Ведьма-двоедушница (СИ) - Клекач Тамара (читать книги онлайн TXT) 📗
- И что вы предлогаете? - Смахнув с бороды капли, Рома окинул товарищей подозрительным взглядом. Вот не сиделось им на месте: ни в монастыре, где они выросли, ни теперь здесь, где по их милости они и оказались, так сказать, в поисках лучшей жизни.
- Уходить надобно. Пока заставы не везде поставили.
- Куда? Это людей заставы, может, и остановят, но не голод и не хворь, какой бы она не была.
- Зато с набитым пузом помирать легче, - возразил Димитрий.
- Говорят, царь-батюшка в Александрийскую слободу вернулся. Поедем и мы туда и...
- Опричником быть хочешь? - не поверил своим ушам Рома. - Ты же слышал, что они натворили: от самой Москвы до Новгорода камня на камне не осталось, а в Новгороде-то...
- Чего сразу опричником? - возмутились в один голос его собеседники. - Работы там и другой хватает. Мы, люди добрые, и любой честной работы не чураемся!
"А не честной?" - подумал Рома, но вслух ничего не сказал. Видел же он, что они уже всё решили, и отпустить их одних дурней пытать счастье, он, конечно же, не мог. Братьями они хоть были и не по крови, но узы их были крепкими, как и руки, неоднократно приходившие друг другу на помощь. На том и порешили.
Долгим показался Роману путь от Вологды до Александровской слободы, и казалось, ему, что не только крепость он оставляет позади, но и монастырь, чьи стены были ему домом целых десять лет, и всю жизнь свою он по этой дороге проходит.
"Великая роль уготована для тебя. Сердцем слушай, вера в нём подскажет тебе правильный путь" - много лет назад сказал ему на последок настоятель монастыря.
Великой роли он для себя не видел и не искал ни тогда, ни сейчас. Просты были его желания: построить дом, в жёны взять хорошую девицу, детишек завести, да чтобы было у них всё то, чего сам он был лишён в детстве.
Жизнь при монастыре, конечно, не вязалась с этим, как и разруха и беды, бросавшие большую тень на день завтрашний, но всё же это было то, о чём он мечтал, а ни как о службе царю.
Задаваясь вопросом, что же ждало их впереди, молодцы подъехали к выложенным кирпичом от земли до бойниц укреплениям Александровской слободы.
- Чего вам, холопы? - приветствовал их голос.
- На службу к царю-батюшке пришли, - ответил Димитрий, спешиваясь.
- Слыхали, парни? На службу они пришли. - Сверха раздался смех.
- Нет здесь ничего для вас, нищесброд. Возвращайтесь туда, откуда коней спёрли.
- Не спёрли мы их, - ответил Афоня, а Рома, тем временем, ощутил раздражение. - Мы из Вологды приехали. Может, слыхали: там царь-батюшка наш крепость повелел строить. Так мы и строили.
- Ишь, парни, какие к нам работяги пожаловали! А харчи, как там закончились, так вы к нам подались? Или это вы так по пути раздобрели? Приютили вас, может, где детин-то таких? Может, скажете, где, и мы туда наведаемся. Подкрепиться тоже. - Снова раздался смех.
- А чего ж не сказать доброму человеку, - улыбнулся Рома, снимая шапку. - Скажу. Ты только выходи сюда, так я ещё и короткий путь тебе укажу. - Смеха не последовало.
- Наглый холоп - мёртвый холоп, - вкрадчиво ответил Роме голос, и из-за бойницы выглянуло дуло мушкета. - Да, парни?
Ответа на это никто не услышал, так как на дороге показалась конница. Десятков пять не меньше всадников, облачённых в чёрные отороченные мехом кафтаны поверх чёрных подрясников и чёрные меховые скуфейки. По обеим сторонам чёрной попоны белым были вышиты головы собак - отличительный признак опричников.
Один из всадников мчался быстрее других, да трясло его так, что он вот-вот готов был выпасть из седла. На подъезде к центральным воротам лошадь внезапно остановилась и встала на дыбы, сбросив опричника на землю. Била она копытами так, что комья земли летели, и гарцевала кругом него, не давая подняться.
Несколько смельчаков оголили сабли, но Рома подоспел первым. Стал он прямо перед ней, широко раскинув руки, и, как она не била копытами, как не вставала на дыбы, он не сдвинулся ни на шаг.
Тишина стояла вокруг. Опричники замерли. Вот-вот, казалось, лошадь его затопчет, а нет: мотнула она только из стороны в сторону головой, да копытами пару раз ударила по земле, и всё, успокоилось животное, как и не было ничего.
- Что за чертовщина! - сплюнул на землю один из опричников, поднимая с земли товарища.
- Кто её знает? - ответил Рома, ласково поглаживая животное, к которому никто так и не решился подойти. - У неё свои понятия, у нас свои.
- Тонко подмечено, - обратился к Роме один из всадников, ехавший в конце. Гордо сидел он в седле, властно держа в руках длинный кнут. Одет он был, как опричник, только не имел при себе никакого оружия. Да и попона на его коне не была украшена собачей головой. - Вовремя ты подоспел, однако. Коли б не ты, не видать света было бы тому молодцу. Жизнью он тебе обязан.
- Благодарю за добрые слова. - Роман поклонился, признав в говорившем человека высокого положения.
- Не видал я тебя раньше здесь. Какими дорогами пришёл?
- Из Вологды мы, - ответил Рома, кивая на Димитрия и Афоню.
- В поисках лучшей жизни? - усмехнулся наезник.
- Уж не судите строго. Не грех ведь. - Человек рассмеялся и ловко спрыгнул с лошади. Высок он был, статен и моложав, не смотря на то, что его чёрные волосы были поддёрнуты сединой.
- Не грех, - согласился он. - Даже напротив. - Он окинул Рому оценивающим взглядом серых глаз. - Ну, добро. - Он подозвал одного из лучников. Тот отвесил ему низкий поклон. - Покажи этому доброму человеку и его братьям, где находятся конюшни, и проследи, чтобы их накормили и выделили покои. А кто спрашивать будет, скажи по моему личному приказу взяты на службу. Понял?
- Да, господин, - ответил лучник и снова низко поклонился.
- Благодарю. - Роман тоже поклонился.
Человек в чёрном рассмеялся и, ловко запрыгнув в седло, махнул рукой, мол, не стоит благодарности, и удалился.
- Не стой, как дурень, - сказал лучник, в голосе которого Роман узнал того, с кем он имел удовольствие общаться до приезда конницы. - Велел господин тебе и дурням твоим следовать за мной, вот и не тратьте моё время попусту.
Стар он был уже по меркам воинства и, по мнению Ромы, но крепка была его хода и рука, любовно поглаживающая мушкет, а глаз его был зорок, меток и мудр. Как ни странно, Роме он даже по душе пришёлся. И он даже готов был поспорить на свою шапку, что это было взаимно. Такие старые воины уважали смелость, а смелым Рома был.
Кобыльи конюшни разводили лошадей русской породы и иноземных. Работы в них было много, и, скажем так, не самой приятной. Но труд этот был честным, как и еда и угол свой, получаемые за неё. В крепости Роману приходилось тоже много работать, но то было бесперспективно, а здесь были возможности. Теперь он это понимал, и рад был, что они с товарищами был приняты туда.
Так же, к своему удивлению, Роман начал проникаться к опричнине. Нет, не к той жестокости, которую они чинили, а к их вере: вере сильной и в царя, и в церковь. И самое главное - у неё, у веры-то, была праведная цель.
В конце XVI века в новгородских землях, а затем и в Москве распространилась ересь жидовствующих. Еретиками были священнослужители, отрицавшие многие основополагающие каноны Православной церкви. В 1569 году даже было сожжено несколько людей за употребление в пищу запрещённой церковными правилами телятины.
И вот как раз идеологическим смыслом опричнины было просеивание для отделения добрых семян православной соборности от еретических мудрствований.
Еретики, которым удалось остаться в живых, ушли в тень, и многие о них забыли. Однако, на второй год неурожая, люди стали вспоминать и задумываться о природе такого лиха, и если голод был врагом объяснимым, то чума была врагом, которого нельзя было ни увидеть, ни убить, и её могли объяснить лишь колдовством.
Самим царём был учрежден монашеский орден, члены которого становились не просто царскими слугами, а рыцарями веры, железной рукой которых должна была искореняться нечисть.
