Альвийский лес (СИ) - Пасценди Доминик Григорьевич (книги онлайн полностью .TXT) 📗
С тех пор Харран считал Доранта… лучшим другом? Да нет, скорее, своим близким. Парень, однако, вырос; отец его умер года три назад и оставил Харрану немалое имущество. При этом парень как-то так сумел себя поставить, что ни у кого не возникло даже мысли оспаривать его право распоряжаться и приказывать отцовским боевым слугам и арендаторам. Его, естественно, на первых порах попытались надуть, но быстро оказалось, что это себе дороже. Местные власти также приняли Харрана как достойного преемника отца, и теперь уже его звали Харран из Кармонского Гронта. Земли его лежали вокруг почти всего Кармона: от предгорий почти до озера, в основном по правому берегу речки.
Дорант знал, что Харран — один из тех очень немногих людей, на которых он может положиться всегда и во всем.
Знакомый — это тот, с кем можно хорошо посидеть. Приятель — тот, с кем при этом можно особо не следить за словами. Друг — тот, к кому можно прийти и сказать: "я тут убил одного, помоги спрятать труп", - и он поможет, и не станет задавать лишних вопросов. Харран был больше, чем друг.
Они выпили немало вина, которое в этом доме всегда было хорошим, заедая тем, что стояло на столе. Дорант рассказал столичные сплетни, Харран — местные новости. У них почти не было общего круга близких знакомых, так что кости перемывали в основном властям, которые — как все власти во все времена — больше делали глупостей, чем приносили пользы.
Дорант чувствовал себя свежим и отдохнувшим, несмотря на то, что весь отдых состоял в том, что он умылся и переоделся. Холодная вода взбодрила, чистая одежда не липла к телу, да и воздух к вечеру стал, наконец, прохладным; во дворике гулял легкий ветерок, как всегда в такое время дня. Доранту было свободно и приятно; он чувствовал себя дома — в полной безопасности, с человеком, которому мог полностью доверять. Дорант так не доверял почти никому. Исключением были его боевые слуги, с которыми он много раз стоял спина к спине в драке или сражении, его женщина, Харран и ещё два человека.
Харран не расспрашивал, зачем Дорант приехал в Кармон: он знал, что тот обязательно расскажет сам (он не знал только, что Дорант расскажет ровно и только то, что Харрану знать нужно, причем зачем нужно — будет решать сам же). Дорант как раз и думал про себя, что рассказать, а что и придержать сейчас.
Наконец, он решил, что о делах лучше беседовать на трезвую голову, завтра.
Пока же они обсуждали новости: Дорант рассказывал, что говорят и делают в столице колонии и о чем сплетничают приплывшие из Империи, а Харран сообщал, что сталось с местными общими знакомыми, каковы виды на урожай и где сейчас лучшая охота.
Пока они пили и разговаривали, совсем стемнело. Дорант почувствовал, что пора бы и отдохнуть. У него было ещё несколько дел: заглянуть к своим слугам; распаковать вьюки с оружием; посмотреть, что показывает поисковый артефакт.
Он только собрался открыть рот, чтобы попросить у Харрана прощения и отпроситься спать, как Харран ошарашил его:
— А ты знаешь, что Красный Зарьял поймал вчера самку альва? Живую?
— Да ты что? И как ему удалось?
— Они собирались охотиться в буше за озером. Егеря нашли оленя, крупного самца. Начали загонять, но увлеклись и забрались в лес, а там напоролись на нескольких альвов. Что странно, из пяти егерей трое остались живы. Красный Зарьял со своими охотниками успели на конях, когда услышали крики. Повезло — у них у всех были готовые к бою пиштоли [8]. Трех альвов они, говорят, убили, а эта самка попала ногой в нору гофера и не смогла убежать. Зарьял как-то успел ударить её волчей плетью по голове, она сомлела — тут её и повязали. Как только успели: драпали оттуда не оглядываясь, даже своих убитых не забрали.
Когда первые каики Ланнера Кориона — с благословения и за деньги брата тогдашнего Императора Роке Второго — прибыли на Гиастему, их встретили на берегу голокожие дикари с лицами, размалеванными охрой, вооруженные копьями и топорами с каменными наконечниками и одетые в набедренные повязки и плащи из грубой хлопковой ткани. Они не знали железа, никогда не видели лошадей, а уж огнестрельное оружие вызвало у них суеверный ужас. Одетые в кожу и сталь, и вооруженные сталью авантюристы с тех пор открыли для Императора огромные новые земли, куда хлынул поток младших сыновей дворянских родов, наемников, освободившихся после завершения Сорокалетней войны, пиратов, безземельных землепашцев и других решительных мужчин, не дорожащих своей жизнью, которым нечего было терять в метрополии. Дикарей постепенно усмирили; в землях, прилегающих к столице Заморской Марки, их почти и не осталось: кто выжил — приняли новых Богов, выучили язык Империи и стали потихоньку крестьянствовать на пользу колонии, Императору и землевладельцам. Места, где раньше они вольно охотились и собирали съедобные злаки, достались пришлецам. Но это и справедливо, наверное: то, чего ты не можешь удержать — не твое.
По мере расширения границ Империи в Заморской Марке имперцы познакомились еще со многими племенами. Какие-то из дикарей были мирными и ничего не хотели, кроме того, чтобы их оставили в покое жить привычной жизнью; иногда это у них получалось. Какие-то были, напротив, воинственны и непримиримы — этих приходилось выбивать, иногда полностью. С какими-то после первоначальных столкновений удавалось договориться, и некоторые из них стали надёжными союзниками, помогая продвигать власть Императора вглубь континента. Так или иначе, дикари не были для имперцев чем-то непонятным и неодолимым: ну, приходится воевать с ними — так и в старых землях где-то обязательно воюют.
И только в окрестностях Альвиана завоеватели наткнулись на нечто, чего не смогли ни одолеть, ни даже понять до сих пор. Альвы, полуразумные животные, обладающие, как говорят, необычными способностями, были пугалом для местных дикарей задолго до прихода людей. Они разоряли огороды, убивали скот, который разводили дикари (коз и овец), и, не делая разницы — самих дикарей. Пойманных — убивали с жестокостью, не свойственной разумным существам, а некоторых уводили и, говорят, поедали, когда и живьем. Альвы не знали человеческой речи, одежды, железа и прочего, но умели делать легкие копья с узкими наконечниками, подобными листу ивы, и эти копья пробивали даже кольчугу. Что хуже всего, альвы умели прятаться в самых неожиданных местах, передвигались быстро и бесшумно, а копья метали далеко и невероятно точно. И огнестрельное оружие не очень помогало против них, а в рукопашной схватке у человека даже с талосским закаленным мечом и в кирасе, как говорили, не было шансов против альва, вооруженного только копьем и чем-то вроде ножа.
Альвы не терпят людей в лесу и в его окрестностях. Человек, вошедший в Альвиан, редко выходил обратно. Благодарение Богам, альвы недалеко уходили от своего леса — но куда доходили… Это были короткие, жестокие набеги, во время которых альвы уничтожали все живое: резали и уводили скот, убивали людей и дикарей. Дорант видел однажды деревеньку на берегу озера, через которую прошел такой набег. Трудно сказать, сколько там было альвов: может, десяток, а может, и всего пара. Но из сорока с лишним человек и полусотни дикарей, основавших деревню, не осталось в живых никого, хотя у людей были и аркебузы, и мечи, и кирасы, и бдительная стража. Стража первой и легла, не успев издать ни звука. Им повезло: их убили быстро. Остальных мучили долго и тщательно. Доранту до сих пор было не по себе, и он отгонял от себя воспоминания о том, что видел там. Самая плодородная земля вокруг озера была из-за этого населена редко и мало возделана, хотя туземцы все время пытались заселить и освоить её, невзирая на регулярные потери. Редкая деревня могла простоять, не подвергаясь набегам, больше пяти лет. Тем не менее, туземцы не оставляли попыток, то полагаясь на частоколы и огнестрельное оружие, то приглашая имперских воинов, то организуя стражу и убегая за озеро при малейшем признаке появления альвов…
