну хорошо. Вот это кабат. – Он бросил маленький камешек в подол ее черного платья.
– Кабат. Это на языке драконов?
– Нет, нет. Ты ведь не собираешься колдовать, я надеюсь; ты, наверно, хочешь просто разговаривать с другими людьми?
– А как будет «камешек» на языке драконов?
– Ток, – сказал он. – Но я вовсе не собираюсь брать тебя в ученицы и делать колдуньей. Сейчас мы с тобой будем учить тот язык, которым люди пользуются по всему Архипелагу, по крайней мере, на всех Внутренних Островах. Я вот должен был выучить твой язык, прежде чем явился сюда.
– Ну, ты говоришь на нем довольно-таки странно.
– Несомненно. Итак, аркемми кабат. – И он протянул к ней руку, чтобы она отдала камешек ему.
– А я обязательно должна ехать в Хавнор?
– А куда же еще ты хотела бы поехать, Тенар?
Она колебалась.
– Хавнор – прекрасный город, – сказал он. – И ты привезешь туда Кольцо, символ мира, утраченное сокровище. Тебя будут встречать в Хавноре как принцессу. Будут носить на руках, каждый будет счастлив приветствовать тебя… В этом городе живут благородные и великодушные люди. Тебя наверняка станут называть Белой Дамой – из-за светлой кожи; а то, что ты так молода, вызовет к тебе всеобщую любовь. И еще ты красива. Там у тебя будет сотня таких платьев, как то, что я создал для тебя с помощью иллюзии, но только настоящих. Со всех сторон ты будешь чувствовать всеобщую любовь и восхищение. Ты, которая раньше знала лишь одиночество, зависть и тьму.
– Там был еще Манан, – сказала Тенар, словно защищаясь; губы ее слегка дрожали. – Он любил меня и был ко мне добр – всегда. Он охранял меня, оберегал, не жалея жизни, а я его за это убила; он упал в черный Колодец… Не хочу я ехать в Хавнор. Не хочу. Я хочу остаться здесь.
– Здесь? В Атуане?
– В горах. Вот здесь, где мы сейчас.
– Хорошо, Тенар, – сказал Гед мрачно и спокойно, – тогда мы останемся. У меня, правда, нет с собой ножа, так что, если пойдет снег, будет трудновато. Но до тех пор, пока мы сможем находить пищу…
– Нет. Я понимаю: мы не можем здесь остаться… Я веду себя просто глупо! – сказала Тенар, встала, стряхнула ореховые скорлупки и подбросила в костер топлива. Она стояла, освещенная пламенем, тоненькая и очень прямая в своем изодранном, перепачканном землей платье и черном плаще. – Все, что я знала раньше, теперь не имеет ни малейшего смысла, – сказала она, – а пока что я не знаю больше ничего. Но я постараюсь научиться.
Гед отвернулся и стал смотреть в сторону, сморщившись, как от боли.
На следующий день они прошли перевал и по поросшему лесом склону стали спускаться вниз. На перевале дул сильный ветер, сбивал с ног, нес колючий слепящий снег. И пока они не вышли из-под снеговых туч, нависших над вершинами, Тенар не могла как следует разглядеть земли, что лежали за первой горой. Все вокруг там оказалось зелено-зелено от сосен, от покрытых травой лугов, от юных всходов на полях. Даже среди зимы, когда кустарник по ту сторону горы был нагим и серым, как и лес, здесь зеленели свежие и юные всходы. Они смотрели на эту красоту со скалистого утеса. Потом Гед молча указал на запад, где солнце тонуло в пенистой воздушной гряде облаков. Собственно, самого солнца уже не было видно, но на горизонте разливалось сияние, похожее на хрустальные сверкающие стены Священного Подземелья, на дивный райский храм…
– Что это? – спросила девушка.
– Море, – ответил ее спутник.
Вскоре она увидела куда менее значительную, но все же достаточно удивительную картину. Они вышли на дорогу и шли по ней; и уже в сумерках дорога привела их в какую-то деревню: дюжина домиков, приткнувшихся к дороге. Тенар с тревогой посмотрела на своего спутника, ведь сейчас они должны были оказаться среди чужих людей, каргов. Посмотрела – но Геда не увидела! Рядом с ней в одежде Геда и в его башмаках шел его же походкой совсем другой человек. Светлокожий, безбородый. Он взглянул на нее – глаза оказались голубыми. Человек подмигнул ей.
