Ведьма княгини - Вилар Симона (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
Его привязывали, а он умолял. Даже обратился к одетому в черное молодому волхву, который один словно испугался чего-то, отвернулся, сгорбился.
– Не меня пожалейте – людей племени своего! Будь мудрым, волхв, отриньте темноту. Небо вас покарает. Казните меня, но не для них…
– Отпускайте! – взмахнул широким белым рукавом волхв Маланич.
– Одумай…
Березы резко распрямились. Хряснуло. Алая кровь брызнула на белое одеяние Маланича.
– Свершилось! – торжественно воскликнул волхв, вскинул руки, держа над головой посох, смотрел горящим взором на пылающее тело Морены внизу, куда полетели горячие капли крови. Видел темное изваяние Чернобога в ее изголовье. – Прими жертву и не оставь нас, могучий.
Древляне ревели и вопили ликующе.
Чернобог молча смотрел. Фигура Морены сыто гудела пламенем, догорающим над костями жертв. Колыхались освобожденные березы, качая в вышине то, что осталось от князя…
Глава 1
С тех пор как воевода Свенельд решил обосноваться в Дорогожичах за Киевом, здесь стало людно и благоустроенно. На холмистых возвышенностях над ярами выросли многочисленные хоромины воеводы: жилые терема, дружинные избы, складские помещения, амбары и кладовые. И все из добротных бревен строенное, частоколами высокими окруженное, крышами двускатными увенчанное, а крыши те блестели гонтом [6], смотрели с вышины в разные стороны резные конские головы раскрашенные. Богато жил киевский воевода Свенельд. Вот-вот, киевский, ибо хоть усадьбу свою и возвел в стороне от самого града, но бывал тут редко. Так, наедет, попирует с дружинниками, созовет бояр на веселый пир-гуляние, а потом опять в Киев отправится, на Гору [7], где подле княжеских хором у него отдельный терем высился. Ну а поселяне в Дорогожичах все одно с гордостью говорили: мол, мы Свенельдовы. Ибо и охранять свое владение Свенельд мог исправно: и дозоры тут на подступах к Киеву разместил, и большак широкий шел в низине, хорошо просматриваясь с бревенчатых сторожевых вышек на холмах. А вел тот большак к ровным площадям между холмами, где в дни матери Макоши [8], с дозволу Свенельда, в Дорогожичах устраивали торги, лишь немногим киевским уступавшие. Когда этой весной от бурного таяния снегов разлился Днепр, затопив Подол [9], немало торгового и ремесленного люда перебралось в Дорогожичи – отстраивали тут новые ремесленные посады, торги заводили. И все-то под рукой Свенельда боярина, воеводы лихого и посадника древлянского, богатого и влиятельного варяга. К нему шли охотно, зная о его сговорчивом нраве, хотя и понимали, что приветливый Свенельд выгоды своей тоже не упустит. Но уж лучше с таким… Тем более в последнее время Свенельд так возвысился, что, как поговаривали, и о княжьей шапке может мечтать. Или о браке с княгиней. Ибо о его дружбе-службе с мудрой Ольгой слухи-то ходили. К тому же Игорь неизвестно где, а Свенельд все время подле Ольги. Первый советчик ее и защитник. Сам боярин-кормилец Асмунд, которому Игорь, уезжая, велел быть правой рукой княгини, не имел такого влияния в Киеве, как не имел и такой верной и сильной дружины, как Свенельд.
Поэтому в Дорогожичах люди горделиво называли себя Свенельдовыми и радостно приветствовали своего боярина во время его приездов. Но приезжал Свенельд в Дорогожичи редко. Даже после того как поселил в одном из высоких теремов молодую жену, не стал бывать дома чаще. Вот и пошла молва, что не все ладно с его новой суложью [10], из древлянских краев привезенной.
Казалось, нет ничего дивного в том, что состоявший посадником у древлян Свенельд выбрал супружницу из лесного племени, однако поляне [11] древлян никогда особо не чествовали. Извечная старая вражда так просто не забывалась, да и знали, что у древлян бабы все как одна чародейки. К тому же разошлась весть, что боярыня Малфутка – или Малфута, как было велено ее называть, – не боярышня древлянская, а всего лишь девка-полюбовница, какую Свенельд подобрал в своих полюдьях [12], а теперь возвысил до положения законной жены. А еще ходили толки уж вообще странные: сказывали, что как увидел боярыню Малфуту подле Свенельда князь Игорь, так и сам не свой стал. В лице поменялся, пировать с дружиной не захотел, потом и вовсе словно разума лишился. Оттого и задумал сам отправиться в полюдье к древлянам, да и не в обычный срок, когда князья с дружиной отправлялись на кормление в дальние земли, а прямо тотчас, на исходе месяца березня [13], едва из похода на ромеев возвратясь [14]. И вот его уже больше месяца нет. Даже когда вернулись в Киев с данью сопровождавшие его дружинники, Игорь предпочел остаться у древлян, якобы сказав своим людям: «Идите с данью домой, а я возвращусь и похожу еще». Да неужто ему мало полученного было? Киевляне, не любившие древлян, и то говорили: сколько же можно требовать дани с людей, али совсем разорить их неугомонный князь надумал? Такого и Велес не одобряет, может и покарать князя за жадность. Велес-то суров, но справедлив. Да и Игорь никогда особой жадностью ранее не отличался, а тут… И опять пошел слушок, что-де сглазила князя черным оком боярыня Свенельдова. И вообще была эта Малфута странная. Нелюдимая… а может, просто с ней самой никто общаться не хотел, сторонились ее люди. Уж ключница Свенельдова Липиха о том позаботилась. Издавна ведя хозяйство Свенельда в Дорогожичах, она власть немалую тут имела, а ее неприязнь к Малфутке только слепой бы не заметил.
Вот и в тот серый сырой вечер на исходе квитня месяца [15], едва Липиха завидела из окошка ткацкой стоявшую на высоком забороле [16] боярыню Малфуту, как выругалась грязно и неподобающе.
– Вот же, сучье вымя, отрыжка овечья, опять на дорогу пялится. Мужа ли ждет, али, наоборот, глазом своим черным колдовским путь его запутывает? От этой ведьмы древлянской всякое ожидать можно.
Липиха в досаде сплюнула; смотрела на светлый силуэт боярыни на дальнем забороле, гневно кривя маленький рот над пухлым двойным подбородком.
В покое за спиной ключницы несколько дворовых ткачих усердно работали. Постукивали рамы станов, споро ходили челноки в руках умелиц. Еще не настало время зажигать лучины на поставцах, но уже смеркалось, и тучная фигура Липихи у окна загораживала свет, и ткачихи недовольно косились на нее. Но Липиха словно и не замечала их недовольства. Да и что ей до них, когда она тут полноправная хозяйка. Всегда так было, и при первой жене Свенельда, боярыне Межаксеве, да и при этой древлянке дикой. Липиха, родом словенка новгородская, некогда кормилица-мамка воеводы, а ныне его ключница, даже суложи своего любимца не собиралась отдавать хозяйские ключи, какие носила у пояса. Сам Свенельд ей это позволил: он любил и жаловал свою мамку, какая и несмотря на почтенные лета с хозяйством справлялась умело. А то, что Липиха на привезенную им древлянку косо смотрела, его не волновало.
Одна из ткачих все же попросила ключницу не закрывать проем, отойти от света. Другая и вовсе обмолвилась: де нет дива в том, что боярыня Малфута супруга высматривает, соскучилась поди – ведь он почитай что с отъезда Игоря к древлянам в Дорогожичи к жене не заглядывал. Но Липиха оглянулась на говорившую столь резко, что даже подвески-колты ударили ее по толстой щеке.
– Цыц у меня, ноздря поросячья. Взяли обычай голос подавать, когда не спрашивают. Того и гляди отправлю вас из светлой горницы коровники чистить.
