Кровь на мечах. Нас рассудят боги - Гаврилов Дмитрий Анатольевич "Иггельд" (читать книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Хоть дружина, что осталась при ней в городе, и была достаточно велика, но людей все равно не хватало. Хорнимир и так гонял оставшихся до седьмого пота. Поэтому отрокам все чаще поручали мужскую работу, а те едва не дрались за право постоять на воротах или нести дозор на только недавно выстроенных, пахнущих смолой сторожевых башнях на случай пожара ли, врага или просто каравана.
Ясное дело, и выбраться с княжеского двора стало куда труднее, но в этот раз Добре удалось улизнуть.
На землю вот-вот лягут сумерки, солнце уже окрасилось в закатные цвета. С севера движется грозовая туча, но здесь небо все еще чистое, воздух сухой. Ветер дует настойчиво, бросает в глаза колкий песок и серую пыль.
Добродей шел, не оглядываясь, кулаки сжаты, взгляд холоднее льда. В голове только одна мысль, и, кажется, она вот-вот, выжрав мозг, пробьет череп.
Чем ближе к окраине, тем меньше людей на улицах, меньше детей. Окна домов смотрят опасливо, псы лают без особой храбрости. Недоброе предчувствие легонько тронуло сердце, но Добря отмахнулся. Домик, в который якобы входил Вяч, совсем близко. Ах, вот же он…
Перекошенный. Кажется, ветхие бревна могут в любой момент рассыпаться в труху. Зато крыльцо новехонькое, даже издалека видно – надежнее не бывает.
Сперва Добря хотел подойти вплотную, подождать прямо на ступеньках, но передумал. Уселся у соседского плетня.
Сумерки наползали медленно, ожидание превратилось в настоящую пытку. Добря не шевелился, приклеился взглядом к крылечку. Зубы сжимал так, что челюсть сводило. Кулаки налились такой тяжестью, что, кажется, одним ударом сможет пробить щит, переломать хребет коню. Несмотря на жаркую погоду, в груди прочно обосновалась стужа.
«Ну же! Давай! Приди!»
Мир утратил прежние краски – ночной черноте всегда предшествует серость. Воздух наполнился холодом и влагой, гроза стала ближе, в небе то и тело вспыхивали молнии.
«Перун на моей стороне, – догадался отрок, – значит, и правда за мной».
Злость начала гаснуть, отступать под напором ночного мрака. А Добря не понимал – радоваться ему или грустить. Вяч не идет, Горян ошибся. А может, и не ошибся, но Добря неправильно истолковал?
Поднялся. За время, что бездвижно сидел у плетня, ноги затекли, ступни – будто по хвое прошелся, пришлось обождать еще немного. Он повернулся, готовый уйти, и остолбенел.
Вяч в десятке шагов, приближается быстро. На губах широкая улыбка, глаза сияют ярче, чем все звезды, вместе взятые. Слуха коснулся переливчатый свист, еще немного, и Вяч не то что запоет – в пляс пустится. Он поравнялся с Добрей и… прошел мимо, не заметил.
В доме будто расслышали шаги Вяча, доселе мрачные окошки озарились светом.
Не дыша, Добря наблюдал, как отец протопал по крыльцу, распахнул дверь и исчез внутри.
– Как?.. – выдохнул отрок. – Почему?
Оцепенение спало не сразу, мальчик ринулся следом. Дверь не поддалась, тогда начал колотить изо всех сил. Ему ответил яростный рык:
– Кто там?!
Но Добря продолжал колотить проклятую дверь, чувствуя – еще немного и разобьет руки в кровь.
Его отбросило назад, едва успел увернуться от удара, и ринулся в проем. Отец на голову выше, сильнее, впрочем, уже ненамного. Кулаки уперлись в грудь Вяча, из горла вырвалось отчаянье:
– Как ты мог?! Ты предал! Меня! Мать!
– Стой! – Голос Вяча прозвучал растерянно, только Добря останавливаться не собирался, напирал. – Добря! Опомнись!
Мальчик зарычал, бросился вперед, и мир померк. Спину пронзила страшнейшая боль, ноги подкосились. Равновесие удержать не смог, новый удар пришелся в лицо… хотя внешне домишко выглядел хрупким, пол оказался крепче камня.
– Не бей его! – крикнул Вяч. – Это мой сын! Добря, ты как?
Перевернуться на спину получилось не сразу, на плечо тут же легла рука отца, но Добря оттолкнул. Поднимаясь, сквозь туманную пелену увидел и обеспокоенное лицо Вяча, и бледное личико женщины. В руках хозяйки ухват, им-то и вытянула по спине.
– Баба, – выплюнул Добродей.
– Сын, эта женщина…
– Не надо!
– Добря…
Мальчик вытер рукавом разбитый нос, полотно тут же окрасилось в багряный цвет. Скоро кровь высохнет, останется на рубахе новым бурым пятном. Сколько таких следов на его одежде… только прачка знает, она единственная, кому не безразличны подобные пятна.
Сердце глухо стучит о ребра, во рту солоно. Добря смачно харкнул на пол, снизу вверх глянул на отца:
– Предатель.
Лицо Вяча вытянулось. Мгновенье назад он казался виноватым, а теперь озлобился, во взгляде полыхнул огонь:
– Прикуси язык! Сам не знаешь, что мелешь!
– Да ну?
– Добря… мы никогда не вернемся в Рюриков город. Это было ясно с самого начала. И твоя мать тоже про это знает. Она наверняка уже приняла нового мужа…
– Не смей так говорить!
– Но это правда. Ты – дитя, хоть и подрос уже. И ничего не разумеешь в жизни.
– Да я поболе…
– Цыц! Я женюсь. Это решено.
Добродей глянул на женщину с ухватом, в глубине души страстно надеясь, что взгляд испепелит эту ведьму. Голос Вяча прозвучал гораздо спокойнее:
– Нужно учиться жить дальше. Это разумное решение, Добря.
– Ты мне больше не отец.
В горячем молчании раздался пронзительный детский плач. Младенец ревел в подвесной колыбели у дальней стены, близ красного угла.
– Ты не можешь отказаться от родства, сын, – сказал Вяч бесцветно. – Родство – дар богов, в тебе моя кровь. Ты не смеешь нарушать их законы.
– Смею.
Вяч печально усмехнулся, кивком головы велел бабе успокоить малыша. Добря отметил – сделал это по-хозяйски, с толикой особой власти, право на которую имеет только муж.
– Если нарушишь, не этот, так следующий – волхвы проклянут, да и князь тебя погонит. Преступнику не место в дружине правителя.
– Пусть.
Добря двинулся к выходу, равнодушно проследовал мимо отца. В распахнутую дверь ворвался тугой порыв ветра и запах грозы. Огоньки лучин задрожали, на стенах всколыхнулись тени.
– А знаешь… – Добродей обернулся, уголок рта пополз вверх, – я ведь, если чего, могу в Рюриков город вернуться. Ведь на моих руках нет крови, я никого на бунт не подбивал.
Щеки Вяча загорелись, следом на лицо набежала черная туча, которая стерла румянец, истребила последнюю надежду во взгляде.
– Ты мне больше не сын, – пробормотал он.
– Я первым от тебя отрекся, – усмехнулся мальчик и шагнул в ночь.
Дождь хлынул внезапно, будто там, на небе, перевернули здоровущий чан. Дорожная пыль тут же превратилась в грязь, лужи растекались и полнились быстро. В небе громыхало, длинные изломанные молнии освещали путь. Ветер просто сбесился, рвал крыши домов, сараев. Он то ударял спереди, пытаясь опрокинуть Добрю, то бил со спины, словно подгонял к княжескому двору. А мальчик не торопился…
Здесь, в сердце грозы, он чувствовал себя как нельзя лучше. Дождь смывает слезы, громовые раскаты заглушают рыданья, темнота укрывает от чужих взглядов, а молнии дарят надежду – вдруг одна из них попадет в темечко, и тогда все, конец мученьям!
Перед воротами княжеского двора Добря твердо решил, что это последние слезы. Больше плакать не будет. Никогда. Даже если мир рухнет, даже если княгиня Дира будет умирать на его руках.
Створка ворот распахнулась со скрипом. Дружинник, который впускал Добрю, бранился последними словами. Мальчик отмахнулся от грубых слов с небрежностью князя.
Одежда промокла насквозь, в сапогах хлюпает. По телу озноб, зубы постукивают, а в груди бушует пожар.
Добря распахнул дверь общего дома, на миг представил, как наконец-то стащит обувку и мокрую рубаху, согреется под одеялом. Но путь к уюту преградила знакомая ухмылка, противный голосок заявил:
– Вы только посмотрите! Ну наконец-то!
Чернявый – негласный предводитель отроков. На пару лет младше Добри, на полторы головы ниже. Но крепкий. И умный. Он редко нападал в одиночку, чаще брал в драку пару-тройку приятелей. Добря сперва удивлялся: почему другие терпят? В Рюриковом городе чернявого бы давно обозвали трусом и выгнали. А когда поосвоился, понял – тут княжий двор Киева, а не улицы и закоулки Рюрикова города. Отрок поступает так, как поступают в бою. Ведь противник на поле брани не спросит, ранен ты или нет, насколько хорошо владеешь оружием и что думаешь о честности. Он набросится молча и, если понадобится, возьмет с собой хоть сотню соратников.
