Твое имя - Платунова Анна (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Марунечка!
Эрл спрыгнул с телеги и бросился к ней навстречу, обхватил изо всех сил.
— Я так напугался!
— Не бойся, малыш. Все хорошо, — Мара постаралась придать голосу бодрости.
Все плохо. Надо немедленно уезжать. Где-то совсем близко бродит остальное стадо, и второй раз им точно не повезет.
Мара поскорее вытащила настойку кровяника и попросила Бьярна выпить полный флакон. Перевязала руку и заставила лечь в телегу. Бьярну, видно, стало совсем худо, потому что сопротивляться он не стал. Мара, которая и сама едва держалась на ногах, села рядом, положила ладонь на его горячий лоб.
— В город. Быстро! — скомандовала она.
Альф тоже понимал, что дольше здесь оставаться нельзя. Телеги, кряхтя, выползли на дорогу, и лошади, подгоняемые нетерпеливыми ездоками, понуро потянули подводы вперед.
Бьярн погрузился в беспамятство. Мара знала, что сейчас ему тяжело, но настойка кровяника начала действовать, а значит, к вечеру он почти поправится. Рука, конечно, поболит, и слабость продержится до утра, но жизни теперь ничто не угрожает.
— Потерпи, — прошептала она, и тут же оглянулась: не услышал ли кто. — Что же ты… Зачем…
Бьярн ее не слышал. Метался. Искал что-то у себя на груди. Потом вдруг открыл глаза, словно на секунду пришел в себя.
— Главное, что не ты… — сказал он.
ГЛАВА 22
Они смогли вздохнуть с облегчением, только когда миновали городские ворота. Альф направил обоз в «Бочку эля» — постоялый двор, где всегда останавливался, проезжая через Трелей.
Почувствовав себя в безопасности, купец вновь вернулся к своему благодушному состоянию. Договорился о комнатах, о конюшне и корме для лошадей, отправил сыновей в лавки, с которыми сотрудничал прежде, надеясь и теперь пристроить часть товара.
— Отдыхайте, — сказал он Маре. — Задержимся здесь на пару дней.
Он прищурился и вдруг всыпал ей в руку горсть монет.
— Вот тебе сверх жалованья. Заслужила.
Мара не знала, радоваться или огорчаться: если бы не жадность Альфа, если бы не его желание прибрать к рукам все, что плохо лежит, Маре не пришлось бы рисковать. И Бьярн не лежал бы сейчас в горячечном бреду. Она сжала губы, но деньги взяла. Вот так — пустота в карманах вечно лишает ее остатков гордости.
Правда, пару монет она потратила на дело: попросив у хозяина постоялого двора бумагу и перо, написала записку в городскую управу, рассказала о том, что в окрестностях Трелея разгуливает стадо шатунов. Свернула, запечатала воском и заплатила мальчишке за то, чтобы доставил сегодня же. Теперь примут меры: в каждом городе существует специальный «смертный» отряд, созданный, чтобы истреблять нечисть. Там и некроманты штатные имеются. Так что Мара свой долг выполнила, пусть дальше сами.
Она вернулась в комнату, еле передвигая ноги от усталости. Эрл сидел около Бьярна и время от времени снимал тряпку с его лба, полоскал в тазике с холодной водой и возвращал на место. Он делал это с таким серьезным лицом, гордый порученным ему делом, что Мара невольно вспомнила себя девочкой. Как стояла рядом с дедулей Биргером, подавая инструменты или просто наблюдая за его умелыми руками.
Мара присела рядом с Бьярном, приложила тыльную сторону ладони к его щеке: уже не такой горячий. Еще немного — и придет в себя. Напарник больше не метался, крепко спал. Только почувствовав прикосновение, вдруг забормотал, пытаясь что-то сказать. Отдельные бессвязные слова наконец выстроились в предложение:
— …Уже этой весной… недолго осталось…
Слова явно не предназначались для ее ушей. Сама Мара не хотела бы, чтобы кто-то мог случайно подслушать ее мысли.
— Ты голоден, Эрл? — спросила она.
— Ага, — кивнул мальчик. — Как волк.
«Хорошо, что не как шатун», — с грустной иронией подумала Мара. Настойка живисила продолжала действовать, и голод Эрла был обычным человеческим голодом.
— Пойдем вниз, перекусим.
Они спустились в трактир, что располагался при постоялом дворе. Мара с удивлением обнаружила у камина Бимера и Вильяма, которые успели переодеться в традиционные для своей профессии красные рубашки и готовились дать представление. Хотя чему она удивлялась? Именно для этого артисты и поехали с обозом. В маленьких городках всегда рады новым людям, особенно если они привозят с собой новые песни, а еще слухи и сплетни.
Эрл вновь попросил гору еды, так что Мара ничего не стала заказывать для себя — все равно придется доедать за маленьким обжорой. И вот перед мальчиком поставили тарелки с жареной картошкой и цыплятами, сдобными булочками и блинчиками.
Бимер тем временем веселил публику игрой на свирели, а Вильям под аккомпанемент пел забавные песни со скабрезными шуточками. Непритязательная публика хохотала, хлопала и бросала в лежащую у ног артистов шапку мелкие монеты.
— Уф, наелся!
Эрл протянул Маре тарелки с картошкой и недоеденным блинчиком, откинулся на спинку скамейки. Мара задумчиво взяла ломтик картошки. Есть не хотелось, хотя она понимала, что силы на исходе. Нет, надо себя заставить, брюки и так спадают. И она решительно приступила к еде, надеясь расправиться поскорее и вернуться к Бьярну. Ему ничто не угрожает, но на душе станет спокойнее, когда окажется рядом.
Она уже хотела уйти, но Вильям вдруг запел песню, отличавшуюся от прежних. Песня была пронзительной и грустной, так что все сидящие в зале притихли, слушая. И Мара осталась тоже.
Свирель вторила словам, будто бы соглашаясь и оплакивая. Светлая и печальная музыка взлетала и трепетала, то затихая, то воскресая вновь.
Мара почувствовала, как сжалось сердце. Вот он, исход всего — смерть. И нет ничего больше. Счастье, радость, любовь — все скоротечно и тленно. Она сама не заметила, как спрятала лицо в ладонях, борясь со слезами.
Тут большая теплая ладонь легла на ее плечо.
— Ты чего, птаха?
Мара обернулась, не веря ушам. Бьярн! Тяжело опустился рядом на скамью, поморщился, когда положил забинтованную руку на стол. Под глазами залегли тени. Но это был он! Живой и достаточно бодрый для того, чтобы первым делом отправить в рот недоеденный блинчик.
А вторым делом, пользуясь изумлением Мары, скользнуть по ней ласковым взглядом, а потом притянуть к себе и прикоснуться губами к макушке. Мара хотела было дернуться и отмахнуться, но раненая рука Бьярна помешала — по тому, как он держал ее, хоть и старался не показывать вида, догадалась: рана беспокоит.
— Сидит грустит моя птаха, — сказал он.
— Песня грустная…
— Разве? Мне не показалось. Вроде она о том, что надо ценить каждый счастливый миг этой жизни. Быть живым, пока жив. Радоваться и любить, пока можешь.
