Где же ты, Орфей? (СИ) - Беляева Дарья Андреевна (читать книги регистрация .txt) 📗
Все это было очень странным. Ясон говорил, как военный, но и как религиозный проповедник. В нем не было ничего от бунтовщика, потому что он с самого начала признал, что проиграл. В то же время ни в ком прежде я не видела такой воли. Он думал о Спящих. Прошло два года с тех пор, как Ясон говорил с людьми об этом. Теперь он мог знать. Речь его, по крайней мере, звучала многообещающе.
Не-живой Король.
Спящие.
Рыцари.
Романтический сленг для тех, кто отринул любую другую надежду, кроме сказочной. И в то же время эти слова имели огромную силу. Леда сохранила эту брошюрку, и теперь ее хотела сохранить я.
Перевернув страницу, я обнаружила, что Леда снова начала писать. Теперь передо мной был почерк взрослой женщины, аккуратный, но чуточку нервный. Я обрадовалась, словно встретилась со старой знакомой. Но меня тут же настигло разочарование. Текст превратился в бессмыслицу. Я видела буквы и цифры, и случайные слова. Предложения выглядели так, словно кто-то вытащил мысли из головы Леды и хорошенько смешал их в блендере.
"!никогдаНИКОГДА.34.тепло."
Меня замутило, не то оттого, что мы въехали на второй уровень Зоосада, не то из-за потаенного отвращения к написанному. Орфей мне говорил, что у меня очень нежное отношение к глубинному синтаксису. Бессмыслицы было много, страница за страницей была забита убористым почерком Леды, которая записывала тошнотворные гибриды из цифр, слов и знаков препинания.
"у стола.48.!.принесиаадададдаададДА".
Я подумала, она сошла с ума, и, наверное, потому умерла. Я водила пальцем по тексту и думала, что бы сказал Орфей. Ответ пришел ко мне, словно Орфей сидел рядом со мной.
Это был шифр. Но чем дальше, тем тревожнее казались мне эти записи, скрывающие что-то. Жуткая пародия на человеческий язык. Наверное, ее хозяин думал, что Леда пишет о том, как проходят ее дни.
Последняя запись снова была человеческой и очень короткой.
"Папы больше нет".
Она написала это совсем недавно, а затем убила себя. Я все поняла, не про записи, но про Леду. Она наверняка была связана с Ясоном, к примеру, искала сведения для него, а потом тварь убила ее отца, быть может, даже случайно.
И все это потеряло для Леды смысл. Я закрыла дневник, а брошюрку сложила и сунула в карман. Мы почти приехали. Оставшееся время я смотрела в окно, думая о том, что сделала бы на ее месте я.
На этот раз никто не ответил мне.
Андромеда быстро припарковалась, открыла дверь в свою ячейку и зашипела:
— Быстрее, вылезай из машины и помоги мне.
Я сделала, что сказано. Ио теперь была теплой, но я знала, что нам нужно зашить ее рану.
Ячейка Андромеды казалась изумительно простой по сравнению с квартирами художников. Ее не коснулось ни дыхание прошлого, ни определенный национальный колорит. Казалось, Андромеда так устала, что даже яркие цвета могли заставить ее голову болеть. Все было бежевым и серым, таким простым и аккуратным. Андромеда могла позволить себе больше, но, кажется, ее так все раздражало, что она даже не могла понять, каким образом хочет жить.
Я знала про Андромеду кое-что, чего она сама о себе не подозревала. Я никогда не понимала, как ей об этом сказать, чтобы не обидеть, ведь ее все обижало.
Андромеда была так чувствительна, что ей всегда было больно. Но она и понимала о мире больше, чем многие другие люди. Словно все, что должно было быть глухим и серым, в ее мире было предельно обострено. У Андромеды был талант чувствовать, ощущать, и оттого она никогда не отказывала в помощи. Андромеда знала, каково другим людям, и ее внешняя раздражительная эгоистичность скрывала нежную, трепетную натуру, и страшную участь человека, не умеющего убавить громкость мира.
— Ты очень хорошая, — сказала я. — Спасибо тебе, что ты есть.
— Благодарить будешь потом, — сквозь зубы процедила она. Мы положили Ио на кровать, и Андромеда принялась ее раздевать. Я сказала:
— А это обязательно? Может, она стесняется.
— Я врач, Эвридика.
— Прошу прощения. Просто я подумала, что это все очень неприлично выглядит.
— Ты предлагаешь оставить на ней платье, чтобы соблюсти приличия, и шить как придется? Эвридика, помолчи и делай все, что я тебе скажу.
Я кивнула. Мне хотелось сказать "да, конечно", но я не стала, потому как говорить было ровно противоположно тому, чтобы молчать.
Хотя не всегда. Иногда мне казалось, что я говорю и молчу одновременно. Когда слова ничего не значат, они становятся легкими и словно не имеют веса. Тогда кажется, будто их и вовсе нет.
Я выполняла все, что говорила Андромеда, хотя меня и мутило от крови. Она зашивала на бедре Ио длинную рану.
— Артерия не была задета. Ей повезло.
Я смотрела на распростертую на диване Ио, и сомневалась, что ей повезло. Кожа ее, несмотря на "Красную капитуляцию", была бледной, но уже не смертно, не жутко, а по-человечески. Ио была похожа на "Олимпию" Мане, и белые простыни так красиво контрастировали с зарождающимся теплом ее кожи. Я увидела над ее подвздошной косточкой татуировку. Летающая тарелка, как на брошюрке. Я не стала раскрывать брошюрку, чтобы сравнить, ведь руки у меня были в антисептике, и мне не хотелось пачкать их. Но я отлично помнила каждую черточку в этом нехитром рисунке.
На теле Ио он повторялся полно и с точностью. Конечно, она была связана с Ясоном, и вот почему Ио взяла дневник.
— Слушай, — сказала я, пока игла Андромеды орудовала внутри раны Ио. — А почему ты не интересуешься всей этой историей? Хочешь покажу брошюрку, там глава странной секты призывает к странному.
Андромеда вздохнула.
— Я ничего не хочу знать. Понятно? Мне не интересно.
Я подумала, что ей очень интересно. Но она вправду не хотела ввязываться в такую историю. Я передала Андромеде ножницы, положила их в ее требовательную руку. Мне казалось, что я медсестра из фильма про больницу, и мне нравилось быть такой серьезной и ответственной. Я сосредоточила все свое внимание на Ио и Андромеде, а потом оказалось, что я помню лишь вязкую кровь, и стежки, и противный звук, сопровождающий иглу, выходящую из кожи.
Когда Андромеда промыла рану, она перестала казаться такой страшной. Если сначала это была жуткая распахнутая пасть, то теперь она закрылась.
— Шрам останется в любом случае, — сказала Андромеда. — Шить нужно было раньше.
— Думаю, у нее не было возможности.
Мы смотрели на спящую Ио, и мне казалось, что мы с Андромедой ее родители, а она — младенец. Наверное, так бывает, когда спасаешь жизнь человеку. Хотя, если рассуждать с точки зрения функциональности и пользы, я мало сделала такого, что спасло Ио. Я обняла Андромеду.
— Спасибо тебе, ты спасла человека!
— Убери от меня руки! Ты же в крови!
— Только немного, из-за ножниц!
Андромеда отправила меня в ванную, а затем — мыть салон машины. Это было скучное, но одновременно с этим воодушевляющее занятие. Я могла подумать. Значит, был такой человек — Ясон. Он называл людей, поглощенных тварями, Спящими. Он ждал чего-то от них. И говорил другим тоже ждать. Он мог что-то знать, и Леда писала зашифрованные послания для него, пока не поняла, что ее отцу больше нельзя помочь.
Вот почему Ио пришла сюда. На ее теле татуировка, безупречно похожая на рисунок в конце брошюры. Ио должна была передать все Ясону. А я должна встретиться с ним.
Когда салон показался мне достаточно чистым, я вдруг вспомнила, что Полиник и Семьсот Пятнадцатая должны были, наверное, давным-давно освободиться. Я заглянула к Андромеде, сообщила, что машину оставила в почти первозданном виде. Затем я зашла к Ио. Она спала, мы с Андромедой накрыли ее одеялом, рядом с ее кроватью стояли батареи пузырьков с таблетками и лежали поля серебристых блистеров. В графин с водой окунулся кусок солнца. Ио была похожа на маленькую девочку с большой температурой.
Я сказала:
— Пока, Ио, мы встретимся вечером. Я обязательно тебя навещу.
