Сезон штормов - Асприн Роберт Линн (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
— А ты и вправду мастер, — с улыбкой сказал он, ставя перед Балюструсом кружку эля. Мастер покачал головой, отказываясь и от эля, и от комплимента.
— От меня осталась только тень, — сказал он. — Что ж, теперь у тебя есть энлибарские мечи, сынок. Что ты будешь с ними делать?
Уэлгрин сидел на корточках, облитый лунным светом. Эль согрел его в ночной прохладе и больше обычного настроил на оптимистический лад.
— Пообещав в качестве платы клинки, я смогу набрать солдат, поначалу достаточно будет нескольких человек. Мы отправимся на север и пополним ряды до нужного количества по мере продвижения. Мы заявимся к Стене Чародеев на конях и в полном снаряжении. Мы покроем себя честью и славой в битве с Нисибиси и превратимся в передовой отряд легиона.
Довольно хихикая, мастер наконец отпил глоток эля.
— Честь и слава. Уэлгрин, милый, зачем тебе слава? Что даст тебе честь? Что станет с твоими солдатами, когда забудутся Стена Чародеев и Нисибиси?
Почести и слава сами по себе были наградой для рэнканского воина; что же касается войны, то солдат без работы не останется. Уэлгрин не жаждал, конечно, ни славы, ни почестей, а его предыдущая служба была скучной, вроде службы в гарнизоне Санктуария.
— Я стану знаменитым, — решительно заявил он после некоторого раздумья. — Меня будут уважать при жизни, а когда умру, память обо мне увековечат…
— Ты уже знаменит, дружок, или ты забыл об этом? Ты вновь открыл энлибарскую сталь. Но из-за этого тебе нельзя даже открыть свое лицо. Сколько, по-твоему, тебе потребуется мечей, чтобы с почестями пройтись по улицам Рэнке? Двадцать пять? Пятьдесят? Думаешь, тебе поверят, если ты скажешь им, что получил сталь с помощью кусочков старого ожерелья риггли?
Уэлгрин встал. Обошел сидевшего инвалида.
— Я добьюсь славы. Добьюсь славы или умру.
Быстрым, незаметным движением костыля Балюструс отправил его копошиться в пыли.
— Невежливо говорить человеку в затылок. Тебе уже изменяла удача, может изменить снова. Империя никогда ничего не давала тебе и никогда ничего не даст. Но империя ничего не значит для Санктуария. Здесь есть сила, милый, сила в чистом виде.
Используй ее, и ты обретешь и почести, и славу. Говорю тебе, Уэлгрин, Джабал не вернется. Его мир созрел для захвата.
— Ты уже говорил об этом. Джабал гниет под своим дворцом. А сколько ястребиных масок пригвоздили к столбам по пути к мосту на окраине? Даже если бы я испытывал искушение, на кого я смогу рассчитывать?
— Темпус выбраковывает для тебя своих подчиненных. Уверен, что и те из масок, кто поумней, в безопасности. Они прослышали, что Джабал жив, и ждут его возвращения. Но им известно не все.
Излишняя самонадеянность Балюструса насторожила Уэлгрина. Он никогда не доверял мастеру полностью, и меньше всего, когда тот говорил загадками.
— Не всегда меня величали Балюструсом. Когда-то меня называли Серым Волком. Всего двадцать пять лет тому назад я привел имперские легионы в горы и сломил последнее сопротивление илсигов. Я сломил его, потому что мне было известно все. Я сам родился в тех горах. В моих венах течет кровь королей и волшебников. Но я понимал, что время королей прошло и наступило время империи. Я променял надежды собственного народа на славу и почести завоевателей.
Уэлгрин откашлялся. Не было человека, который не слышал бы о Сером Волке — молодом человеке в звериных шкурах, который был встречен в Рэнке как герой, несмотря на то, что был риггли, и который спустя некоторое время нелепо погиб при падении с лошади. Вся столица принимала участие в его похоронах.
— Не исключено, что мои друзья в Рэнке были отцами твоих друзей, — сказал Балюструс, видя скептицизм Уэлгрина. — Я наблюдал за собственными похоронами с гладиаторских галерей, где меня, напичкав наркотиками, обобрав и опозорив, бросили, чтобы я умер или увеличил состояние своих бывших приятелей. — Он злобно засмеялся. — Но я не был простым рэнканским генералом, они забыли об этом. Я умел сражаться и умел ковать оружие, какого они не видывали. Я научился мастерству работы с металлом у народа, который предал.
— А Джабал, он-то какое имеет к этому отношение? — наконец спросил Уэлгрин.
— Он появился позднее. Я сражался и убивал, но рано или поздно от меня отказывались все владельцы, пока меня не купил сам император, отец Кадакитиса. Я стал тренировать новых рабов, а Джабал был одним из них. Он был рожден для смертельного боя. Я научил его всем трюкам, которые знал; он был мне как сын. Я видел, что счастье улыбалось нам каждый раз, когда он сражался. Мы оба принадлежали императору. Мы вместе пили, вместе ходили по бабам — жизнь удачливого гладиатора не так уж плоха, если тебя не волнуют клеймо и ошейник. Я доверял ему. Я рассказал ему правду о себе.
— Спустя два дня я сражался с ним на арене. Я не выступал уже пять лет, но даже и в лучшие времена я был ему не пара. Мы бились с булавой и цепью, по его выбору. Уже вторым выпадом он опутал мне цепью ноги. Я ожидал этого, но рассчитывал на быструю милосердную смерть. Я думал, мы оба рабы — равные и друзья. Он сказал: «Это подстроено», показав на императорский балкон, и снова ударил меня по ногам.
Произошло это летом, а глаза я снова открыл только зимой.
Лизеренский целитель стоял возле меня и поздравлял себя с моим выздоровлением. Это стоило мне вот этого!
Мастер приподнял полы своего кафтана, показывая остатки ног. Лунный свет смягчил ужасное зрелище, но Уэлгрин заметил перекрученные остатки мышц, кости и чешуйчатую кожу, которые когда-то были ногами. Уэлгрин отвернулся, прежде чем Балюструс опустил полы кафтана.
— Лизеренец рассказал, что ему заплатили золотом. Очень медленно — можешь себе представить — я добрался до столицы.
Но боль тебе не представить. Джабал получил свободу на следующий день после сражения. Многие годы я разыскивал его и нашел на окраине Подветренной в поместье, хорошо охраняемом его масками. Отблагодарить его за жизнь я не мог, поэтому я стал Балюструсом, его другом. Я ковал ему мечи и маски.
У Джабала были враги, большинство из них проворнее, чем я. Я боялся, что кто-то другой, и очень быстро, отомстит ему смертью. А когда появился Темпус, я решил, что мы оба обречены. Темпус суров, суровее Джабала, суровее меня. И вот однажды ночью сюда пришел Салиман сообщить, что у склепа среди трупов лежит его живой хозяин, а в его коленях торчит по стреле.
Салиман спросил, не укрою ли я его, пока он не умрет, а в том, что он умрет, сомнений не было.
«Конечно, — ответил я, — но ему нет нужды умирать. Мы направим его к лизеренцу».
Эль больше не согревал Уэлгрина. Ему не были чужды ненависть или месть, и он не симпатизировал работорговцу. Но голос Балюструса был наполнен бешеной злобой. Этот человек предал рэнканцам свой народ, а те, в свою очередь, предали его. Он назвал Джабала своим сыном, рассказал ему правду о себе и верил в то, что его названый сын при первой же возможности предал его.
Уэлгрин понимал, что теперь он «сын» Балюструса. Ждал ли мастер, что его предадут снова, или теперь он сам предаст первым?
Балюструс погрузился в свои мысли и ничего не сказал, когда Уэлгрин с кружкой эля ушел через двор в тень, где сидел Трашер.
— Траш, не смог бы ты сходить сегодня вечером в город?
— Без проблем.
— Тогда отправляйся. И начинай подбирать людей.
Трашер стряхнул с себя легкое опьянение.
— Что случилось? Что-то идет не так?
— Пока ничего. Но Балюструс ведет себя странно. Не знаю, как долго еще можно доверять ему.
— Что побудило тебя наконец согласиться со мной?
— Он поведал мне историю своей жизни. Я сумею повидать Иллиру через десять дней — после новолуния, когда она придет в себя. И мы тут же отправимся на север, с серебром и рудой, если не получим мечи.
Трашеру не нужно было повторять дважды. Он набросил Плащ и перелез через стену. О его отлучке не знал никто, кроме Уэлгрина.
Глава 5
Мастер наладил дело в дворовой литейной с военной пунктуальностью. В течение шести дней было выковано еще десять клинков. Уэлгрин мысленно рассчитал время: столько-то дней до посещения Иллиры, потом еще, пока не будут изготовлены все мечи, день, чтобы встретиться с людьми, которых Трашер набирает в городе, и можно отправляться в путь.
