Двести веков сомнений - Бояндин Константин Юрьевич Sagari (книги полностью TXT) 📗
Собрание длилось более часа.
Веннелер, Лето 43, 429 Д.
Вначале я ничего не понял. Ну получил две тысячи серебряных (две тысячи! серебром!! двухмесячный заработок отца!) — а дальше-то что? Вначале хотел явиться домой и торжественно распрощаться со всеми. Показать, что и мне удача может улыбаться. Представлял себе лицо отца, после того, как покажу эту кучу денег.
Но вовремя поумнел. Во-первых, оборванец, получивший мешок с монетами — это ещё не всеми уважаемый член общества. Это попросту ограбивший кого-то оборванец. Хорошо, что у меня сохранилась походная сумка — сложил в неё всё серебро. Чего мне стоило делать вид, что у меня там лежат вовсе не деньги — вовсе не передать. Одним словом, подозрительно быстро я поумнел. Произвести впечатление на отца не удастся: нет у меня больше отца. Позовёт стражу, и всё пойдёт коту под хвост.
А мама? Зачем её расстраивать? Так-то ей сообщат, что ушёл на биржу, и с концами. Это, всё-таки, не в тюрьму. Так что идти домой я раздумал. Но, поскольку шататься по городу всё равно не стоило, пришлось обратиться к инструкциям.
Там, как ни странно, был пункт, которого я раньше не заметил. После того, как получишь деньги, было там написано, ступай в такую-то лавку.
Вот тут мне сразу стало не по себе.
Лавка-то со скверной репутацией. Понятно, в глаза никто ничего говорить не станет — но за спиной у её владельца болтали, что он промышляет скупкой краденого. Неплохо для начала! Вначале получить кучу денег, затем — отправиться к скупщику краденого.
Очень долго я бродил вокруг да около, прежде чем решился. Решился по той же причине: ну не походит этот «купец» на тёмную личность! Прошёлся мимо двери пару раз, да и зашёл…
Грениш, скупщик краденого, был ошарашен визитом. Глаза у мальчишки горели, что твои факелы. Видно было, с собой у него что-то очень ценное. А когда характерно звякнула, опускаясь на пол, туго набитая сумка, всё стало ясно. Грениш обдумывал, что бы такое предпринять — не иначе, это ловушка, «карась». И тут посетитель молча протянул записку.
Тут Грениш вновь изумился, но по другой уже причине.
В кои-то веки получишь весточку от старого знакомого! Вообще-то у людей его профессии знакомые такие, с какими один на один в тёмном переулке лучше не встречаться. Но эта записка немало обрадовала. Что бы там ни говорили, есть на свете порядочные люди.
Дальше всё было понятно.
Юнца следовало одеть — так, чтобы не выделялся, и дать несколько полезных советов. Насчёт последнего стоило поразмыслить — но не станет же Д. посылать кого попало! Или, тем более, запускать «карася»!
Одеть его удалось без затруднений. Сойдёт за курьера. По виду не скажешь, что у него столько денег, а если у парня в голове не солома, то доберётся, куда хочет, без труда.
Ланенс был ошеломлён той стремительностью, с которой разворачивались события. Записку ему возвращать явно не собирались — невелика потеря. Тут же куда-то отвели и хозяин — лично! — с быстротой молнии собрал его в дорогу.
— Деньги надо хранить так, чтобы никто не догадался, где главные запасы, — услышал Ланенс. — С такой сумкой ты дальше порта не уйдёшь. Никогда не забывай носить на видном месте — на поясе, скажем — небольшой кошелёк со скромной суммой. Украдут — страшно огорчаешься и быстро уходишь. Очень просто, но помогает сберечь и деньги, и жизнь.
От услышанного голова шла кругом, но память, странное дело, безукоризненно впитывала всё услышанное.
— Кинжалом пользоваться умеешь? — спросил хозяин неожиданно.
Юноша посмотрел на внушительное оружие в скромных ножнах и пожал плечами.
— Лучше всё-таки взять, — решил Грениш. — Даже если не сможешь воспользоваться, во многих случаях это нелишне.
Последовал новый краткий курс наставлений: как, где и зачем необходимо носить оружие.
…Когда Ланенс был совершенно снаряжен (самому себе он теперь казался весьма солидным человеком), он вежливо поблагодарил хозяина (который отказался брать деньги сверх объявленной суммы) и спросил, уже на пороге:
— Как вас зовут?
Грениш усмехнулся в усы и ответил, неожиданно для самого себя:
— Такие вопросы, парень, задавать не положено. Отучайся. Если встретишь того, кто передал мне привет, скажи, что Грениш жив-здоров и ждёт его в гости.
Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 13-й час
Никакого чая там, конечно, не предлагали. То есть можно было намекнуть — и многие дурни это делают — но после того, как хозяева дома сердечно распрощаются с тобой, можешь не сомневаться: эта дверь закрыта навсегда. В этом смысле Д. большой знаток. Сразу же перечислил немало мест, поскользнувшись на которых, можно сломать себе шею — в переносном смысле, разумеется. У ольтов существуют очень сложные церемонии и ритуалы общения.
— А почему я должен так хорошо ладить с ольтами? — спросил я на второй день занятий. Д. посмотрел на меня, как на ненормального и ответил, чуть поджав губы.
— Потому, что в ближайшем будущем мы будем работать на ольтийских землях. По-моему, я это уже говорил.
Я глубоко вздохнул, помнится, и изменил вопрос.
— Но почему не допускается ни одной ошибки?
На этот раз Д. посмотрел почти одобрительно. Он меня сведёт в могилу своей привычкой добиваться того, чтобы вопросы правильно задавались.
— Всё дело в психологии, — ответил он. — Ольты превосходно помнят все… так скажем, ошибки общения. А нужно, чтобы тебя как можно меньше замечали. Посему — никаких сбоев. Думать, думать и ещё раз думать. Вживаться в роль.
Это было до того, как он принялся запихивать в меня массу сведений о том, кто такие ольты, чем один от другого отличается и так далее. Я-то знаю, чем они отличаются. Тем, что и сто лет спустя будут, как новенькие. Ни старости, ни болезней. Да что там говорить, как ни пытаюсь на эту тему не думать, всё время огорчаюсь. И не в зависти дело — хотя и не без неё, чего уж там — а просто… как бы это выразить… Ощущение, что всем окружающим крупно повезло, а тебя, как всегда, обделили.
Д. долго и нудно читал наставления — о том, дескать, что в длинной жизни свои минусы. Я этих минусов, скажу откровенно, до сих пор не вижу. А вот плюсов — сколько угодно.
День сегодня почти праздничный, так что ерунда из головы сразу же высыпается. Если подумать, что бы я сейчас делал в Веннелере? Разве что улицы бы мёл. И то вряд ли…
После исполнения заказа в лавку можно особенно не торопиться. Аристократы здешние — народ особый. Им всё равно, извозчик ты или градоправитель, уродливый старик или красавец. Захотят поговорить — им всё едино. По-моему, это очень хорошо. Меня один здешний скульптор пригласил даже на пару-другую обедов. По словам Д., непременно ещё пригласит… — в будущем. Лет через пять-шесть. Куда, в самом деле, торопиться?
Сказать, что я никуда не тороплюсь, нельзя. Во-первых — в лавку. К концу каждого подобного дня заказов накапливается — успевай поворачиваться. Не все они столь деликатны и ответственны (не зря же Буарт посылает к аристократам именно меня), но не могу же я бросить своих товарищей. Только бы суметь отвертеться от совместной пьянки и прогулки по увеселительным заведениям.
Даже не знаю, как мне на глаза попалась та самая табличка. Я не придал ей особого значения. Выставка открыта до четырёх пополудни, а в лавке проторчишь хорошо, если только до девяти. Первое время Д. меня гнал силой на культурные мероприятия, а потом неожиданно перестал. И тут и осознал, что это интересно. Нет, не вру — взял, и понял.
Первый сюрприз ждал, когда я вернулся в лавку. Не пешком, конечно — перекусил на Семи Фонтанах и подъехал. Если в пределах того же района — совсем дёшево, на пару серебряных можно полчаса кататься. Я не говорил, что в Венллене берут не за расстояние, а за время? Ну, значит, теперь сказал.
Равнина Вереньен, Лето 45, 429 Д.
Дорога выдалась на редкость скучная. Поначалу юноша отчаянно трусил: уехать из родного города легко только на словах. Всё время кажется — все обиды, мрачные взгляды и прочие неприятности — не более, чем способ выказать своё расположение. Стоит выйти за пределы городской стены, и осознаёшь это особенно остро. Город не изгоняет даже тех, кого не любит. Смешивает с грязью, ставит на место… но никогда не вынуждает уйти. Наверное, поэтому Ланенсу было так одиноко и страшно.
