Зенит Левиафана. Книга 2 (СИ) - Фролов Алексей (полные книги .TXT) 📗
Любопытно, ведь примерно также он видел мироздание, когда был Левиафаном. Был… Тоже интересный вопрос, который еще предстоит вызнать у Всеотца в свое время. Ведь сейчас сила Карна едва ли составляет десятую долю той мощи, которая разлилась по его телу, разуму и душе во время единения с Сердцем Хрунгнира. Но Сердца больше было с ним, куда оно делось — непонятно. Он помнил все свое путешествие, начиная с битвы в Гелиополисе, кроме того момента, как попал в это время. Мидас почему-то тоже этого не помнил.
Внезапно парень подумал, что до этой безумной ночи окружающий мир был совсем другим. Он был Беленом, Мидас — Аудуном. А теперь о том, что он почти два месяца ходил в шкуре притена, напоминают лишь татуировки. Нин — раздвоенная ветвь, нгител — убийца, и конечно — то могучее существо, что распласталось по его спине вдоль позвоночника. Олан, которому зверь привиделся в неугасимом пламене, не ведал о его происхождении. Да и Белен не ведал. Зато Карн мог точно сказать — это Левиафан.
Он ведь отравился в этот путь ради Ниссы, хотя даже не знал, можно ли вернуть ее. Теперь точно знает — можно. Но чего это будет стоить и сумеет ли он пройти этот нелегкий путь до конца? Да, рядом с ним Мидас, один из величайших богов нового мира. Но Мидас, как и он сам, утратил большую часть своих сил, как и свою правую руку. Слепец и калека, отличная партия.
Фригийский царь чувствовал то же самое, хотя не терял памяти и жил среди нордманов, даже во сне не забывая о том, кто он есть и зачем пришел сюда. Но минувшая ночь и его мир не оставила в стороне, нещадно перекроив его до самого основания.
Мидас узнал, что Карн вовсе не предавал его. Оказалось, что Карна самого предали. Земные боги использовали их обоих. Мотивы их нетрудно понять, но принять — едва ли. И по всему выходило, что они с самого начала плыли в одной лодке, но не понимали этого, пока лодка не напоролась на скалистый утес, разметавший ее в щепки. И невозможно было разглядеть тот утес заранее сквозь штормовую мглу, поднятую до небес их собственными поступками.
Они оба были опустошены, хотя должны были сиять от счастья. Нисса и Фавна, по словам Одина, не ушли навеки, их можно вернуть, они в Хельхейме. И пусть туда никто никогда не пробирался, пусть оттуда нет возврата, сам Всеотец сказал, что у них есть шанс. Древнейший из богов сказал это.
Карн хмыкнул, вспомнив, что зарекся доверять богам. Коннстантин с Бедой, оказавшиеся Лугом и Кернунном, лишь подтвердили верность этого решения. Конечно, и у них были свои мотивы, и их тоже можно было понять. Вот только принять — едва ли.
После безумия ночной схватки, когда память вернулась к нему, он не знал, как описать свое состояние. Не знал и сейчас — толи наконец вынырну из воды, толи наоборот — долго брел в спертом мареве пустыни и, узрев вожделенный оазис, рухнул в него, ощутив каждой клеточкой тела, как покров ледяных вод смыкается над головой. Его жизнь снова распалась на две части — до и после. И он не понимал, какая из этих частей была лучше.
Ложь. Конечно, он понимал. Лучше та часть, где у него есть шанс вернуть ее.
Карн обернулся. Он не мог видеть убранство комнаты Олана, в которую они пришли, чтобы поговорить подальше от несведущих глаз, но не сомневался — третий этаж арбротского броха изменился до неузнаваемости. В нем больше не было жизни, ибо его хозяин покинул этот мир, а вместе с ним ушло неугасимое пламя, что пылало внизу в каменном очаге.
Они могли собраться в крепости Гволкхмэя, тот не посмел бы отказать Коннстантину, пусть даже остальные вызывали у него серьезные сомнения. Вот только крепость Арброта была деревянной, а после минувшей ночи почти все, что могло гореть, обратилось пеплом.
После жестокой сечи, продолжавшейся до рассвета, нордманы (которых притены продолжали упорно называть фоморами — демонами из древних легенд) встали лагерем к северу от сожженного города. Коннстантин приказал остаткам арбротской дружины увести выживших к Форфару и оттуда выслать гонцов к Перту и на север.
К притенам пришла война, два мира столкнулись, хотя им суждено было встретиться много позже и при совсем иных обстоятельствах. Но историю не обмануть, а свершенного — не отнять. Карн знал, к чему это приведет.
Мидас оставил своих людей, назначив вместо себя Олава Гейрстад-Альва, амбициозного вестфольдца, что прошел с ним весь путь от Тёнсберга. Олав был харизматичным воином, охочим до славы и крови в равной степени. Он с радостью принял командование объединенного войска нордманов, укрепился к северу от города, перевез туда корабли и послал один обратно — в Ставангер за подкреплением.
Остановить их было невозможно, только истребить всех до одного. Но Мидасу уже было плевать, после боя он, истекая кровью и слепой яростью, вошел в горящий хмельной зал и выволок оттуда бочку притенской кромы, которую уже, кстати сказать, допил. Теперь всем было плевать на нордманов и притенов. И даже на то, что эти кровавые события приведут к геноциду последних.
Коннстантин и в чуть меньшей степени Беда, конечно же, были заинтересованы в том, чтобы отстоять свои земли. Чтобы выиграть войну. Но война была по ту сторону каменных стен броха. А здесь, перед ними, стояли боги и люди, герои и, быть может, величайшие злодеи земной истории. Перед ними воочию, опираясь на легендарный Гунгнир, возвышался Отец Всех, и это стоило того, чтобы наплевать на любую войну и на любой геноцид.
Внезапно на лестнице раздались гулкие и частые шаги вперемешку с прерывистым дыханием. Сирона инстинктивно схватилась за сакс, Асвейг уже оттянула к уху тетиву своего лука. Остальные напряглись, но не спешили хвататься за оружие. Здесь было по меньшей мере четыре бога и два существа, которых к смертным можно было отнести лишь с большой натяжкой. Может ли кто-то угрожать такой солянке?
Оказалось, что их порой рискнул нарушить Гволкхмэй. Король Арброта с перемотанной головой и окровавленной культей на месте левого запястья ошарашено воззрился на присутствующих. Он, разумеется, не знал, кто сейчас стоит перед ним на самом деле. Для него Коннстантин, король всех притенов, вел тут переговоры с дерзкими захватчиками, которые разгромили его, Гволкхмэя, дружину.
— Прошу простить меня, — выдавил арбротский король. — Но фоморы послали в город отряды мародеров. Мы не всех еще успели вывести. Может пролиться кровь. Нам не выстоять.
Сам не понимая почему, после этих слов Гволкхмэй уставился на высокого человека в синем плаще и странном головном уборе. Один приподнял голову и посмотрел на Коннстантина. Тот переадресовал взгляд Беде. Кернунн обиженно крякнул, но спорить не стал. Он подхватил бравого вояку под руку и повел вниз по лестнице.
Не сказав ни слова, за ними отправился Лейв. Карн не сомневался, эти двое сумеют урезонить нордманов и выиграют время, чтобы мирные успели покинуть город. Вряд ли их много, но это жизни, которым не зачем обрываться здесь и сейчас.
Он улыбнулся. Лейв, этот молодой шаман, которого Мидас привел с собой, производил впечатление умелого и мудрого не по годам чародея. Он многое знал, но еще больше хотел узнать. Неудивительно, что они с Бедой быстро нашли общий язык, хотя еще ночью стояли по разные стороны баррикад.
Ночью. О, этой ночью все было иначе. Этой ночью они убивали друг друга, не понимая и даже не спрашивая — почему.
То было время не для вопросов.
***
То было время огня и крови.
Аудун спрыгнул на доски пирса одним из первых. Он рванулся вперед, низко пригнувшись и разведя руки в стороны, в правой был зажат клинок Велунда, в левой — длинный и широкий скрамасакс. Рядом, не отстающий ни наш Регин, выставил перед собой круглый щит и обнажил клинок, держа его чуть сзади параллельно земле, чтобы противник не выдел направление выпада.
Сразу за ними бежал Лейв. Плотно сжатые ладони шаман держал перед грудью, меж его пальцев таился заклинательный порошок, что по воле эриля в миг обернется потоком неудержимого пламени или неистовым вихрем, способным перемолоть кости в невесомую труху.
