Ойкумена (СИ) - Николаев Игорь Игоревич (книги txt) 📗
Животное было очень похоже на «котэ», что атаковало ее прошлым утром, только меньше и, насколько можно было судить в слабом свете, не серо-песчаной расцветки, а почти черное. Явный представитель семейства кошачих, которые некогда отделились от общего предка, и пошли своим долгим путем.
Существо было размером с небольшую собаку, его уши доставали Лене до колена. Голова сплющена, как у рептилии, а глаза наоборот, большие и почти круглые. И светились они не так, как у обычных кошек, отраженным светом. Овальные зрачки словно подсвечивались изнутри фосфорными огоньками. А после шеи очертания тела совершенно теряли кошачью форму, переходя в уже знакомую «табуретку» - короткое и почти квадратное туловище с четырьмя лапами, которые, казалось, могли двигать хозяина в любом направлении, независимо от поворота корпуса.
От вопля ужаса Лену удержали две вещи. Первая - в обитаемом месте вряд ли стали бы держать настоящего, опасного хищника. Вторая ... Девушка не смогла бы объяснить это словами. «Котэ» источало жажду убийства, ярость охотника, готового упиться свежей кровью. Этот же зверь казался каким-то ... спокойным. Мудро-созерцательным, если так можно сказать о бессловесном животном. Впрочем, глядя в зеленоватые глаза, Лена усомнилась и в «животном». Странный это был взгляд. Не животный.
Зверь вошел в комнату. Не прокрался, а именно вошел. Снова мяукнул, совершенно по кошачьи. Одним стремительным прыжком прыгнул на кровать. Лена вздрогнула, даже не успев испугаться. Движение было настолько стремительным, что глаз его просто не зафиксировал. Черное тело размылось в широкую полосу и собралось воедино уже на тощем покрывале, больше похожем на истрепанную занавеску.
Зверь моргнул и зевнул, показав длинные клыки и раздвоенный язык, но Лена по-прежнему совершенно не чувствовала угрозы. Ни капли. Наоборот, странное создание как будто распространяло вокруг себя атмосферу спокойствия, умиротворения. Хотелось его погладить, но Лена не была уверена, что местные кошки привычны к такой ласке. Зверь присел. Разом подобрал под себя длинные лапы и опустился на живот, шевельнув очень коротким, как у рыси, хвостом. Опустил голову на колено девушки, прижал уши к змеиной голове. Не убрал назад, как делают кошки перед броском, а опустил по бокам. Казалось, дальше последует урчание, но животное молчало. Оно все так же внимательно смотрело на Лену совершенно не звериным взглядом.
Наконец девушка решилась, и очень осторожно, стараясь двигать рукой как можно медленнее, пригладила гостя вдоль сильно выступающего хребта с острыми звеньями позвонков. Шерсть оказалась короткой и жесткой, словно крошечные иголки, а кожа сухой и горячей. Похоже, температура зверя была градусов под сорок. Наверное, ему требовалось много пищи, при таких размерах и ускоренном обмене веществ...
Зверь внешне никак не отреагировал, но в душе у Лены снова шевельнулась твердая уверенность - ласка ему приятна. Овальные зрачки расширились, огонь в них обрел оранжевый оттенок, и девушка почувствовала, как в этом призрачном свете сгорают ее страх и отчаяние. Зверь словно пил ее горе, высушивая как осенний лист, до простой печали.
- Кто ты? - тихо спросила Елена.
Гость, конечно же, не ответил. Лишь приподнял голову и снова зевнул, ощутимо клацнув длинными страшненькими зубами. Прикрыл большие глазищи, оставив лишь узкие щелочки, полыхавшие желтым огнем, как настоящие фонарики. И наконец, замурчал, как настоящий кот, только очень низко, так, что казалось, кости в ноге резонировали мелкой вибрацией. Девушка опустила руку на холку зверя, и дрожь передалась всей руке. Лена чувствовала себя как два дня назад, когда слово «Riadag» стучалось в ее память туманными образами. Сейчас тоже что-то происходило, нечто очень важное, только она никак не могла понять, что именно.
А зверь тем временем перевернулся на бок и вытянул на всю долину лапы, выпустив когти, от вида которых Лена вздрогнула. Выглядело это странно - как будто типично кошачью пластику натянули на совершенно другую конструкцию, причем смотрелось движение все равно удивительно естественно и плавно. Закончив потягиваться, «кот» уместил лапы под мягким голым животом, подтянув и сложив их как паук. Превратился в плотный шар, покрытый колючей шерстью, только голова выступает. И, кажется, заснул.
Подождав несколько минут, Лена осторожно передвинула зверя на край кровати, к стене. Горячее тело оказалось намного легче, чем можно было ожидать при таких размерах. Затем она легла сама, не раздеваясь, не снимая руки с теплого зверя. Воспоминания о доме, родных, друзьях, о своем прежнем мире по-прежнему отзывались в сердце болью, но колдовской зверь как будто затупил бритвенную остроту душевных терзаний.
«Я здесь. Я сейчас» - подумала девушка, и в это мгновение она не была уверена, что эта мысль принадлежит полностью ей самой. Словно кто-то нашептал над ухом и притом наделил слова содержанием. Подлинным смыслом и уверенностью.
Я здесь, и пока что это неизменно.
Я сейчас, и это так же неизменно.
Она закрыла глаза и под звуки дождя, перемежаемого воплями хмельных гуляк, прижимая к себе горячее тело «кота», начала вспоминать все, что рассказывал о медицине Дед.
Янтарная жидкость в бутылочке была очень летучей и дурманила при вдыхании ее паров. Специально для этого флакон имел длинное, чуть изогнутое горлышко, которое удобно вставлять в нос. Еще можно, по примеру салонных сибаритов, капнуть на платок, изящно им обмахиваясь. Но в Пустошах люди были простые и редко склонялись к эстетскому усложнению сущностей. Здесь жидкий «янтарь» часто пили, очень быстро, пока бесплотная квинтэссенция дурмана не растворилась в воздухе. И обязательно запивая холодной водой, чтобы жидкость обволакивала желудок. Опасное занятие, плохо очищенный эликсир мог запросто наградить смельчака пожизненной хворью живота. А мог и прожечь стенку желудка, даруя скорую, но мучительную смерть.
Однако у Достопочтенного Жи товар был неизменно хорош. Неизменно безопасен.
Вода в ванне совсем остыла, и бригадир лишь обтерся мокрым полотенцем. Мышцы болели, но то была приятная боль, как после тяжелой работы. Которая не изнуряет, но укрепляет тело, разгоняя по жилам кровь и даруя радость.
В бутылочке была доза на троих, но Сантели отдал ее братьям, обделив себя. «Янтарь» подействовал очень быстро, и два прекрасных обнаженных тела живописно раскинулись на кровати. Бригадир молча стоял у окна, за которым бушевала стихия. Уходить не хотелось. Как и всегда, впрочем. Здесь было приятно, чисто, уютно. В этой комнате его всегда ждали, и хотя Сантели прекрасно понимал, что это (если препарировать чувства до их чистой, природной первоосновы) всего лишь хорошо замаскированный зов алчности, ему хватало. Бригадир слишком давно и слишком хорошо понял, что жизнь скупа на добро, и даже хорошая иллюзия чего либо - лучше, чем полное отсутствие.
Отсюда всегда было тяжело уходить. А сегодня – особенно.
Тяжело вздохнув, совсем как давеча Достопочтенный Жи, Сантели оделся. Юноши не проснулись. Их глубокий неестественный сон, полный удивительных грез, обещал продлиться до самого утра.
- Когда-то у меня был настоящий наставник. Очень мудрый, достойный человек, – тихо вымолвил Сантели, приглаживая еще чуть влажные волосы. - И однажды я спросил у него, что есть истинная любовь?
- Он долго думал и, наконец, ответил мне, что настоящее, не показное, сокровенное чувство всегда... жертвенно. Истинная любовь не спешит забирать, но всегда готова одарить. Мы готовы простить любимому... или любимым обиду, ложь... недоброе слово за спиной. Даже если слова оборачиваются настоящей бедой. Но такова природа истинного чувства. Лишь в добровольной жертве чувства обретают полноту и совершенство.
Сантели застегнул пояс, затянул узлом свободно свисающий конец с бронзовым уголком, поправил ножны с кинжалом. Посмотрел на юношей, и увидь сейчас это кто-нибудь из его бригады, то непременно подумал бы - подменили вожака, заменили перевертышем. В глазах Сантели, обычно холодно-внимательных, по волчьи опасных, плескался океан боли. Искренней, тяжкой боли, что пронзает саму душу.
