Орки плачут ночью - Капустин Вад (книга жизни txt) 📗

Глава 10

За двух небитых

Путь продолжался недолго. Севка даже не успел толком обдумать то, что с ним случилось, как повозка замедлила ход. Скрип ворот и шум голосов подсказывали, что конец пути близок. Какое-то поселение? Город? Скорее всего, тот самый Руян, где так не любили орков. Наконец, повозка остановилась, заскрипела, вонючие тела отодвинулись и исчезли, вновь зазвучали голоса:

-А с этим что делать? – это опять старший. – Куда его, в пыточную?

Севка внутренне сжался. Боксер и каратист, он привык к боли, и пока, даже после побоев, она казалась вполне терпимой: куда больше терзала неизвестность. Но пытки? Почему? И за что?

-Не суетись, Хорь. В подвал его бросьте, – властно распорядился кто-то. – Как князь с охоты вернется, сам займется!

Князь? Ну да, руянцы так называли своего владыку. Если верить школьной историчке, все русские князья и царьки, за исключением самых одиозных, типа Ивана Грозного, были великими, мудрыми, добрыми и справедливыми. Бабуля же наотрез отказывалась обсуждать с внуком «политику», и, услышав разговоры о добрых властителях, недовольно поджимала губы. Теперь Севке представился отличный случай проверить правду истории на собственной шкуре.

Мясоедова грубо подхватили сетью и, не мудрствуя лукаво, прямо со двора с размаху зашвырнули вниз, в выходящее к подножью замка окно подземелья. Звякнула, защелкиваясь, металлическая решетка.

Удар от падения почти ничего не прибавил к испытываемому Севкой дискомфорту, и, сдержав глухой стон, полуорк попытался устроиться поудобнее. Этого сделать не удалось, и он, замер, стараясь преодолеть тупое оцепенение и выбрать правильную линию поведения. Мозг лихорадочно перебирал объяснения и варианты. Похищение казалось случайностью, глупым недоразумением, которое должно было рассеяться, как только вернется здешний князь. Неужели он не умнее своих стражников? Князь справедлив и должен разобраться. Ну, а то, что его избили – что ж, за одного битого двух небитых дают. Успокоив себя нехитрой народной мудростью, Севка постарался подавить мрачные предчувствия. Мысли вновь вернулись к разговору с Тариэлем.

-«Через четыре дня, – сказал ему эльф, – в Авалоне состоится общее собрание эльфийских семей. Это последний срок принятия решений. Никто уже не сомневается, что в этот день будет объявлена война. Ты должен решить, на чьей ты стороне».

Тогда Севка не смог ничего ответить. Сейчас избитый, в ожидании пыток, он смело мог бы сказать – «на своей». Вот только, где она находилась, его сторона? В голове мелькнуло новое подозрение: а может быть, похищение как раз и связано с грядущей войной? Но нет, вряд ли – эту мысль пришлось отбросить, хотя велик был соблазн поверить, что, услышав об отказе орков участвовать в войне, его отпустят на свободу. Похитители ничуть не походили на эльфов. Да и Севка пока еще не принял окончательного решения.

Сырой каменный пол подвала неприятно холодил спину, ушибы и ссадины ныли, в углу что-то подозрительно шуршало. С пленника не только не сняли сеть, но и не ослабили веревок, и тело начинало болезненно затекать. Но Мясоедов даже в мыслях не торопил событий – встречу с князем, а тем более, с неведомым Глебом, хотелось отсрочить как можно на дольше. Время сейчас играло ему на руку – рано или поздно орки заметят его отсутствие и, надо надеяться, придут на помощь. Севка пожалел, что назначил главным Влака, а не кого-то из более сообразительных полукровок.

Время тянулось долго, но пролетело быстро. По Севкиному «внутреннему будильнику» не прошло и полутора часов, как во дворе громко заорали: «Князь Любомир! Князь приехал»! Потом шум голосов удалился, вероятно, вместе с княжеской свитой. Еще через четверть часа подвальная дверь натужно заскрипела, и Севку, наконец, подняли с холодного пола, стаскивая сеть, и разрезая веревки на ногах.

В полумраке подвала Севка сумел разглядеть четырех стражников. Здоровенные мужики наставили на пленника палки с заостренными металлическими наконечниками – копья или пики, – Севка не знал, какая между ними разница: он никогда не увлекался доисторическими видами оружия. Руянцы настороженно ожидали его реакции. Судя по синякам и ссадинам, украшавшим побитые морды конвоиров, все они были участниками похищения. Стражники опасались напрасно – Севка едва держался на затекших ногах.

-Ну что, сам пойдешь или тебе помочь? Или может, тебе особое приглашение надо, тварюга? – издевательски спросил самый высокий голосом Лося.

-Сам, – с трудом выдавил Мясоедов, но первая попытка двинуться вперед оказалась неудачной. Он пошатнулся, и под подозрительными взглядами стражников привалился к стене.

-Ладно, поможем, – убедившись, что пленник не притворяется, сказал рассудительный Хорь. – Ты, Лось, и ты, Малой, давай, пособи!

Названные старшим мужики, брезгливо морщась и осторожничая, подхватили полуорка за связанные руки и медленно поволокли наверх, время от времени как бы случайно задевая тяжелой тушей металлические перила и впечатывая в стены на поворотах. Остальные двое следовали за ними, изредка подталкивая пленника в спину тычками.

Севка сознательно обвисал на конвойных, стараясь казаться обессиленным и пытаясь хоть немного восстановиться. На третьем этаже лестница кончилась, стража повернула налево, и Мясоедова втолкнули в просторную светлую комнату, устланную пушистым ковром.

Это явно была не пыточная – кабинет или приемная: так, во всяком случае, показалось сначала, и от души немного отлегло. Слишком рано. От неожиданно сильного толчка, рассчитанного на то, чтобы поставить его перед князем на колени, Севка рухнул на пол, приложившись мордой к ковру, немного смягчившему удар. Сразу же подхваченный стражниками и все-таки поставленный на колени перед руянским владыкой полуорк заметил, что коврик покрывает лишь небольшую часть мраморного пола княжеского «кабинета». Из левого угла, чуть позади Севки, потянуло жаром. Оглянувшись, он увидел что-то вроде переносной жаровни с пылающими угольями, на которых лежала раскаленная кочерга. Возле жаровни стоял коротконогий бородач с явной примесью гномской крови: приземистый, но невероятно широкоплечий, в знакомой гномской робе. Время от времени он шурудил кочергой в жаровне, бросая на полуорка угрюмые взгляды. Надо понимать, тот самый Глеб.

-Смотри на меня, мерзкая тварь! – князя, похоже, задело явное предпочтение, отданное палачу. Севка, с трудом оторвав взгляд от жаровни, взглянул на руянского властителя.

Немолодой, далеко за сорок, но статный, темноволосый, с ухоженной кудрявой бородкой, обрамлявшей мужественное, выразительное лицо, князь Любомир и впрямь казался добрым и справедливым. Одет он был неброско, в темные шаровары и белую просторную рубаху из эльфийского шелка – Мэн иногда носил точно такую же. На плечи было наброшено что-то вроде длинного белого пиджака, вышитого серебряными и золотыми нитями. Князя сопровождали двое – здоровяк в темно-зеленой форме, в котором только слепой не угадал бы бывалого воина, и худой старик с длинной белой бородой. Надо понимать, тоже начальство: воевода и советник. Позади теснилась многочисленная стража.

Чуть поодаль стояла сероглазая блондинка, выряженная в стиле «плач Ярославны». Льняные волосы были заплетены в косы и уложены на голове короной, изуродованной чем-то вроде кокошника, знакомого Севке по ансамблю народных танцев. Широкий сарафан длиной до пола, успешно скрывал очертания фигуры. Если бы не дурацкий наряд, девушку можно было бы, наверное, назвать хорошенькой: белоснежная кожа с нежным румянцем, притворно бесхитростные ясные серые глаза, очаровательный, чуть вздернутый носик. Блондинка смотрела на Мясоедова с откровенным любопытством.

– Поди к себе, Святослава. Негоже девице глядеть на чудище поганое, – негромко приказал девушке Любомир.

При этих словах, до Мясоедова, наконец, дошло то, что давно следовало понять: руянцы говорили не на общем языке! Они разговаривали по-русски! Вернее, на сложной смеси русского языка с общим. И русский язык у них был не совсем современным, а с какими-то древними вывертами, чуть ли не былинными. Наверное, их вынесло на Кьяру магическим ударом из какого-то славянского прошлого, но довольно давно. Почти все, что говорил князь, Мясоедов понимал в акустике без помощи кольца-переводчика. «Чудище поганое» – это они так про него, Севку? Хотя чего уж там, избитый, с распухшей рожей, он, возможно, лучшего и не заслуживал. Обидеться Мясоедов не успел.