Чертополох. Лесовичка - Шихарева Варвара (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
В общем, если в Ильйо я смирно сидела дома, то в Реймете пристрастилась к длительным прогулкам, ну а члены моей семьи между тем тоже сживались с городом, но каждый по-своему. Пока отец укреплял стены и углублял колодцы, а мать обустраивала дом, прабабка самолично отправилась в казармы «Лисов» и выяснила причину снедающего гарнизон города повального несварения желудка. Сотников, кормящих солдат тухлятиной, вкупе со вступившими с ними в сговор купцами отец, согласуясь с лендовским обычаем, вначале прогнал сквозь строй, а лишь затем, уже по крейговскому закону, забил в колодки и отправил в Ильйо для суда. За этот поступок «Лисы» прониклись к моему отцу настоящим уважением, а прабабка в их глазах стала подлинной героиней, но Нарсия Ирташ не собиралась бездумно купаться в лучах славы, а продолжала заниматься делом.
Городской лекарь, который по договору должен был лечить гарнизонных ратников, был неплохим врачом, но в силу возраста уже не справлялся со всеми своими обязанностями. Прабабка, недолго думая, предложила ему содействие, а потом ещё и пообещала воспитать толковых помощников. Себе же в подмогу она взяла меня. Так я стала знакомиться с тайнами трав и мазей, льняными бинтами и нарывами. Не всё в таком обучении было приятно, да и уставала я сильно, но от прабабкиной юбки меня теперь не оторвали бы никакие силы. Тогда мне уже исполнилось одиннадцать, я видела, что поглощённого делами отца снедает тревога, и понимала, что хлопоты прабабки помогают ему гораздо больше, чем новая, расшитая матерью скатерть на столе…
Впрочем, некоторые почерпнутые из общения с «Лисами» знания были тогда явно лишними. Когда я, нечаянно обжёгшись за обедом, повторила то, что услышала от одного из ратников, у матери из рук выпала ложка, а Мика, пытаясь сдержать душащий его смех, громко зафыркал. Отец же серьёзно посмотрел на меня и спросил:
— Малышка, ты понимаешь, что сейчас сказала?
Я ответила, что нет, но это словосочетание мне кажется очень подходящим для такого случая. Отец улыбнулся.
— Подходит-то оно подходит, но… Пообещай мне, что больше никогда не будешь произносить вслух непонятных слов, а я после обеда поясню тебе значение этой фразы.
Я согласно кивнула, и обед продолжился как ни в чём не бывало, зато после трапезы у меня едва уши от стыда не сгорели, когда я узнала, что ляпнула. К счастью, больше никаких последствий этот случай не имел — отец не отстранил меня ни от прабабки, ни соответственно от казарм, несмотря на то что мать пыталась настоять на прекращении такого времяпрепровождения… А потом наступила зима, а вместе с ней пришли амэнцы…
Появление амэнской армии было внезапным, но отца уже давно тревожило странное затишье на границе, и он то и дело высылал по округе дозорных. Теперь же благодаря предупреждению разъезда он успел послать к князю и сопредельным старейшинам зов о помощи, да только мы её так и не получили. Старейшины намертво засели в своих вотчинах, они — совершенно напрасно, как выяснилось впоследствии, — рассчитывали на то, что амэнцы, удовлетворившись Рейметом, не станут по такому морозу рыскать в соседние поселения, а от князя через несколько дней прилетел сизый почтовый голубь с письмом, в котором было лишь одно слово: «Ждите»…
Мы ждали княжеских войск с отчаянной надеждой. Ждал их мой отец, с завидным упорством отбивая участившиеся атаки амэнцев. Ждал простой люд, вышедший на стены родного города, чтобы защищать его вместе с «Лисами». Ждали женщины, готовящие укрощающее боль питьё для раненых, ждали дети и старики… Ждали все…
Тщетно… Один день следовал за другим: понемногу вышли все возможные сроки подхода княжеских войск, а помощи по-прежнему не было. Еды и воды нам хватало, но ряды «Лисов» редели на глазах, и когда прошла ещё одна неделя, отец решился на переговоры о сдаче. Он выехал за стены Реймета в полдень, а вернулся, когда уже стемнело.
Я как раз аккуратно складывала полотно для перевязок, когда в комнату вошёл отец и, склонив голову, опустился на колени перед сидящей в кресле прабабкой. Нарсия наклонилась и ласково огладила рукою тёмно-русые волосы отца:
— Что случилось?
— Матушка… — Голос отца был полон болью и горечью. — Подмоги нет и, верно, уже не будет. Я пошёл на переговоры с амэнцами. Они обещали отпустить женщин, детей и стариков, но остальные мужчины города, «Лисы» и я сам станем их пленниками…
Рука прабабки замерла на склонённой голове отца.
— Ты им веришь?
Отец вздохнул.
— Лишь командующему авангардом, но он не главный, а остальные… — Отец замолчал, словно бы подбирая то слово, которое лучше всего объяснит его боль и тревогу, и после недолгого колебания произнёс: — Остальные улыбались…
Прабабка распрямилась в своём кресле и тихо произнесла:
— Улыбкам амэнцев доверять нельзя…
Отец тяжело вздохнул и встал с колен. За эти минуты он словно бы постарел на пять лет, но голос его был уже твёрдым и спокойным.
— Я тоже это почувствовал, но тешил себя надеждой… Спасибо, матушка. Теперь я уверен.
Прабабка поднялась из кресла, и, шагнув к отцу, положила руки ему на грудь.
— Делай что должно, Мартиар Ирташ, и будь что будет, а я сделаю то же самое…
Вместо ответа отец поцеловал руки прабабки и вышел из комнаты. Больше я его не видела — ни живым, ни мёртвым.
На следующее утро начался штурм, прабабка ушла к раненым, не взяв в этот раз меня с собой, и в доме остались лишь мать, сестра и шестнадцатилетний Мика. Он с самого начала осады рвался на стены, но отец велел ему оставаться дома и защищать нас. Мика в ответ кричал, что он — Ирташ, что его место рядом с «Лисами», что сидеть возле печки для него, когда даже домашняя прислуга воюет, — трусость и позор, но отец оставался непреклонен, а брат не мог пойти против отцовской воли…
Теперь стремительный, гибкий, как ветка, Мика мерил шагами обеденную залу и то и дело оглаживал рукоять висящего у пояса тонкого меча; мать и сестра были заняты привычным вышиванием, а я пыталась то читать, то играть с недавно подаренной куклой, но слова никак не хотели обретать смысл, а роскошная, одетая в парчу красавица с лукавой улыбкой — она, по замыслу матери, должна была немного отвлечь меня от сидения подле прабабки — казалась яркой и неуклюжей. Время было уже обеденное. На столе остывала еда, но к ней так никто и не прикоснулся, а когда с улицы донёсся усиливающийся шум, мы все одновременно вздрогнули. И замерли, точно не веря…
Мика опомнился первым — он подбежал ко мне и, сунув в руки опостылевшую куклу, потащил в сторону огромной печки, обогревающей сразу несколько комнат. Дом, в котором мы жили, перестраивался и переделывался не один раз, и в результате между печкой и стеной образовался крошечный закуток, в который можно было попасть, отодвинув одну из досок обшивки. Этот тайник обнаружила я, когда несколько месяцев назад играла с Микой в прятки, но с тех пор никогда не пользовалась своей находкой, потому что брат, когда ему выпадало водить, проверял печной закуток в первую очередь. Теперь же Мика отодвинул доски, быстро втолкнул меня в тайник, прошептал: «Что бы ни происходило — молчи!» Затем аккуратно приладил доску на место и крикнул матери с сестрою: «Идите к себе и запритесь!»
Оказавшись в закутке, я немедля приникла к щели, находившейся в опасной близости от чугунной, встроенной в бок печи дверцы. Больше не нужная, она была наглухо закрыта, но это не помешало ей раскалиться до предела и источать жар. Но сейчас мне было не до таких мелочей — я видела, как побледневшая мать увела внезапно расплакавшуюся Элгею на верхний этаж, а Мика, задвинув засов ведущей на кухню и к чёрному ходу двери, сам встал на страже у центральной лестницы. Ждать ему пришлось недолго: шум нарастал, и теперь даже сквозь плотно закрытые ставни были слышны яростные выкрики, конское ржание и звон оружия, а потом снизу раздались тяжёлые ритмичные удары — это ломали дверь. Железо и дуб не поддавались, но удары становились всё сильнее, и вскоре громкий треск и грохот упавшей двери оповестили о том, что захватчики уже в доме.
