Анакир - Ли Танит (мир книг .txt) 📗

Сознавая все особенности своего нового положения, Рэм был далек от благодушия. По большей части от него требовалось организовывать эскорты.

Он регулярно тренировался в подвале дворца — меч и щит, борьба без оружия или иные упражнения, требующие четкой координации обеих рук. Несколько раз он заставал за подобными упражнениями самого принца. В первый же день снегопада Кесар вызвал Рэма ко двору вместо одного из наемных мастеров боя. Почти полностью обнаженные, они сражались полчаса. Чувственный оттенок, столь же свойственный подобным единоборствам, сколь неуместный, злил Рэма. Наконец ярость завладела им настолько, что он сбил с ног почти ошеломленного Кесара.

Того это, казалось, позабавило. Рэм знал, что принц просто позволил себе ослабить внимание. Ему приходилось видеть, как умеет сражаться Кесар — даже в учебных поединках. Эта победа была несправедливой. Почти оскорбительной.

Когда восточная часть крыши храма Ашары погребла под собой Сузамуна и его родню, Рэма не было в здании, он даже не дежурил на площади. Он понимал, что готовится нечто, знал — что-то должно произойти. Однако размеры случившегося потрясли его.

Ему было приказано командовать отделением гвардии Кесара во время похоронной процессии и страшного шансарского караула смерти. Медленно двигаясь сквозь снежную пелену следом за укрытой пурпуром колесницей, он испытывал такое же чувство неловкости, как после той ошеломительной победы в тренировочном зале. Как-то слишком легко все это произошло. Когда появились гонцы, оскальзываясь на льду в свете факелов, чтобы позвать Кесара на совет, Рэм продолжал стоять, ничем не выражая своих чувств, но желая рассмеяться, выругаться, сделать хоть что-то, дабы провозгласить грандиозную и зловещую сущность всего происходящего.

Но теперь эм Ксаи был регентом. Его секретная гвардия стала официальной вплоть до последнего солдата. Его покои стали еще более роскошными и теперь находились в верхней части дворца.

За несколько месяцев он проделал огромный путь. В конце концов он стал нести ответственность лишь перед расположенным к нему советом и перед семилетним ребенком, который, если верить слухам, обожал его.

Он должен убить ребенка. Это было очевидно.

Как долго он позволит ему существовать? Год? Два? Сколько жизни познает принц-король Эмел, прежде чем какое-нибудь неведомое и непредсказуемое несчастье не сделает все бесполезным? Любые чувствительные мысли о детстве или кровном родстве стали теперь нелепостью.

С той самой ночи, когда он вернулся из Анкабека, у Рэма не осталось и следа беспокойства за своего хозяина. Публичные стенания по Вал-Нардии были безупречны и уже в силу этого насквозь притворны. Или все же где-то оставались муки, которые прервало появление Рэма? О существовании червя терзаний мог знать лишь сам Кесар.

На таинственное же колдовство Анкабека Кесар, казалось, вообще не обратил внимания — в отличие от самого Рэма.

Вопреки всем рассуждениям и объяснениям Рэм твердо верил во все, о чем сказала ему золотая жрица. В то, что за милями снегов и холодной воды, под промерзшей землей, в холодном мертвом чреве бессознательно подрастал для пробуждения плод кровосмешения Кесара и Вал-Нардии, плод их мучительной любви.

Ожидая в передней принца, Рэм знал, что находится там из-за Анкабека. Воздух был наполнен чем-то тяжелым, некой гнетущей неотвратимостью.

Кесара не было еще некоторое время.

Через переднюю прошел врач, вышедший с женской половины. Беринда, девушка, которую Кесар привез из Ксаи, зачала во время Застис. Рэм видел ее, когда она шла мимо — с гордостью и одновременно стесняясь своего большого живота. Вчера, задолго до срока, у нее начались схватки. Пошли слухи, что она потеряет ребенка, что он будет мертворожденным. Возможно, из-за своего слабоумия она была не приспособлена для вынашивания детей. Все это напоминало некое извращенное знамение, искаженное эхо того, что ждало на острове.

Сквозь длинное окно Рэм видел колоннаду в широком дворе внизу. Вскоре он увидел Кесара, идущего рядом с принцем-королем. Эмел был возбужден, хихикал, его бледное лицо раскраснелось. Скривившись, Рэм отвернулся от окна.

Через несколько минут Кесар вошел в переднюю. Его матовая, чуть смуглая кожа казалась бледнее из-за траурного кармианского пурпура, надетого в знак скорби по Сузамуну. После известия о смерти Вал-Нардии он не облекался в этот цвет.

Они прошли во внутренние покои. Едва закрылись двери, Кесар мгновенно изменился. Рэм понял, что видит истинное лицо принца.

— Анкабек, — произнес Кесар. — Ты помнишь? Несколько месяцев назад.

— Да, мой лорд.

— Расскажи мне снова то, что рассказывал той ночью.

— Вы не поверили этому, мой лорд.

— Нет. Расскажи еще раз.

Рэм принялся более подробно, чем прежде, рассказывать о жрице, о том, что она сообщила ему, и о том, что ему было показано. Слушая рассказ, Кесар внимательно наблюдал за ним. Истинное лицо принца было спокойным и одновременно угрожающим. Стоит ли бояться?

Когда Рэм закончил рассказ, повисло молчание. Потом Кесар подошел к комоду, отпер ящик, достал бумагу и, обернувшись, протянул ее Рэму:

— Прочти это.

Рэм исполнил приказ.

— Они прислали...

— Человека, не назвавшего своего имени. Он пришел к моему сержанту и оставил это ему. Похоже, он знал верные пути. Откуда?

— Не от меня, мой лорд.

— Я и не считаю, что от тебя.

— Здесь говорится...

— Здесь говорится, что мой ребенок родится на рассвете в день Львиного праздника по шансарскому календарю.

— Девятое утро от сегодняшнего дня.

— Дорога туда займет не меньше семи дней. Если вообще найдется дурак, который пустится в такой путь по снегу.

— Это дает вашей светлости день на то, чтобы принести подходящие извинения.

— Ничего это не дает. Все вполне ясно. Они определенно ждут моего прибытия.

Рэм промолчал.

Кесар налил себе вина и осушил кубок до дна. Он пил так же взахлеб, как в Тьисе, после нападения змеи.

— Я хочу, чтобы ты остался здесь, не дремал и был настороже, — произнес он, отвернувшись от Рэма. — Ральднор может какое-то время поиграть в свои игры в Истрисе. Ради него же самого я надеюсь, что он не осмелится на это. Мое место займет лорд-правитель. Ты расставишь своих людей везде, где необходимо, чтобы сохранить надлежащий порядок. И обращай внимание на все, о чем я мог забыть. Ясно?

— Да, мой лорд.

— Как повезло однажды главарю маленькой, но многообещающей шайки головорезов, — Кесар опять повернулся к Рэму с самой чарующей из своих улыбок. — И как повезло мне, что ты оставил их ради меня!

Рэм стоял, как каменный. Разговор по непонятным причинам ужаснул его. Конечно, Кесар уже скрыл свое истинное лицо, хотя в нем еще оставался сероватый оттенок. Впрочем, этот оттенок мог быть просто реакцией на погоду. Шансарская кровь плохо переносила здешние жгучие морозы, а Кесар, хоть и вспоминал об этом крайне редко, все же был наполовину шансарцем.

— Я возьму десять или двенадцать человек. Этого достаточно, чтобы управиться с лодкой. Я предпочел бы иметь тебя рядом с собой, но мне очень нужно, чтобы ты остался здесь в мое отсутствие.

Опять эта безошибочная попытка выказать случайное и убийственное доверие...

Неожиданно откуда-то из-за стен донесся ужасный крик. Рука Рэма потянулась к кинжалу, но Кесар сделал беспечный жест:

— Это всего лишь та маленькая сучка из Ксаи. Должно быть, ей сказали, что ее ребенок мертв.

Кесар колебался. Что-то мелькнуло в его глазах и в тот же миг исчезло.

Путешествие к могиле сестры было по меньшей мере странным для этого времени года, однако вполне извинительным и, возможно, достойным уважения. Оно показывало абсолютное простодушие принца.

Он никогда не пошел бы на это, рискуя потерять все, что выиграл, даже не будь вокруг снежной пелены. Нелепость. Невзирая на то, что он знал о ее смерти, он так и не постиг это до конца. Для него она продолжала жить где-то вдали, ее жизнь не погасла. Анкабек опровергал оба эти чувства — непреложность ее смерти и внутреннее неприятие этой смерти.