Приключения Ариэля, Рыцаря Двух Миров (СИ) - Катканов Сергей Юрьевич (читать книги онлайн txt) 📗
— Без обид, дорогой Ариэль, вы сказали много такого, что мне весьма полезно было услышать. Этого не мог сказать мне ни один священник, потому что вы рыцарь. Искренне благодарю вас.
Во время этого разговора Жан сидел потупясь и не проронил ни слова. Ариэль и Ланселот совсем про него забыли, а Жан был очень этому рад. Они не видели, как близко к сердцу принял тему разговора совсем ещё молодой рыцарь-монах. Он, конечно, не сказал бы ни слова о том, почему этот разговор так разбередил его душу. Вступая в Орден Храма, рыцарь делает своё прошлое необсуждаемым. И только Богу известно, сколько «ланселотов» скрывалось за века под белыми плащами и красными крестами.
Глава VII, в которой друзья преодолевают часть пути вместе с Персевалем
Уже вечерело, когда путники попрощались с Ланселотом. В иной ситуации им стоило бы здесь и переночевать, но хижина рыцаря-отшельники не давала никакой возможности разместиться втроём, а великолепные мягкие мхи, которые залегли вокруг, так и маня на них прилечь, на самом деле были куда ласковее к ядовитым змеям, чем к людям. Друзья поняли, что дотемна им надо выбраться с болота, чтобы поставить шатёр на жёсткой, но безопасной земле.
Они едва успели до наступления полной темноты, шатёр ставили, даже не рассмотрев толком того леса, который их теперь окружал. А поутру, выглянув из шатра, оба буквально онемели. Ночью шёл снег, и вся земля покрылась белым саваном — ровным, чистым и холодным. Первый снег, обычно такой радостный под весёлыми солнечными лучами, хмурым пасмурным утром, казалось, похоронил под собой всё живое, и эта безжизненность холодила не столько ноги, сколько души. Редкие деревья стояли без единого листочка, их чёрные стволы на фоне белого снега казались причудливыми скелетами, которые воздевали к небесам руки ветвей. Они словно замерли в последней мольбе и сейчас уже ни о чём не молили.
Снег скрыл все тропинки и все следы, ехать можно было куда угодно, в таких местах не окликнешь прохожего, чтобы спросить дорогу. Они оседлали коней и пошли верхами шагом меж деревьями неизвестно куда. Долго молчали, в этой мертвенной атмосфере, казалось, даже слова умирали, не успев родиться. Потом Ариэль всё же заговорил:
— У меня всё Ланселот из головы не выходит, да и никогда не выйдет. Великий рыцарь. Он встретился с таким обольстительным злом, что тут кто угодно погиб бы, а он выбрался к Свету живой. Больной, израненный, отравленный, измученный, но всё-таки живой. Он уже видит Свет, Жан, не сомневайся, он Его видит. И вот я вспоминаю своих братьев, рыцарей Ордена пресвитера Иоанна. Трудно даже объяснить, какие это замечательными люди, какие хорошие у них души. Но за счёт чего? В нашем мире всё очень правильно, почти безупречно. Нам не приходится преодолевать дьявольские искушения. Не потому ли мы такие замечательные? А если бы наши рыцари сталкивались с искушениями и соблазнами уровня ланселотовых, так может быть большинство из нас погубили бы свои души? Чего стоит человек, пока он не прошёл через тяжёлые испытания? Неизвестно, чего он стоит.
— А ведь у нас, Ариэль, мечтают о такой жизни, как ваша — чистой, правильной, без соблазнов и искушений. И мечтают о такой жизни, заметь, наши лучшие люди.
— Так вот знаете ли вы о чём мечтаете, и об этом ли надо мечтать? Всё лучше начинаю понимать, что дорога в рай лежит через Голгофу, через страдание, через то самое зло, от которого вы хотите избавиться. Можно ли так проложить жизненный маршрут, чтобы попасть в рай, обогнув Голгофу?
— Но, дорогой Ариэль, человек не может мечтать о страданиях. Не может мечтать об искушениях и соблазнах, чтобы их преодолеть. Человек не может мечтать о Голгофе. А разве должен?
— Конечно, не должен. Но выйдет ли иначе?
И тут Ариэль услышал лёгкий звон железа, не оставлявший сомнений в том, что где-то рядом скачет на коне рыцарь, а вскоре меж чёрных стволов он увидел и самого рыцаря, лёгкой рысью скакавшего пересекающим курсом. На рыцаре были красные, сильно помятые доспехи, шлем снят и приторочен к седлу, длинные нечёсаные волосы придавали ему вид неопрятный. Шагов за десять друзья остановились, Жан окликнул незнакомца:
— Приветствую вас, благородный рыцарь.
Всадник тоже остановился, на его безразличном, немного сонливом лице отразилось удивление, похоже он только сейчас их заметил. В ответ он даже не сказал, а как-то странно проскрипел:
— Мир вам, странники.
Было похоже, что рыцарь давно уже ни с кем не говорил и в ближайшее время не собирался. Жан представился и сказал растерянно:
— Кажется, мы заблудились в этом лесу, не поможете ли нам выбраться на дорогу?
Красный рыцарь тоже представился:
— Меня зовут Персеваль. Вам повезло, что вы встретили меня, потому что вас зачем-то понесло в непроходимую чащу, из которой вы и за неделю не выбрались бы. Если вы поедете вместе со мной, то через несколько часов выберетесь на дорогу.
Они так и сделали. Ехали некоторое время молча, потом Жан не выдержал и спросил:
— Куда держит путь благородный Персеваль?
— Еду молиться и плакать на могиле матери. Она умерла недавно, так и не дождавшись меня.
— Соболезнуем… Но что стало причиной смерти вашей матушки, если вам не слишком тягостно об этом говорить?
— Мне в любом случае будет тягостно, говорить или молчать не имеет значения, а думать я всё равно ни о чём другом не могу. Матушка умерла от тоски, не выдержав разлуки со мной. Лет десять назад я покинул отчий дом, где с тех пор не был, а матушке ни разу даже весточки не послал, и вообще не вспоминал о ней никогда. Перед вами чудовище, господа.
— Мир полон легенд о вашем благородстве, дорогой Персеваль.
— Благородство… — презрительно выдавил из себя красный рыцарь. — А в чём оно? В чём благородство бездушного бугая, который крушит всё вокруг и ни о ком кроме себя не думает? Каких только небылиц я не наслушался от трубадуров о своих собственных подвигах. А знаете, каким был мой первый «подвиг»? Я хладнокровно и бездумно убил рыцаря Итера Красного, только для того, чтобы завладеть его доспехами. Вот этими самыми доспехами. Я буду до конца дней их носить, чтобы все видели: вот скачет бездушный убийца, для которого отнять человеческую жизнь легче, чем выпить стакан вина. И какими же, вы думаете, были мои последующие подвиги, если я так начал? Всё в том же духе: безумная самовлюблённость и полное безразличие к другим людям.
— Но, видимо, всё изменилось, раз уж вы об этом говорите, — заметил Ариэль. — Человека, который способен страдать от собственного эгоизма, уже трудно назвать законченным эгоистом. Расскажите о себе.
— Мой отец был славным, хотя и небогатым рыцарем, впрочем, я совершенно его не помню, он рано погиб в какой-то стычке. Мать безумно любила мужа, тяжело переживала его утрату и всю свою любовь отдала мне, тогда ещё совсем маленькому. Она считала, что главной причиной её утраты был рыцарский образ жизни, да так оно в общем-то и было. Когда у человека на поясе постоянно висит отточенный меч, он рано или поздно послужит своему назначению, а ведь меч есть не только у него. И вот матушка постаралась вырастить меня так, чтобы я ничего не знал о рыцарстве. Мы жили не в замке, а в небольшом деревянном доме, рыцари у нас никогда не появлялись, и слугам было строжайше запрещено любое упоминание о рыцарстве, во всём доме было не найти ни одного предмета рыцарского снаряжения. Когда я подрос, начал пасти коров, ведь пастухом быть куда безопаснее, чем рыцарем. Не знаю, что матушка думала о моей дальнейшей жизни, похоже она вообще старалась о ней не думать, просто радуясь каждому новому дню, в течение которого ей удавалось уберечь меня от соприкосновения со злом. Вы не поверите, но я не знал даже о том, что коров потом убивают, а мясо едят. Юный пастушок считает коров своими друзьями, о которых ему приятно заботиться, а о том, откуда берётся мясо, которое мы едим, я и не думал, полагая, кажется, что окорока растут где-то на деревьях. Матушка сдувала с меня пылинки, слуги были очень доброжелательны и улыбчивы, мне казалось, что весь мир существует для меня, да ведь наш маленький уютный мирок, действительно, существовал именно для меня. Я не знал, что такое вражда и злоба, меня никто и никогда не огорчал.
