Синий, как море - Лайк Александр (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Не хочу быть лошадным принцем, хочу быть пешим бродягой!
— Вот подушки, ваше сиятельство.
Орбен почтительно придержал меня за локоть, разворачивая мордой в сторону кострища. Я со стоном опустился набок — вернее, рухнул — и тупо уставился в переплет «Хроник», не в силах их раскрыть.
Очень не хочется ехать дальше.
Но задерживаться из-за отбитого седалища нельзя. Война.
Вытерплю как-нибудь. Вытерплю ли?
А еще очень интересно было бы выяснить… выяснить… вы…
Кажется, я опять заснул. Прямо у костра. То есть это мне казалось, а другие так прямо и восприняли — заснул.
2
Проснулся я от добродушного пинка Оранжевого дядюшки.
— Вставай, червяга книжная! Честно говоря, завидую!
— Что? — растерянно спросил я, приходя в себя.
— Просыпайся, поехали! Я, по правде, и сам бы полденька придавил, но нельзя. Никак нельзя. Ну, зато перекусил прилично.
Я с трудом поднялся, мучительно сдерживая поскуливание. Все тело болело еще сильнее, чем ранним утром.
— Изрядно тебя растрясло, — сочувственно сказал Данк вполголоса. — И с памятью действительно нехорошо. Ты держишься в седле, малыш, как будто сел на лошадь в первый раз. Постарайся, вспомни хоть что-нибудь. Ведь ты был одним из лучших наездников Домена!
— Ну, — сказал я недовольно. — Мало ли кем я был? Нет меня, Данк. Так, кучка мусора, обликом с принцем сходная…
— Я вот тебе сейчас… — Данк сделал страшные глаза. — А ну, бегом в седло, да не забывай облегчаться!
— Да я вроде бы с утра уже… по малому… — ошарашенно пробормотал я.
— Вот обормотина! Я говорю, в стременах приподнимайся, ягодицы от седла оторви! Меньше трясти будет.
— А-а-а… — смущенно сказал я. Но все равно ничего не понял.
Ненавижу. Весь мир ненавижу. А уж мучителя своего, гада этого, который мне память истребил, так просто задушить готов. Нет. Только не задушить. Кр-р-рови жажду!!
Данк легко тронул своего изабеллового с места и направил к дороге. Я жалобно постонал и вскарабкался в седло. Орбен и Хьюма негромкими окриками подгоняли наш маленький караван.
Приподниматься в стременах, говорите? Я попробовал. Коленки подло тряслись и подламывались. Нижняя… э-э… закругленность вздымалась над седлом пальца на два и бессильно шмякалась обратно. При попадании в отполированную кожаную лунку ленчика происходил всплеск острой боли, а уж от него расходились горячие круги тоскливого мучения. А-а! У-у! Я смиренно расслабился, лег животом на переднюю луку и, обняв вороного за шею, мешочком расстелился вдоль спины. Мой носильщик… в смысле носитель… нет, носитель — это если бы я сидел, как живой, а дохлые грузы таскает носильщик. В общем, мой жеребец недоуменно обернулся, скосив на меня грустный левый глаз, горько вздохнул и сменил поступь, явно стараясь не уронить и не опозорить.
Подъехал Данк. Посмотрел и присвистнул.
— А морда-то, ваше сиятельство, у вас опять преизрядно зеленая!
— Хреново мне, Данк, — признался я. — Ничего нельзя сделать?
— В смысле?
— В смысле растянуть какие носилки между моим и заводным, например… и сложить меня в носилки поперек, а?
Данк сочувственно покряхтел.
— Примерно в данной ситуации кто-то когда-то изобрел повозку, как я понимаю. Нет, малыш, сейчас сделать ничего нельзя. Разве что ты пойдешь пешком.
Я пощупал мышцу чуть выше колена и охнул.
— Ни фига. Не пойду я пешком. Лучше сразу загробной тропой.
— Это ты не торопись, — веско сказал Данк. — Это за тебя поторопятся. Есть кому поторопиться, сам знаешь.
— Знаю, — горько сказал я. — Но делать-то что-то надо? Я ж не доеду.
— Доедешь, доедешь, — ласково сказал Данк. — Куда ж ты денешься? В постельку хочешь?
— О-ох! — с мечтательной ненавистью сказал я.
— Ты говори, хочешь или не хочешь?
— Хочу, конечно, — безысходно сказал я.
— А вот нету постельки! — радостно объяснил Данк. — Ближайшая постелька уже в Ранскурте. Меньше половины пути осталось.
— Целый день, — обреченно сказал я.
— Примерно. Чуть поменьше. Успеем еще отдохнуть перед ужином. Целый день был вчера.
— Ох, не вытяну я.
— А я тебя сейчас отвлекать стану. Спрашивай.
— Что спрашивать?
— Что хочешь, то и спрашивай. Эй, Хьюма, Орбен, держитесь в пяти корпусах позади, нам с Синим принцем посекретничать надо!
— Чтоб тебя мыши затоптали, Оранжевый, — не выдержал я. — Вчера у меня и силы были, и охота, так ты заснул. А сегодня… У меня же задница болит так, что рот не открывается!
— Тогда ты помолчи, а я сам рассказывать стану. Что-то мне вчера в часовне показалось, что ты теперь в иерархии ни хрена не понимаешь.
— Конечно, не понимаю. Я ж не помню, кто есть кто!
— Рассказываю просто и быстро. Все в этом мире делится по цветам. Белый — старший. Или главный. Называй, как хочешь. Вниз от него идут две линии Радуги. Теплых цветов — желтый, оранжевый, красный. Холодных цветов — зеленый, голубой, синий. Итого — семь цветов, семь принцев, семь Доменов. Правда, с Доменами сейчас сложнее. Появился восьмой — Черный, под водительством Отринувшего Цвета.
— Подожди-подожди… А как же семь цветов радуги? Ну, это… каждый охотник желает знать…
— Ну правильно, я ж и говорю — семь цветов, семь принцев…
— Ни фига ты не говоришь. Ты говоришь — шесть цветов и белый.
— Ну? А белый, по твоему, не цвет?
— Цвет-то цвет, а фазан?
— Какой фазан?
— Каждый охотник желает знать — что?
— Где сидит… тьфу!!
— Вот я и спрашиваю, где фазан?!
Данк некоторое время ехал молча, покачивая головой. Потом обернулся ко мне.
— Нет, малыш, ты все-таки чудо природы. Ты действительно ничего не помнишь? Ты это вычислил прямо сейчас, у меня на глазах?
— Ничего я не помню, — хмуро отозвался я. — Иначе какого бы хрена я спрашивал? А что такое?
Данк задумчиво оглядел окрестности. Слева были невысокие песчаные холмики, поросшие ивняком. Справа простирались поля, перемежающиеся редкими рощицами.
— Когда-то… очень давно, у начала Обитаемых Времен, доменов было восемь. И Фиолетовый в том числе. Камнем принцесс Фиалки был Аметист. А потом… Понимаешь, Вечерние всегда были странным народом. Очень замкнутым и непохожим на других, вроде эльфов. Даже еще более замкнутые, чем эльфы. Их часто называли Фейери Сумерек.
— А сами себя они как называли?
— Дети Тени. Говорят, они принесли в мир магию. Или научились ей пользоваться. Самые первые маги Белого Востока и Леса, хоть и были современниками первых магов Сокрытой Долины, признавали их старшинство. Создатель алфавита Серенгар учился в одном из городов Долины — как ты в Мальрене.
— Ох… — горько сказал я. — Наверное, потом ему пришлось полегче.
— Насчет «полегче» судить не берусь. Говорят, его казнили в Сандерклиффе.
— За что?!
— За попытку обучить грамоте наследного ярла варваров. Но мы вроде о Вечерних?
— Извини, пожалуйста, — покаянно сказал я.
— Со времен Восьми народов восьмерка стала священным числом. Тогда так и говорили, как ты хотел — люди Семи Цветов Радуги и Белого. Оттого у нас и в году восемь месяцев. Ну, конечно, еще и потому, что удобно.
— А в неделе же семь дней?
— А в неделе раньше не было алмазных дней. Были аметистовые. Алмазными почитались пять Особых дней — четырех сезонов и года. К тому же неделя привязана к лунному циклу. Против Луны не попрешь. Куда в лунном цикле вставить восьмерку?
— Не задавай риторических вопросов, — огрызнулся я. — Я с трудом вспоминаю, что такое Луна. Дальше рассказывай.
— Уже почти рассказал. Потом Вечерние затеяли какое-то великое гадание. И очень скоро покинули земли Радуги.
— То есть как покинули? Куда они делись?
— А вот этого никто не знает. Гадание вроде бы сказало им, где находится нетронутая и прекрасная земля, этакий рай под Радугой — вот туда они и ушли. А свою собственную землю скрыли от глаз семи оставшихся народов — на всякий случай. Вдруг придется вернуться, например… С тех пор их зовут Ушедшими. Сначала их возвращения ждали. Потом перестали ждать. А во время Второго Передела сам Цвет вычеркнули из списков.
