Круги на Земле - Аренев Владимир (читать книги TXT) 📗

— Эт! Знайшоу куды исци! И што ж ты там забыуся?

Взмах рукой:

— Й не атвечай! Няма разницы. Цяперачкы там знайсци можна адно: смерць.

— Шаноуная, про шта гэта вы? — нет, угораздило же наткнуться на местную полудурку! Игорь бы ушел, да как-то неудобно, еще начнет орать, за рукава хвататься — лучше дослушать, чего уж…

— Смерць, кажу, зустрециш. Яна там цяперачкы заместа гаспадара. И датоле, як не знайдзе сваю дабычу, не адступицца. А пакуль шукаць будзе, многих можа захапиць. Выпадкова. Дык ты б не хадзиу, милок.

«Не, яны як згаварылися!»

— Спасиба вам, шаноуная. Пайду я — дарога няблизкая.

— Ай! не слухаеш старую — а дарма!

Она еще что-то говорила, про опасность и глупых молодых людей, которые никогда не слушают мудрых советов, но Остапович уже шагал к лесу. Теперь он точно вспомнил, что не захватил с собой фонарик, — а темнело здесь невероятно быстро: по сути, уже настала ночь. Впереди же еще приличный кусок пути. Тут не до разговоров с полудурками… или — с полудурицами?

Слава Богу, луна сяк-так светила. Во тьме бродить да спотыкаться не пришлось: дорогу видно, елки по обе стороны — тоже, а то, что дальше одно бесформенное веткище с листвищем колеблется, напугать норовит — так и не страшно. То есть, страшно, конечно, но это ничего, даже идти помогает. Быстрее шагаешь.

Правда, на хищника на охоте он сейчас не тянул. В лучшем случае — на встревоженного молодого зайца («Што, прызнацца, больш адпавядае маей сутнасци»).

Постороннему наблюдателю, наверное, было бы смешно глядеть на Остаповича сейчас — но единственный наблюдатель, замерший у окна одинокой избушки, что на границе меж лесом и Стаячым Каменем, — наблюдатель этот не был посторонним. И поэтому смешного в поведении и походке Игоря не заметил.

Он велел остальным (тоже отнюдь не посторонним) быть на хозяйстве и зашагал в ту же сторону, куда и Остапович, — хмурился, постукивал высоким посохом с крюком на конце; торопился.

Близилась полночь.

…не спалось. Наверное, так на него подействовали сегодняшние встречи: с Серебряком и с домом-отшельником.

— Дядь Юр, я чуть не забыл! — Макс, умытый и готовый отправиться в постель, замер на пороге, смущенно комкая в руках махровое полотенце.

— Ну, признавайся уже, козаче. Опять накуролесили с Дениской?

Произнесено неискренне, потому что Юрий Николаевич сейчас озабочен другими делами и любые мальчишечьи шалости не способны даже сравняться с ними.

— Да нет. Я тут на чердак лазил. И еще… по дому.

«Понятно. Так сказать, исследовал новые охотничьи угодья», — но говорит он другое:

— Обнаружил что-нибудь интересное? Клад? Или скелет в шкафу?

Макс сонно качает головой:

— Не-а, скелетов нет, точно. Я футляр нашел. Только открыть не смог, он на замке. Даже странно.

— Почему странно? — признаться, Юрию Николаевичу было все равно, но с детьми нужно быть терпеливым.

— Потому что футляры для скрипок на висячий замок не запирают, ведь так?

— …А? Что ты говоришь? Где он?!

И пока племянник ходил за футляром, Юрий Николаевич удивленно потирал висок: неужели неужели это случилось с ним?! Неужто ему, Юрасику, дядька Григорий привез самую настоящую скрипку?!

Вот она лежит, поблескивая старинным лаком, и кажется, еще звучит, витает над ней эхом последняя мелодия, сыгранная когда-то давно забытым мастером. Дядя говорит, «надыбал» на это сокровище в каком-то селе, у знакомого на чердаке «валялась»! Конечно, это не Страдивари, но инструмент знатный, ему не пристало пылиться, нет! Мальчик смотрит на скрипку, и чудится — она только и ждет, чтобы кто-нибудь взял ее в руки и сыграл!

— Ну, давай, Юрась, покажи, чаму навучыуся! — подохотил дядька, пряча улыбку за широченными черными усами. — Вшкварь!

— И прауда, сыночъку, — поддерживает мама. — Сыграй нам.

Отец со старшим братом довольно переглядываются и выжидающе глядят на Юрася.

Ах, как он заиграл тогда! — поначалу несмело, прилаживаясь к инструменту, изучая «нрав» и то, как откликается скрипка на каждое движение; потом — вдохновленно, отчаянно, позабыв о том, кто он и где он: играл, словно Богу молился!

И не замечал, как растерянно стирает со щеки слезу грубоватый дядька Григорий, как счастливо улыбается мать, как смущенно качает головой отец и как изменяется взгляд брата, наливаясь глубиной и пониманием.

…Точно так же растерянно чуть позже, летом, дядька будет глядеть на Юрасеву распанаханную ладонь: неудачно упал, напоровшись на гвоздь.

А отец в это время будет жаловаться, мол, вот ведь какой недотепа, знает, что руки нужно беречь, и все равно…

Мать будет молчать.

И только Семенка недовольно скривится: скрипка что? — не поиграет брательник неделю-другую, не позанимается — живы будем; вот по хозяйству в одиночку те же две недели пахать: совсем другой калач! И даже обидеться на малого никак не получается: вспомнишь, как Юрась играет, и слова поперек горла встают.

Но неожиданная неприятность очень скоро решится — в тот момент, когда на подворье залает Рябый (один из многочисленной династии Рябых), а в дверь, постучавшись, войдет хмурый мужик. Ошеломленный Юрась узнает в госте молодого отшельника — а тот, не здороваясь, спросит:

— Ты на скрыпцы играешь? У мяне бацька памер. На пахаранах сыграеш?

Мальчик лишь покажет забинтованную левую руку.

Мужик улыбнется:

— Я дапамажу. Зможаш сыграць сыграть, а, дядь Юра?

Юрий Николаевич тряхнул головой, прогоняя воспоминания, и потянулся к футляру, который принес ему Макс. Футляр был обмотан обрывком довольно массивной цепи, а ее концы на самом деле соединял огромный амбарный замок. Забавно! Надо будет у матери спросить, зачем она его повесила на футляр.

— Так сыграешь, дядь Юр?

— Вряд ли. Во-первых, ты же помнишь, у меня рука «сорвана». Ну и, потом… я, если честно, сомневаюсь, что скрипка сохранилась в рабочем состоянии, — покривил он душой… почти покривил.

К счастью, проверять сохранность инструмента не пришлось: забренчал привязью и зарычал Рябый, потом в дверь постучали.

БЕСЧАСТЬЕ

Луна ворочалась в небе, расшвыривая во все стороны осколки звезд. Ветер, сильный, будто молодой волк, рыскал в поисках добычи — но этого человека обогнул, словно убоявшись хищного крюка на его посохе.

Старец, впрочем, не обращал внимания ни на ветер, ни на луну. В данный момент чертячника интересовал двор, в который только что вошел молодой человек, явившийся со стороны Прудков. Старец проследил за пришельцем от своего дома, поскольку все равно им было по пути. Теперь стоял, вслушиваясь в доносившиеся из раскрытого окна приветственные возгласы. Похоже, сперва хозяева приняли молодого человека за другого.

Чертячник догадывался, за кого именно.

Покачал головой: глупые. Нет, он, конечно же, явится за мальчишкой — но только в свой срок.

И видеть никого из них раньше не захочет — так что зря Карасек приходил. Потоптался у порога, постучал в дверь, в окна позаглядывал: толку-то? Так и ушел ни с чем. Старец лишь потешался, наблюдая за его попытками.

Хотя, в общем-то, тут не до смеха. Несчастье оно и есть несчастье, даже если ты его ждешь последние несколько лет.

Чертячник втянул носом воздух, еще и еще: мохнатые ноздри раздувались, как у медведя, учуявшего запах крови. Да и сам старик возвышался посреди улицы таким же медведем, внешне бесстрастным, но крайне опасным именно из-за этой своей бесстрастности.

Во дворе, за которым он наблюдал, наконец угомонились и, кажется, собирались идти спать.

«Гэта правильна, хлопчык павинен адпачываць», — старец удовлетворенно кивнул и зашагал дальше: по дороге, к мосту и за мост, аж до заброшенной избушки, где в прихожей, обклеенной старыми обоями, стояла поношенная обувь и красовался на дверях новехонький замок.