Дело земли - Кинн Екатерина (электронная книга .TXT) 📗
Молодого капитана Левой Внутренней стражи Фудзивара Тадагими можно было понять — у него убили, видимо, друга. Господина Канэиэ тоже можно было понять — у него пропал доверенный слуга, а еще у него обидели родственника. Совершенно недопустимая ситуация.
Состояние же самого Райко можно было описать словами, но таких слов не стерпели бы тушь и бумага. И если бы господа Минамото-но Хиромаса и Абэ-но Сэймэй не объяснили ему, во что обойдутся стране обрушенные бумажные стены, он испытывал бы сильное искушение прорвать их самому. Потому что из двоих сидевших перед ним людей, один ни за что предал верного слугу, а второй послал на смерть друга — но оба полагали, что именно они имеют право гневаться…
И ведь это — лучшие. Это лучшие из своей породы. Это те, кто никогда не сделает нижестоящему зла нарочно.
— Господин Минамото, — сказал тюнагон. — Моя благосклонность, кажется, не пошла вам на пользу. Вы отчего-то решили, что вам все дозволено. Вы схватили моего слугу — и не передали его мне. Вы убили офицера дворцовой стражи. Вы почти целый день продержали меня под арестом, на позор всему городу — а потом изволили пойти развлекаться с девками. Не благоугодно ли вам будет объясниться?
И теперь, изволь, объясняйся в присутствии человека, который послал подчиненных убить конюшего — и возможно сам в заговоре по уши.
— Господин тюнагон, — проговорил Райко, чувствуя, как от глухой нарастающей злобы костенеют челюсти. — Мне хотелось бы спросить господина капитана — отчего его люди прогнали с перекрестка моих людей и подстерегали прохожих, подобно разбойникам?
— Я приказал лейтенанту Татибана выследить негодного предателя, который, поправ восемь добродетелей и пять обязанностей, сеял раздор в нашем доме! — воскликнул господин Тадагими.
— Кто же сказал вам о предательстве этого человека? — тихо спросил Райко.
— Я не обязан отчитываться перед чиновником шестого ранга, — фыркнул Фудзивара-младший.
— Это был Правый Министр Канэмити, не так ли? Что же получается, господин тюнагон — я ищу способа вас оправдать, а ваш брат под предлогом родственного долга посылает людей убивать свидетеля вашей невиновности?
— Оправдать? — приподнял брови господин Канэиэ. — Перед кем?
— Перед теми, кто желает вашего падения и гибели — а особенно, падения и гибели вашего сына. Господин Тадагими легко может узнать, откуда, из чьего владения возвращался конюший вчера ночью. А вы, господин тюнагон, могли бы и заметить отсутствие дочери вашего слуги… даже если охладели к ней.
— Ах, как вы еще молоды, господин Минамото, — тюнагон не изволил скрывать своих чувств: веер сложив, по ладони им хлопнул. — Перед теми, кто желал бы погубить меня или моего сына, бессмысленно оправдываться. Такого рода недругов надобно либо уничтожать, либо привлекать на свою сторону. Но уничтожать своих братьев я не буду сам и не позволю никому, а вот привлечь их на свою сторону вы мне с каждым днем все больше мешаете. Ступайте, господин Минамото, и принесите мне голову подлеца, который меня предал.
— Господин тюнагон, сей воин полагает, что вы ошибаетесь, и оттого вынужден вам отказать — пока. Сей воин также просит вас вспомнить, что за существо он и его люди встретили на проспекте. И подумать — сколько у вас на самом деле братьев. Если вы, по возвращении нашем, свою просьбу повторите — сей воин исполнит ее.
— Я не давал вам позволения уйти, — сказал тюнагон.
— Сей воин не спрашивал у вас позволения, — ответил начальник стражи. И, вместо того, чтобы, деликатно пятясь на коленях, помещение покинуть, он встал, повернулся к обоим сановникам спиной и вышел.
Цуна, который стерег коня, был не один. Рядом с ним переминался с ноги на ногу слуга Сэймэя, нечесаный мальчишка в шелковой, но затасканной до дыр и полной неразличимости цвета стеганой куртке.
— Вот, — сказал он, сунув Райко сложенный бумажный лист, и удрал быстрее, чем Райко успел развернуть письмо.
«С большим сожалением извещаю, что неотложные дела вынуждают меня покинуть ваш гостеприимный дом и отправиться во дворец, — было написано на плотном листе бумаги „митиноку“ твердой рукой господина Хиромасы, китайскими знаками. — Прошу вас при первой же возможности прибыть в Дайдайри и обратиться к капитану Правой Внешней стражи господину Тайра-но Корэнака. Он проведет вас туда, где мы сможем поговорить без помех».
Райко вздохнул, оперся носком о подставленное колено Цуны и вскочил в седло.
— Едем во дворец, — сказал он.
…В покоях Господина Осени, казалось, ничего не сдвинулось с места. И сам господин Минамото-но Хиромаса совершенно не изменился. Но там, где раньше в воздухе будто висел полупрозрачный утренний туман, сегодня четко видны были все углы и грани — как зимним утром на севере или в горах.
— Неприятные слухи ходят по дворцу, — сказал господин Хиромаса, на сей раз без всяких долгих разговоров о наступившей весне, цветущих сливах и благородных предках. — С минуты на минуту вас изволят вызвать в караульную Левой гвардии. Господин Левый Министр и господин Министр Обрядов и церемоний, принц Тамэхира, выскажут неудовольствие вашими действиями. Не удивляйтесь и не огорчайтесь — так надобно сделать, дабы отвести обвинение в заговоре от себя.
— В заговоре, господин Минамото?
— Ваш отец выбрал сторону и намерен поддержать фамилию Гэн — вот о чем ныне во дворце говорят, и очень громко. Что интересней всего, говорить начали этой ночью.
— Если я покину столицу, — сказал Райко, — все подумают, что я отправился за войсками к отцу. Если я не покину столицу — мы упустим негодяев и проспим настоящий заговор. Тюнагон Канэиэ сегодня прямо объявил, что не желает меня поддержать. Господин Минамото, не прикажете ли подать бумагу и кисть?
Хиромаса кивнул.
— Я думаю, что вы правы — если я правильно вас понимаю.
Слуга принес кисть, бумагу и тушечницу с уже растертой тушью. Райко прикрыл глаза, сделал несколько вдохов и выдохов, нанизывая мысли — и твердым почерком, китайскими знаками вывел:
«Господину левому Министру,
7-й день 1-й луны 2-го года правления Анва.
Минамото-но Ёримицу, чиновник шестого ранга, начальник городской стражи в Столице Мира и Покоя, почтительно обращается к вашему высокопревосходительству. Будучи назначен на свой пост милостивым заступничеством господина Левого Министра, сей воин со всем усердием и всем искусством, что в нашем роду от отца к сыну передается, делу охраны мира и покоя в столице служил. Увы, грехи в предыдущих рождениях и прегрешения в нынешнем послужили причиной тому, что здоровье сего воина пошатнулось, и он уже не в силах более натягивать лук. Дабы избегнуть позора и не занимать места, которое может занять достойнейший, сей воин коленопреклоненно молит об отставке, желая всем сердцем лишь одного: совершить паломничество в Старую Столицу, где, припав к источнику милосердия Будды, надеется молитвами и постом выпросить избавление от постигшей его болезни. Затем он хотел бы посетить целебные источники в Адзума, где, здоровье свое поправив, с новым рвением намерен служить Государю и вашему высокопревосходительству.
Умоляя о снисхождении к жалкому состоянию своего здоровья, к стопам вашего высокопревосходительства почтительно припадает недостойный отпрыск правителя Сэтцу господина Тада-Мандзю, потомок государя Сэйва и принца Садацуми,
Минамото-но Ёримицу».
Упоминание о луке в виду прошлой ночи, вероятно, смотрелось несколько невежливо, но Райко не очень-то и хотелось быть вежливым.
Странно было, что господин Хиромаса, прочитав прошение, только кивнул. Молча.
— Я покину дворец сейчас, — сказал Райко. — Если господин Левый Министр не успеет мне ничего запретить, мне не придется становиться ослушником.
Хиромаса молча кивнул второй раз.
Посыльный из дворца и посыльный от господина тюнагона застали усадьбу Минамото-но Райко уже пустой. Смотритель усадьбы, непрерывно кланяясь, объяснил, что господин Минамото изволили прихворнуть и, испросив отставки, уехали на воды в Адзума.
