Темная магия - Уэллс Энгус (электронная книга txt) 📗
— Надлежит умертвить его прямо сейчас, — пробормотал Ценобар.
— Прежде уничтожьте Сафомана эк'Хеннема, — холодно возразил тиран. — Прежде покончите с его угрозой Кандахару.
Ценобар опустил глаза, а Ксеноменус, кивнув собственным мыслям, пошел по балкону. Ценобар отступил, пропуская повелителя к стеклянным дверям, распахнутым слугой. Когда семь ведунов остались одни, Ценобар сказал Рассуману:
— Боюсь, сила, кою выпускаем мы на волю, представляет для Кандахара и для всего мира угрозу большую, нежели Сафоман эк'Хеннем.
— О чем ты? — возразил Ликандер. — Наведя на Аномиуса чары, мы обезопасим себя. А ежели с его помощью покончим с эк'Хеннемом, то все будем благословенны в глазах тирана.
Ценобар с сомнением хмыкнул. Толстый колдун кивнул.
— Повелитель ищет нашей помощи, друзья. Посему приготовим чары свои и отправимся к пленнику.
Как надир являет собой противоположность зенита, так и роскоши тирановой цитадели, ослеплявшей Нхур-Джабаль золотым, пурпурным и серебряным блеском, противостояли глубокие, стенавшие в нищете темницы. Там, где скалы глушат всякий звук и дух, где непроницаемые камни давят всякую надежду, была вековая деревянная, обитая проржавевшим металлом дверь, запертая на бесконечные засовы и замки и опечатанная оккультными знаками, несущими в себе страшную силу. За дверью начиналась узкая винтовая лестница, в полной темноте спускавшаяся в круглую камеру, в центре которой в полу был встроен большой круглый стальной диск с выгравированными на нем такими же, как на двери, магическими символами. Он закрывал ход в шахту глубиной в шесть поставленных один на другого человека. Стены здесь были гладкими и скользкими, словно высеченными изо льда, и никому по ним не дано было забраться наверх. На самом дне шахты лежал Аномиус.
Свет дневной проникал сюда лишь в те краткие мгновения, когда узнику спускали заплесневевший хлеб и протухшую воду. Каменные стены были сыры, а на неровном полу собрались лужи; и не было здесь живности никакой. Хоть бы одна крыса, хоть бы один паучок или какое другое насекомое, в великом множестве обычно обитающие в подобных сырых и богами забытых дырах! И абсолютно нечем хоть как-то развеять скуку и однообразие, страшнее которых нет ничего для колдуна, лишенного возможности прибегнуть к своим чарам. Аномиус понимал, что темница находится под печатью магических заклинаний, но, насколько они сильны, не знал: как ни был он могуществен, сейчас оказался слеп и глух и как колдун, и как человек. Он был лишен возможности сотворить чудо, развеять темноту, отправить дух свой навестить страждущего рядом смертного; мешочек с колдовскими принадлежностями был у него отобран, а квывхала он потерял вместе с остальными колдовскими способностями. Он и сам не знал, как долго провалялся в темноте, но лето, видимо, уже прошло. То, что его оставили жить, было для него слабым утешением, хотя он и понимал, что для этого' должны быть веские причины. И когда он не тешил себя мыслями о мести, то размышлял над этим.
Только это и уберегло его от сумасшествия; маленький маг, словно пьяный танцор или акробат, шел, качаясь, по канату над пропастью безумия.
Лежа, скрючившись, в полной темноте, он размышлял о Каландрилле и Брахте, целыми днями представляя, как будет их уничтожать; он проклинал их вполголоса, словно произносил молитву богу ненависти. Теперь он понимал, как они его провели: они соблазнили его обещаниями, и он освободил и вывел их из Кешам-Ваджа. А коварный керниец вынудил его прибегнуть к магическим чарам совсем рядом с Нхур-Джабалем, дабы выдать колдунам тирана. Керниец оказался хитрее, чем предполагал Аномиус. А юнца из Лиссе оберегала некая неведомая магическая сила — ее Аномиус почувствовал сразу. Проклятый мальчишка даже не представляет, сколь силен! Камень, что болтается у него на шее, охраняет его, но сам по себе он не мог бы противостоять чарам столь великого мага, как Аномиус. Нет, дело не только в камне. Дело в некой могущественной магии, в которой Аномиус обязательно разберется, но со временем.
Интересно, добились ли они своего? По всей видимости, они спустились по реке до Харасуля, а оттуда отправились в Гессиф и далее, в легендарный Тезин-Дар. Возможно, им даже удалось отыскать волшебную книгу, ту самую, которой они его и соблазнили. Аномиус не верил — не мог поверить — в то, что книга — фикция: она должна существовать, или он самый настоящий простофиля! А он таковым себя не считал! Он Аномиус! Величайший ведун Кандахара, и вот теперь ему только и оставалось, что в отчаянии скрежетать пожелтевшими зубами и тешить себя надеждой на страшную месть. В этом было его единственное утешение.
Его не убили, его кормили, хотя и скудно; а это значит, что он им нужен. Зачем?
Он долго размышлял над этим, и вдруг, словно озарение снизошло на его темницу, и он понял причину. И проклятия его то и дело стали прерываться смехом. Ну да, конечно, Сафоман идет вперед. Его работа, планы, заговоры, его колдовство и чары оказались им не по силам. Сафоман завоевал и Файн, и все, что обещал ему Аномиус. Теперь он не просто поставленный вне закона поместный дворянин, теперь он возглавляет одну из сторон в противостоянии, переросшем в настоящую гражданскую войну. Теперь он — истинная угроза тирану. А чары, наведенные Аномиусом, могут быть сняты только самим же Аномиусом.
И резкий смех его, перемежавшийся проклятиями, долетал до света, в коем обитали охранники и тюремщики. Те, переглядываясь, уверовали, что наконец-то узник их сошел с ума, и, затыкая уши, надеялись, что скоро, очень скоро тиран предаст лунатика смерти.
Каково же было их удивление, когда семь приближенных к тирану колдунов явились в темницу, сняли заклятия с внешней двери и спустились к шахте. Встав вокруг металлического диска, они речитативом пропели заклинания, и воздух задрожал вокруг и наполнился сладким запахом миндаля. Перепуганной страже приказано было сдвинуть диск. Когда он со скрежетом повернулся на петлях и свет от факела скользнул в колодец, из глубины его раздался сухой насмешливый кашель. Несмотря на каменный холод, наполнявший темницу, на ладонях и лбах тюремщиков выступила испарина, когда они, опустив в шахту веревку, вытаскивали узника.
Аномиус был бледен, как спирохета. Он всегда был болезненно-желтым; теперь же он словно усох, и кожа свисала с костей его, как белое тесто. Волосы выпали, и череп его поблескивал в свете факелов, а засаленная, в остатках пищи одежда мешком висела на его костлявом теле. Оглядев окружавших его ведунов злобными водянисто-голубыми глазами, казавшимися огромными из-за ввалившихся щек, он ухмыльнулся. Тюремщики в ужасе попятились, прячась за колдунами, чей речитатив становился все громче и громче. Перстами своими они указывали на ведуна-узника. Запах миндаля все усиливался и усиливался, а Аномиус сухо рассмеялся и, потирая мясистый нос, хрипло произнес:
— Ну вот, вы и здесь. Яств и вина. Говорить будем потом.
Даже колдуны были поражены его непомерной самоуверенностью.
Ликандер первым пришел в себя:
— Сначала — безопасность.
Аномиус пожал костистыми плечами, но возражать не стал, а лишь коротко усмехнулся, когда толстый маг пропустил вперед Ценобара и еще одного ведуна, по имени Андрикус, надеть на его иссохшие запястья кандалы из темного металла. Они коснулись браслетов пальцами, и яркое пламя, вспыхнув на мгновение, замкнуло наручники. Аномиус поморщился. Затем все семеро опять запели, произнося заклинания, и запах миндаля стал тяжелым, а затем вдруг разом развеялся.
— Ну вот, — сказал Ликандер, — теперь ты наш. При первой попытке прибегнуть к чарам или предпринять что-либо против нас, или против тирана, или любого другого слуги его ты подвергнешь себя мученической смерти.
Аномиус с безразличием кивнул и спросил:
— А сила моя? Когда вернете ее?
Ликандер с непроницаемым лицом произнес:
— Откуда такая уверенность, что мы ее тебе вернем?
Вопрос заставил грязного иссохшего заклинателя рассмеяться.
