Северное сияние - Пулман Филип (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Почувствовав, что Тони подталкивает ее в спину, девочка сделала шаг вперед. Перед ней стоял сам Джон Фаа: огромный, словно не человек, а скала, да и лицо скале под стать — твердое, жесткое, бесстрастное. Но вот человек-гора протянул вперед руку, и Лирина ладошка утонула в его лапище.
— Добро пожаловать, Лира Белаква.
Голос его напоминал глухой подземный рокот, и Лира бы наверняка ужасно перетрусила, но Пантелеймон вдруг успокоился, да и гранитный лик Джона Фаа чуть смягчился. Оказывается, камень может быть ласковым.
— Спасибо, лорд Фаа, — прошептала девочка.
— Давай-ка пойдем в комнату и побеседуем, — прогудел Джон Фаа. — Ну, как ты там у Коста, не голодаешь?
— Не-ет, на ужин угри были.
— Угри — штука знатная, особенно здешние.
В тайной комнате, куда они пришли, горел камин. По стенкам висели полки, уставленные серебряной и фарфоровой посудой. Вокруг массивного потемневшего от времени дубового стола стояли двенадцать резных кресел. Из людей, присутствовавших на подиуме во время схода, остались только Фардер Корам да Джон Фаа, который бережно помог старику сесть.
— Ну, Лира, садись и ты, — сказал цаганский король, показывая на кресло по правую руку от себя. Сам он занял место во главе стола.
Девочка, втянув голову в плечи, испуганно смотрела на сидящего напротив нее Фардера Корама. Трясется весь, и лицо кожей обтянуто, как череп. Альм старика, дивной красоты огненно-рыжая кошка, независимо задрав хвост, грациозно прошлась по столу, обнюхала Пантелеймона, потерлась с ним носами, потом скользнула к Фардеру Кораму на колени и уютно замурлыкала, свернувшись клубком: ни дать ни взять пестрый ворох осенних листьев. От стены отделилась женщина, которой Лира раньше не видела. Она с поклоном поставила на стол поднос со стаканами и бесшумно удалилась. Джон Фаа плеснул себе и старику можжевеловой водки из каменного штофа, а Лире — вина на донышке.
— Значит, — начал Джон Фаа, — ты сбежала, Лира Белаква.
— Ага.
— И от кого же ты сбежала?
— От одной тетеньки, ее зовут миссис Кольтер. Я сперва думала, что она такая славная, а она оказалась с мертвяками заодно. Я случайно узнала, что мертвяки — это кто в Министерстве Единых Решений, а она в этом министерстве главная, она его и создала. Они хотят, ну, я точно не знаю, чего именно, но она думала, что я буду помогать им заманивать детей. Только ведь…
— Только ведь что?
— Только ведь они и представить себе не могли, что я со многими из пропавших ребят знакома. И с Роджером, это мой друг-поваренок с нашей кухни в Колледже, и с Билли, мамаши Коста сынком, и еще с одной девочкой, она возле Крытого Рынка жила, в Оксфорде. И еще… да… еще мой дядя, лорд Азриел. Я же сама слышала, как они на званом вечере говорили про его экспедицию на Север. Я точно знаю, точно, что он не может быть вместе с этими мертвяками. Я один раз, еще в Колледже, ну, в общем, подслушала… в Рекреацию прокралась, а туда никого, кроме профессоров, не пускают… вот, я спряталась и все узнала, как он на Север в экспедицию ездил, как голову Станислауса Груммана привез, в которой тартары дырку пробили, правда. А теперь мертвяки его где-то держат, дядю моего. Он в крепости сидит, под охраной панцирных медведей. Я должна его спасти. Вот.
Лира шумно перевела дух. Она сидела насупленная, взъерошенная и казалась в огромном кресле куда меньше, чем была на самом деле. Два старца, улыбаясь, разглядывали ее, но улыбки у них были разные: у Фардера Корама — осторожная и какая-то неуловимая, то вспыхнет, то за тучку уйдет, как мартовское солнце. Джон Фаа улыбался иначе — светло, просто и очень по-доброму.
— Постарайся очень точно вспомнить все, что рассказывал в колледже твой дядя, — сказал Джон Фаа. — Только смотри ничего не упускай и не прибавляй, хорошо?!
Лира постаралась, история получилась не такой сбивчивой, как та, что она поведала Тони, и, прямо скажем, куда более правдивой. Джона Фаа девочка побаивалась, и сильнее всего ее смущала его неожиданная доброта. Когда наконец все было сказано, заговорил Фардер Корам. Лира впервые услышала его голос: звучный, мелодичный, с великим множеством переливов и обертонов, голос еще более прекрасный, чем его дивная кошка-альм.
— Серебристая Пыль, — задумчиво повторил старик. — А скажи нам, Лира, не называли они ее еще как-нибудь, а? Вспомни, пожалуйста.
— Нет, только Серебристая Пыль и все. И еще миссис Кольтер сказала мне, что это такие элементарные частицы.
— Значит, они полагают, что, воздействуя на детей, им удастся узнать об этой Пыли побольше?
— Да, но я не знаю про воздействие. Только вот дядя мой… Ой, я забыла сказать, что, когда он им через волшебный фонарь снимки показывал, там было еще одно изображение, с этой, как ее… еще слово такое, на ворону похоже.
— На ворону? — недоуменно спросил Джон Фаа.
— Аврора Бореалис, — негромко произнес Фардер Корам. — Ты это хотела сказать?
— Точно. Я же и говорю — Ворона Вореалис. И там на одном снимке в ней, прямо внутри, был виден город. Настоящий, с башнями, куполами, шпилями. Я еще подумала, ну в точности как наш Оксфорд. И дяде Азриелу интереснее всего было говорить про этот город, но магистру и всем другим профессорам — только про Серебристую Пыль. И миссис Кольтер, ей тоже важнее всего про Пыль эту. И лорду Бореалю.
— Понятно, — загадочно протянул Фардер Корам. — Это действительно очень интересно.
— Послушай, Лира, — вновь заговорил великан Джон Фаа. — Слушай внимательно, потому что это важно. Фардер Корам из всех нас — самый мудрый, мудрее нет никого. Так вот. Уже многие годы он, как бы это сказать, следит… Следит за всем, что происходит с Серебристой Пылью, с мертвяками, с лордом Азриелом и, представь себе, с тобой. Да-да, девочка, каждый раз, как лодка семьи Коста идет в Оксфорд, а потом возвращается назад, они, да и не только они, другие цагане тоже, привозят нам вести. О тебе, детка. Да-да, а ты и не знала.
Лира потрясла головой. Она вновь почувствовала приближение удушливого страха. Пантелеймон издал какой-то сдавленный рык, еле слышный, но девочка чувствовала, как у нее под пальцами прерывисто вздымаются бока альма.
— Так что Фардер Корам здесь, на Мшистых Болотах, знал про все твои проделки в Оксфорде.
Больше сдерживаться не было сил.
— Но ведь мы же ничего не сломали, честное-благородное. Мы же просто грязью. И уплыли-то совсем недалеко. Мы не хотели…
— Что с тобой, дитя мое? Что ты городишь? — ошеломленно спросил Джон Фаа.
Фардер Корам расхохотался. Когда он смеялся, лицо его становилось удивительно молодым и каким-то просветленным.
«И голова не трясется», — подумала Лира. Но самой ей было не до смеха.
— А затычка, — лепетала она непослушными губами, — мы же ее не нашли. А даже если бы нашли, мы бы не стали ее вынимать, честное слово. Мы нечаянно, мы только пошутить хотели. Я больше так не буду…
Теперь хохотали оба. Джон Фаа уронил тяжелую лапищу на стол, так что стаканы зазвенели и подпрыгнули. Его плечи тряслись от смеха, по лицу бежали слезы. Лире в жизни не приходилось слышать таких громоподобных раскатов. Умей скалы смеяться, они бы смеялись так же.
— Ой, уморила, — стонал он. — Вот ты о чем. Ясное дело, наслышаны мы о твоем подвиге. Ведь с тех самых пор всей семье Коста цагане проходу не дают. Куда они ни придут, их спрашивают: ты, дескать, Тони, часового-то на лодке не забыл оставить, а то ведь тут ходят всякие, от горшка два вершка. Сколько же смеху было! Да, повеселились мы тут на Болотах. А ты не робей. Это все дело прошлое. Было, да быльем поросло-о-о.
И оба старика снова зашлись от хохота. Лира, поняв, что ей уже ничего не грозит, тоже заулыбалась, очень довольная собой.
Джон Фаа утер слезы и вновь посуровел лицом.
— К чему я все это говорю. Мы-то тебя знаем с младенчества. Вот и решили, что пора тебе кой-чего открыть. Они там, в колледже Вод Иорданских, наверное, рассказывали тебе о твоей семье, о папе с мамой?
Такого вопроса Лира не ожидала.
