Сильвия и Бруно. Окончание истории - Кэрролл Льюис (чтение книг txt) 📗
И вновь я конвульсивно встрепенулся и, протерев глаза, увидел, что поёт всё же не Майн Герр. Он-то всё ещё вглядывался в свою записную книжку.
— Именно то же самое мне и говорил мой друг, — произнёс он, просмотрев несколько страниц. — «Непатриотично» — то самое слово, которым пользовался я, когда писал к нему, и «препятствовать» — то самое слово, которое он писал в ответ! Позвольте прочесть вам отрывок из его письма.
«Могу вас уверить, — пишет он, — что общепризнанная задача Оппозиции, сколь бы непатриотичной она вам ни показалась, заключается в том, чтобы препятствовать деятельности Правительства любыми способами, не запрещёнными Законом. Эта деятельность носит название „Легитимная Обструкция“; и если Оппозиция когда-либо от души радуется своей победе, так только в том случае, когда у неё есть повод объявить во всеуслышание, что благодаря её „Обструкции“ Правительство потерпело крах во всех своих попытках сделать Народу добро!»
— Ваш друг не совсем верно изложил суть дела, — сказал я. — Оппозиция, несомненно, рада была бы объявить, что Правительство потерпело крах из-за своих собственных ошибок, но она не станет хвастать, что этот крах был вызван Обструкцией.
— Вы так думаете? — мягко спросил он. — Тогда позвольте прочитать вам вот эту газетную вырезку, которую мой друг приложил к своему письму. Это выдержка из речи, произнесённой одним государственным деятелем, который в то время являлся членом «Оппозиции».
«При закрытии Сессии позвольте высказать мнение, что у нас нет причин быть недовольными результатами проведённой кампании. Мы разбили противника в каждом пункте. Необходимо только продолжать преследование. Всё что остаётся, так это гнать беспорядочно отступающего и павшего духом врага!»
— А теперь догадайтесь, на какое событие вашей национальной истории намекает человек, произносящий эту речь?
— Ну, видите ли, количество успешных войн, которые мы вели в течение этого столетия, — отвечал я с румянцем британской гордости на лице, — слишком велико, чтобы я мог гадать с надеждой на успех, к какой из них приковывает наше внимание эта речь. И всё же я сказал бы «Индия», как наиболее вероятное место. К моменту произнесения этой речи бунтовщики, по всей видимости, были совершенно разгромлены. Какая, должно быть, это была восторженная, патриотическая речь! — воскликнул я в порыве энтузиазма.
— Вы так думаете? — повторил он тоном мягкого сожаления. — А вот мой друг утверждает, будто слова «беспорядочно отступающий и павший духом враг» означают просто-напросто государственных деятелей, которые в тот момент находились у руля; что «гнать врага» означает «Обструкцию», а выражение «мы разбили противника» указывает, что «Оппозиции» сопутствовал успех, когда она мешала Правительству во всём, на что Народ облёк его полномочиями!
Я счёл за лучшее промолчать.
— Поначалу это казалось нам невозможным, — продолжал Майн Герр, вежливо подождав с минуту, не скажу ли я чего, — но стоило нам проникнуться этой идеей, наше восхищение вашим народом настолько возросло, что мы внедрили её в каждую область жизни! Это и стало для нас «началом конца». Моя страна уже никогда не встанет на ноги! — И бедный старик глубоко вздохнул.
— Давайте сменим тему, — сказал я. — Не расстраивайте себя, прошу вас!
— Нет, нет, — произнёс он, с трудом взяв себя в руки. — Я уже почти закончил свою повесть! Следующим шагом (после приведения Правительства в состояние немощи и воздвижения преграды перед любым законотворчеством на пользу дела) было внедрение этого, как мы его назвали, «блистательного Британского Принципа Дихотомии», в Сельское Хозяйство. Мы уговорили большинство наших процветающих фермеров разделить своих работников на две Партии и натравить их друг на друга. В обязанности первой Партии входило пахать, сеять и выполнять необходимые работы, насколько это удастся им в течение дня, чтобы вечером им платили в соответствии с тем, сколько им удалось сделать, а делом второй Партии было им препятствовать, и тогда вечером им выплачивалось соответственно тому, сколько они напрепятствовали. Фермеры прикинули — получалось, что платить придётся только вполовину; они не учли, что количество произведённой работы окажется вообще четвертью против прежнего, так что восприняли нововведение с энтузиазмом. Поначалу.
— А после? — спросил я.
— Что ж, после им это пришлось не по вкусу. Прошло совсем немного времени, и такой порядок стал обычным. Не производилось никаких работвообще. Поэтому первой Партии не платили ничего, зато вторая получала сполна. А фермеры так и не догадались, пока большинство из них не разорилось, что канальи просто вступили друг с дружкой в сговор и делили выручку между собой! Стоило, право, на это посмотреть, пока ещё всё не закончилось! Бывало, я сам любовался пахарем с парой лошадок, изо всей мочи напиравшим на плуг, чтобы двигать его вперёд, в то время как пахарь-оппозиционер с тремя осликами, пристегнутыми к плугу с другой стороны, изо всех сил тянул его назад! И плуг ни на дюйм не сдвигался ни в ту, ни в другую сторону!
— Но ведь мы-то, мы-то никогда не поступаем так! — возмутился я.
— Это просто потому, что вы не столь логичны в своих поступках! — ответил Майн Герр. — Иногда есть преимущество в том, чтобы быть ослами... Ох, простите! Я не имел в виду ничего личного! Всё это, как вы понимаете, случилось очень давно!
— А хоть в какой-нибудь области Принцип Дихотомии оказался успешным? — спросил я.
— В никакой, — не утаил Майн Герр. — В области Торговли его испытания длились очень недолго. Лавочники его не приняли, после того как испробовали следующий метод: одна половина приказчиков заворачивает товар и уносит его с глаз долой, пока вторая пытается разложить его по прилавку. Они сказали, это отваживает покупателей!
— Неудивительно, — заметил я.
— Вот так. Мы применяли «Британский Принцип» в течение нескольких лет. И под конец... — Внезапно его голос понизился почти до шёпота, и по его щекам покатились крупные слёзы. — Под конец мы оказались вовлеченными в войну, и состоялось большое сражение, в котором мы сильно превосходили врага числом. Но чего можно было ждать, если только половина наших солдат сражалась, а другая половина тащила их назад? Всё закончилось страшным поражением — нас разбили наголову. Это вызвало Революцию, которая вышибла из Правительства большинство министров. Я сам был обвинён в измене на том основании, что стойко подавал голос в защиту «Британского Принципа». Моё имущество было конфисковано, а меня... меня... отправили в изгнание! «Теперь, когда злое дело совершено, — сказали мне, — не соблаговолите ли покинуть страну?» У меня едва сердце не разорвалось, но я вынужден был уехать!
Жалобный голос перешёл в стенание, стенание в речитатив, а речитатив в пенье, хотя на этот раз я не смог определить, кто поёт: Майн Герр или ещё кто-то.
Музыка стала замирать. Майн Герр вновь говорил своим обычным голосом.
— Растолкуйте-ка мне ещё вот что. Прав ли я, когда думаю, что в ваших Университетах человек занимает должность иногда по тридцать или сорок лет, но экзаменуете вы его лишь единственный раз, в конце третьего или четвертого курса?
— Да, это правда, — подтвердил я.
