Волшебники Маджипура - Сильверберг Роберт (онлайн книга без TXT) 📗
— А я не нахожу в этом ничего дурного, кузен, — возразил герцог Олджеббин. — Если мы отложим шествия, пиры и прочие сопутствующие процедуры на должное время, то какое будет иметь значение, немного раньше или немного позже мы начнем Игры? Пранкипин вот-вот скончается, это бесспорно. Императорские волшебники изучили свои руны и сообщили нам, что понтифекс должен вскоре умереть. Его медики предсказывают то же самое.
— У них, смею надеяться, есть более существенные обоснования предсказаний, чем у волшебников, — вставил Септах Мелайн, который в эту самую суеверную из всех эпоху был печально известен своим вольнодумным презрением к любому волшебству.
Корсибар недовольно отмахнулся, словно Септах Мелайн был всего-навсего назойливым комаром, зудящим над ухом.
— Вы все знаете, что никто не стремится вырваться из этого омута безделья с большим нетерпением, чем я. Но… — Он на мгновение умолк и еще сильнее нахмурился, раздувая ноздри, как будто затруднялся найти нужные слова, но затем, бросив быстрый взгляд на Мандрикарна и Венту и словно ожидая от них поддержки, наконец выговорил: — Я прошу прощения у великого герцога Олджеббина, если своим несогласием наношу ему обиду. Но ведь существуют правила приличия, отец. Существуют освященные веками нормы поведения. И — клянусь Божеством, Свор прав! — правила хорошего тона.
— Ты поражаешь меня, Корсибар, — удивленно произнес лорд Конфалюм, — а я-то был уверен, что ты первым поддержишь эту идею. И вдруг… такая неожиданная с твоей стороны привередливость…
— Что? Корсибар привередлив? — раздался громкий хриплый голос из дверей зала. — Ну да: вода суха, огонь холоден, а сладкое кисло. Корсибар! Привередлив! Вот уж не ожидал услышать эти два слова рядом. — Язвительный и необузданный принц Дантирия Самбайл, обладавший титулом прокуратора Ни-мойи, вошел в вестибюль, громко стуча подкованными каблуками по черному мрамору, и немедленно оказался в центре всеобщего внимания. Прокуратор не. приветствовал лорда Конфалюма полагающимся по этикету знаком Горящей Звезды. — Умоляю, скажите мне, о чем идет спор. Видимо, случилось нечто удивительное, раз уж дело дошло до столь неправдоподобного совмещения противоположных понятий? — спросил он, глядя прямо в глаза короналю.
— А случилось то, — ответил лорд Конфалюм, противопоставляя желчной громогласности Дантирии Самбайла свой самый сладкий и приятный тон, — что ваш родственник Малдемар предложил немедленно начать похоронные Игры, поскольку все мы, к несчастью, застряли здесь из-за того, что Пранкипин так цепляется за жизнь. А мой сын, кажется, выступает против этого предложения.
— Ну надо же! — провозгласил Дантирия Самбайл в притворном восхищении.
И после секундного молчания повторил: — Ну надо же!
По обыкновению широко расставив ноги, прокуратор остановился перед балдахином, под которым расположился лорд Конфалюм. Лет примерно пятидесяти, он обладал впечатляющей внешностью и мог быть самым высоким из присутствующих, если бы не до странности непропорциональные его длинному и массивному торсу короткие ноги. Тем не менее его внушительная фигура уступала габаритами только Фархольту.
Всем своим видом Дантирия Самбайл производил крайне отталкивающее впечатление. Он был поразительно, если можно так выразиться, величественно уродлив. Его голова напоминала огромный глянцевый купол, густо обросший грубыми огненно-рыжими, даже, пожалуй, оранжевыми волосами, а бледную кожу в несметном количестве усыпали пылающие веснушки; нос представлял собой бесформенный комок плоти; уголки широченного рта резко загибались книзу, придавая лицу жестокое — вполне соответствующее его истинному характеру — выражение; мясистые щеки свисали тяжелыми брылями, а подбородок вызывающе выпирал. Но самым поразительным было то, что с этого жесткого и неприятного лица глядели неожиданно чувствительные и нежные фиолетово-серые глаза — глаза поэта, глаза влюбленного. Он был дальним родственником Престимиона во втором колене со стороны матери и как правитель отдаленного континента Зимроэля подчинялся только понтифексу и короналю Маджипура. Все знали, что корональ его, мягко говоря, не жаловал. Многие другие, впрочем, тоже. Но Самбайл обладал слишком большой силой и властью, чтобы его можно было проигнорировать.
— А почему же добрый Корсибар возражает против начала Игр? — спросил Дантирия Самбайл, все так же обращаясь исключительно к короналю. — Я-то был уверен, что он больше всех обрадуется им. — В обманчиво поэтических глазах внезапно вспыхнул ядовитый огонек. — А не в том ли все дело, что предложение исходит от принца Престимиона?
Даже лорд Конфалюм на мгновение онемел от смелости этого замечания.
Что и говорить, в последнее время между Корсибаром и Престимионом возникла глубоко скрытая, невысказанная неприязнь. Корсибар был единственным сыном короналя, обладал врожденным благородством и повсюду пользовался уважением и любовью. Однако древняя традиция запрещала ему наследовать трон отца. Престимион был гораздо ниже по происхождению и не отличался столь притягательной внешностью, но, по всей вероятности, нынешний корональ намеревался назвать его своим преемником. Кое-кто втайне сожалел о конституционных нормах, которые не дозволяли Корсибару занять трон короналя сразу же после того, как отец освободит его, однако вслух об этом не говорилось, особенно в присутствии самих Корсибара и Престимиона. И уж, конечно, ни словом, ни намеком об этом ни разу не обмолвился лорд Конфалюм.
— Можно ли мне сказать, мой лорд? — негромко произнес Престимион, хранивший молчание с того момента, как вошел в зал.
Конфалюм в рассеянности лениво махнул рукой, давая согласие.
Изящно сложенный, невысокого роста принц обладал, однако, неординарной физической силой. Его тускло-золотистые волосы против моды того времени были коротко острижены, а глаза яркого зеленовато-голубого цвета смотрели остро и пристально. Они казались слишком близко посаженными — возможно, виной тому залегшие под ними глубокие тени. На бледном и узком лице слабо выделялись тонкие губы.
Из-за своего маленького роста Престимион едва ли был заметной фигурой в собрании принцев Замковой горы. Но этот недостаток он с лихвой восполнял проворством, силой мышц, врожденной проницательностью и энергией. Ни в детстве, ни даже потом, когда он стал уже молодым мужчиной, никто не рискнул бы предсказать ему выдающееся будущее, и тем не менее постепенно, особенно в последние годы, он выдвинулся на самые первые позиции при дворе короналя. К настоящему времени всем обитателям Замка и его окрестностей Престимион был известен как избранник короналя, хотя информация эта была, конечно, неофициальной, ибо, пока жив понтифекс, лорд Конфалюм не имел права формально назвать своего преемника.
Принц холодным кивком подтвердил, что заметил разрешение короналя говорить. Бестактные, если не скандально провокационные, слова его родственника из Ни-мойи, казалось, вовсе не задели Престимиона. Но, глядя со стороны, можно было подумать, что его вообще мало что задевает. Он всегда производил впечатление человека крайне рассудочного и вроде бы не предпринимал никаких действий без серьезного обдумывания и расчета. Даже в моменты импульсивных вспышек Престимиона — а такие случались нередко — у тех, кто был их свидетелем, частенько возникали подозрения, что эти эмоциональные взрывы тоже соответствующим образом подготовлены.
Спокойно улыбнувшись Корсибару, затем прокуратору, Престимион, не обращаясь ни к кому конкретно, заговорил:
— Что в конечном счете мы празднуем в ходе Игр, которые традиционно устраиваются по случаю смерти понтифекса? Да, несомненно, завершение жизни великого монарха. Но также и начало нового правления, переход выдающегося короналя на еще более высокий уровень власти — к понтифексату — и выбор одного из принцев царства в качестве всемирного правителя-венценосца. Один цикл завершается, другой начинается. Поэтому Игры должны иметь двойную цель: приветствовать вступление на соответствующие престолы новых монархов, да, но также и почтить того, кто оставляет нас. И потому я считаю вполне допустимым, достойным и естественным начать Игры при живом Пранкипине. Поступая так, мы словно перебрасываем мост между старым и новым правлением.