Колыбель для мага - Шерстякова Ирина Петровна (книги полностью .txt) 📗
Димир взглянул в лицо Аннеке.
-- Ты чем-то огорчена?
-- Да. В том мире ты говорил о любви. А сейчас грубишь, называешь меня глупой девчонкой.
Маг пожал плечами.
-- Аннеке, я такой, какой есть. И ты такая, как есть. И давай не будем пытаться переделать друг друга, мы не дети, и это бесполезно и болезненно. Лучше реши для себя, чего ты хочешь, и мы все постепенно устроим. Я не отказываюсь от своих слов, сказанных где угодно. А сейчас необходимо позаботиться о хлебе насущном и крыше над головой. Узнать, что произошло за эти годы. Приведи себя в порядок и пойдем.
Знахарка тихонько вздохнула. Надо, наверное, радоваться, что теперь Димир ей не враг и даже согласен на деловой союз.
Они, как могли, привели себя в порядок. В пещере тек маленький ручеек, вода скапливалась в естественном крохотном, размером с тазик, бассейне, где магу и знахарке удалось умыться. В сундуках нашлась замена порванной одежде. Теперь оба могли показаться людям, не вызывая нездорового любопытства. Димир заявил:
-- Я отправлюсь сначала к себе домой, потом к графу Кэрилу, а затем, наверное, в столицу. Необходимо узнать, каков результат моей работы. А тебе надо выяснить, что с твоим домом и родственниками. Когда придет время, я тебя найду.
С этими словами маг жезлом очертил вокруг себя круг и исчез так же внезапно, как и появился здесь несколько лет назад, только что грохота не было.
Аннеке постояла, повздыхала, и, вопреки указаниям Димира, сначала начала приводить в порядок пещерный храм. Конечно, магу на храм плевать, это ведь не его место силы. А для нее это важно.
Поприветствовала духа - покровителя храма, поднесла ему цветы и зажгла душистые, к сожалению, уже почти совсем выдохшиеся за годы ее отсутствия, палочки. Развела огонь в очаге, сожгла истлевшие циновки и вещи, старые цветочные гирлянды и весь скопившийся мусор. Отмыла лик духа, стены и пол. Вытрясла пыль из уцелевших овчин. Проверила сундуки. В них ничего не пропало и не испортилось. Сундуки были крепкими и за годы в пещере частично окаменели, покрылись тонким слоем натеков., ни пыль, ни влага в них не проникли. И никто не нашел пещерный храм. Нашлось даже немного неиспорченного зерна, которое не повредили мыши и насекомые. Аннеке смолола его на ручной мельнице, испекла на очаге лепешки и перекусила. Зарылась в овчины и поспала. Проснувшись, сварила душистый отвар горных трав с медом, который они с Тэш любили пить каждый день. Напилась, съела еще лепешку и решила, что более откладывать поход в деревню не стоит, хоть и боязно.
Когда знахарка вышла из пещеры, солнце перевалило через верхнюю точку своего каждодневного пути. Стоял конец весны, или самое начало лета. Воздух показался ей необычайно свежим и напоенным ароматами цветов и трав. Яркие цвета в первый момент заставили зажмуриться. Едва намеченная, заметная лишь знающему глазу, тропинка, ведущая в долину, совсем заросла, но Аннеке слишком хорошо знала дорогу, с самого детства она ходила сюда чуть ли не каждый день, и даже ночью, в новолуние, в полной темноте, или лишь при свете звезд.
Идя по тропинке, Аннеке впитывала всем существом окружающий мир и радовалась его красоте, как выздоравливающий, который вышел на волю после долгих месяцев, проведенных на ложе в душной комнате, пропитанной запахами лекарств и болезни.
Она не заметила, как прошла весь не очень близкий путь и вышла к повороту к деревне. Первым бросилось в глаза пепелище на месте ее дома, начинающее уже зарастать молоденькими деревцами. В середине лета обугленные остатки бревен, должно быть, совершенно закрывает зелень.
Аннеке даже не очень расстроилась, в глубине души она была готова к любым неприятным переменам. Спустилась, постояла среди развалин, посидела на уцелевшей при пожаре, но сильно подгнившей лавочке, поплакала тихонько.
В кустах зашуршало, и из травы к ней вышел... ее Черненький! Ободранный, с рваным ухом, с поседевшей мордой, жилистый, тощий, аж все ребра и позвонки наружу, совсем одичавший, это был ее Черненький. Так изменили годы дикой жизни и отсутствие ухода и ласки мягкого пушис-того молоденького котика, но это был, без сомнения он, старый любимец Аннеке. Вот и приметное белое пятнышко на самом кончике хвоста.
Кот сперва был настороже, даже зашипел и взъерошил шерсть, когда девушка протянула к нему руки. Но Аннеке звала и приманивала, и наконец в зеленых глазах зверька мелькнуло узнавание. Он расслабился, все еще не доверяя, походил вокруг и начал, громко мурлыкая, тереться о ноги Аннеке. Свежую лепешку из ее кармана он сожрал с жадностью, но когда знахарка взяла его на руки, посидел на коленях совсем недолго, спрыгнул и скрылся в зарослях колючих кустов.
Странно, но одичание любимца огорчило Аннеке даже больше, чем потеря дома. Она чувствовала себя виноватой перед ним и дала себе слово позаботиться о коте, как бы плохо не пришлось ей самой. Что стало с Малышом и Крепышом, не хотелось думать: коты еще могут обойтись без человека, выжить и прокормиться, собакам же...
Девушка решительно вытерла слезы рукавом рубашки, посидела еще на лавочке, ожидая сумерек, чтобы не попасться на глаза односельчанам. Она понимала, что ее появление через столько лет вызовет бурю сплетен, слухов, всеобщего интереса и, возможно, неприязни и враждебности. Но Аннеке решила, что уж к родителям и братьям с сестрами потихоньку зайти можно.
Она сидела на лавочке, взглядом разыскивала сохранившиеся детали, напоминавшие о прошлом, пыталась вновь приманить кота, бесцельно плела шнурок из тонких травинок. Наконец, когда солнце начало заходить за горизонт, пошла в деревню. Только совсем маленькая чумазая девчушка проводила ее широко раскрытыми изумленными глазами, засунув грязный палец в рот. В родной деревне не часто видели незнакомых.
Дома ее встретили такими же изумленными взглядами, брат и сестра только что палец в рот не совали. Мать с плачем бросилась к Аннеке, обняла. Она стала совсем седой и сухонькой, заметно ослабела. В доме всем заправляла сестра, которая была чуть младше Аннеке, а теперь выглядела гораздо старше. Родня приняла Аннеке настороженно, но все же приняла, не погнала родную кровь. Однако всю одежду сняли, повели в баню и парили и терли так, будто хотели содрать кожу. Мать дала свою старую рубашку и юбку. Аннеке с трудом спасла свои одежки из печки, чуть не поругавшись при этом с сестрой. Кто, мол, знает, какая грязь могла в чужих местах к одеже прилипнуть. Аннеке завязала все в узел и спрятала в сарае: дома оставить не позволили, как она не уверяла, что эта одежда с ней не странствовала, а хранилась дома, в надежном тайнике.
Сестра собрала на стол вечернюю трапезу и усадила Аннеке со всеми. Тушеная капуста с копченым салом и домашний пышный хлеб показались ей необычайно вкусными. Едва положив ложку, брат, нахмурясь, заявил:
-- - А говорили, что тебя злые духи забрали. Вон, мать совсем состарилась за эти семь лет, а ты ничуть не изменилась, какая была, такая и осталась.
-- - Что ты, какие там злые духи! Просто срочно пришлось уехать. А не изменилась потому, что знахарки не старятся, пока силу не потеряли.
-- - Так то оно так. Но хоть бы весточку какую прислала. Когда ты исчезла, твои псы неделю во дворе дома страшно выли и ночью, и днем, так что староста велел твой дом сжечь, чтобы не было какой беды. Крепыша мать увела, на цепь у нас посадила, а Малыш не дался, удрал. А когда дом жгли, все бросался, чуть старостова сына не заел, ну, его по нечаянности и пришибли. А Крепыш ничего, правда, от старости уж не видит и не слышит, а мать все его кормит, тебя все вспоминала. Вон, лежит у печки.
Аннеке присела возле старого пса, погладила поседелую морду. Пушистый хвост слабо мот-нулся из стороны в сторону, мокрый язык лизнул ее руку. Но девушка все равно не была уверена, что старый дружок ее признал.
-- - Ему уж недолго осталось, - сказала мать. - Тебя вот дождался, теперь уж совсем скоро.
-- - Подлечу, еще побегает. А как же вы тут без знахарки жили? Умер кто-нибудь?
