Северские земли (СИ) - Волчок Сергей (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
Как следствие – к семи годам на его счету было уже более двадцати тысяч очков.
При этом Ждан прекрасно понимал, что у взрослого человека (а что его соперник – далеко не младенец, стало понятно ещё по результатам первого раунда) возможности для зарабатывания очков несоизмеримо больше, и поэтому первый ход опять будет за соперником. Рано или поздно затишье должно было закончиться, а игра – возобновиться.
***
Это случилось в конце сентября, в самую лесную красоту, когда леса полыхали зелёным, жёлтым и красным огнём.
Обычно о том, что желающий поохотиться князь вскоре приедет на кордон, Тита предупреждали заранее. В таких случаях Лушка со Жданом обычно уходили в село, и пересиживали охоту там – не стоило дразнить хмельных если не от вина, то от адреналина дворян близкой женской красотой, пусть даже староста давно уже «легализовал» их пребывание на кордоне.
Но эта компания заявилась неожиданно – княжий ловчий едва не загнал лошадь, чтобы хотя бы немного опередить князя, и предупредить егеря о визите высоких гостей.
В итоге Лушка со Жданом не успели даже собраться, и ещё задавали корм курам, когда к кордону подъехал козельский князь Алехно Васильевич Глазиня со своими гостями. Любопытный Ждан, впрочем, был этой неожиданности только рад – он ещё ни разу не видел князя.
Радость оказалась недолгой – выглядывавшая, как и он, из двери курятника Лушка страшно вскрикнула и побелела как мел.
Среди дворян, въезжавших на кордон, редко выделялся красивый всадник на породистом коне.
Это был князь Андрей Трубецкой.
В толпе приближённых виднелась и долговязая фигура Антипы.
- Началось… – понял Ждан.
Глава 22. «Прощай, и если навсегда – то навсегда прощай»
- Маленький, они сейчас в дом зайдут, а мы с тобой выскакиваем отсюда и бежим!
- Мам, но…
- Мы бежим, я сказала! – количеству металла в голосе Лушки позавидовал бы даже знатный сталевар.
- И куда? – мрачно поинтересовался Ждан, заранее зная ответ.
- В село, к отцу Алексию. – не замедлила подтвердить подозрения Лушка.
У дальнего родича Ждана они неизменно останавливались во время визитов «в люди» все эти семь лет, и опальный священник давно уже стал самым близким им человеком.
- А что случилось-то? – продолжал разыгрывать непонимайку попаданец. – Они же даже не пьяные вроде.
- Потом, всё потом – отмахнулась мать. – Готов? Пошли!
Выскочили они вовремя – почти все новоприбывшие скрылись в избе, лишь двое княжьих дружинников остались во дворе и повели лошадей к коновязи. Никто и не заметил, как мелькнули за курятником белый лушкин платок да серая ждановская льняная рубашонка.
Всю дорогу до Гранного холма, которую он прошёл бы и с закрытыми глазами, Ждан думал о том, что пресловутая женская тактика «зажмурить глаза и убежать» часто оказывается куда действеннее громоздких планов, придумываемых мужчинами. Пока он там, в курятнике, лихорадочно соображал – как бы им замаскировать Лушку, чтобы князь, а, главное, Антипа её не узнали, хитрая дочь Евы мгновенно приняла решение и никакого узнавания не состоялось за отсутствием встречи.
Побег вообще прошёл на удивление буднично – никто их не разыскивал, не преследовал, не отряжал погоню… Никто их просто не заметил. И они спокойно дошли до села и постучались к отцу Алексию.
Тот, узнав, что на кордон приехал князь с гостями, не выразил ни малейшего удивления – не в первый раз эти двое пересиживали у него визиты высоких гостей.
Лушка сразу же принялась за уборку и хлопоты по хозяйству – батюшка год назад похоронил жену, и хотя отец Алексий очень старался и в одиночку содержать дом в порядке, позиция Лушки в этом вопросе была непоколебима: не дело это – мужику бабскую работу делать! Идите вон оба во двор, там чем-нибудь займитесь!
Потянулись дни ожидания. Обычно князь редко задерживался на кордоне дольше, чем на неделю. Через несколько дней в Гранном Холме появлялся Тит, явившийся забрать семью, обычно – с каким-нибудь гостинчиком для Ждана.
Но на сей раз всё получилось иначе.
На третий день со счёта Ждана сняли семь тысяч из имевшихся двадцати, и мальчик очень сильно забеспокоился.
А вечером четвёртого дня в Гранном холме появился княжий ловчий Сергей, а с ним ещё три дружинника.
Ловчего Лушка со Жданом хорошо знали – этот усатый могилёвский мужик средних лет, почему-то всегда называвший себя «Сирожа», был главным устроителем княжьих охот. Именно «дядя Сирожа» обычно приезжал на кордон предупредить о грядущем визите князя. И тогда они с Титом, две «лесные души», обычно засиживались за столом допоздна, обсуждая мельчайшие нюансы предстоящей охоты. Не насухую сидели, конечно же, и Лушке обычно несколько раз приходилось нырять в погреб за закусками.
Однако сейчас Сергей, поздоровавшись, почему-то даже не кивнул Лушке, а сразу направился к хозяину дома. Подошёл, и сказал – как в воду прыгнул:
- Нам бы это, отец Алексий… Нам бы Тита отпеть. Привезли мы яво, завтра хоронить надо, третий день будет.
И из-за плеча услышал страшный, какой-то нутряной крик Лушки.
***
На похоронах Лушка выла и билась так, что сельские бабы боялись – умом тронется.
Но когда большое тело Тита упокоилось на сельском кладбище, а односельчане пошли на наспех собранные поминки, из неё как будто выпустили воздух: такой тихой и бесцветной она стала. Тихой и беспрекословной – она просто сидела за столом, уставившись в одну точку, и молчала. Не кричала, не шумела, не плакала. Когда призывали выпить, не чокаясь – послушно пила. Когда толкали в бок, напоминая про закуску – беспрекословно набивала чем-нибудь рот и глотала, не чувствуя вкуса.
И лишь когда народ, опасливо поглядывая на вдову, начал расходиться, и в избе остались только батюшка, Ждан да Сергей, она вдруг сказала:
- Как его, Серёжа?
Ловчий крякнул, сгрёб в кулак бороду, потом молча отошёл к своим вещам, порылся и, вернувшись, положил что-то на стол.
Это была сломанная рогатина.
Широкий листовидный наконечник копья – бритвенноостро заточенный, как однажды убедился на своей шкуре Ждан. Между наконечником и обломком древка на толстом кожаном шнурке висел кусок рога с ладонь длиной – ступор, не позволяющий зверю нанизаться на копьё и в этой самоубийственной атаке дотянуться до охотника.
Ждан уже давно знал, что широко распространённое в его бывшем мире изображение рогатины в виде раздвоенных вил – выдумки неграмотных иллюстраторов. На крупного зверя пользовали длинное тяжёлое копьё с широким острым наконечником, позволяющим наносить страшные раны, пускать зверю кровь, разрубая артерии, и удерживать его при этом на расстоянии.
У Тита, как у профессионала, рогатин было даже две - «берложья» и для «охоты вдогонку». Первая была длиннее, массивнее и тяжелей. Но сейчас перед ними лежала сломанная «догонная» рогатина.
Сергей начал говорить – глухо, короткими, ломанными фразами:
- Охота вдогонку была. Князь сказал – пока не лёг мишка, добыть хочу. Жирный чтобы. И шкура не потёртая. Собаки огромного медведя выгнали. Я таких не видел. Тит тоже. Пудов пятнадцать был, не меньше. Псов всех спустили, мы за ними бежим. Понятное дело – медведя бить надо, как собаки его остановят. Мы с Титом как всегда. Вперёд не лезем. Понятное дело – не наша забава, барская. Наше дело – помочь да беречь. Опять же – гостей много, за потехой люди ехали.
Ловчий поёрзал на лавке, ему было явно неудобно, он чувствовал за собой вину:
- Но смотрим – псы зверя рвут, аж шерсть клочьями. Медведь крутится, отмахивается, а гости стоят столбом. Сробели они. Больно уж здоров миша был. Бывает такое, здесь привычка нужна. – словно извиняясь, объяснил он.
Потом продолжил:
- Смотрим, делать нечего – нам придётся. Ну Тит его на рожно и взял. А ему не с руки было. Несподручно, значит, бить было. Ему бы шаг в сторону сделать. Но там князь стоял. Этот… Трубецкой. Не будешь же сталкивать. В общем, неудачно Тит его на копьё взял. Хотел в шею мише вдарить, чтобы сразу, а пришлось в плечо. Потапыч-то лапой по рогатине стукнул – и не просто из рук выбил, а сломал. Силища-то дурная. И на Тита попёр. Тот за нож, а что ножом? Тут надо кто рядом стоит – вперёд прыгать, рогатиной бить, на себя зверя перебивать. А они, наоборот, шарахнулись. Что князь, что тиун его белёвский, длинный такой. Ну медведь вторым ударом голову Титу на плечо и положил. Шею, значится, сломал, - зачем-то пояснил он. – Тут уже мы подоспели, конечно, а что толку? Уже сделано дело.
