Собачья королева - Соя Антон Владимирович (читать книги онлайн бесплатно серию книг .TXT) 📗
У Лорда Генри было семь таких операций. Одну проводили прямо дома. Ни скальпель хирурга, ни капельницы, ни антибиотики, ни травы, ни заговоры, ни любовь Анны — ничто не спасает его на этот — роковой восьмой — раз.
Мастифы, как и другие гиганты собачьего мира, долго не живут, в среднем — от шести до десяти лет. Лорд прожил восемь с половиной лет, почти девять. Слабое утешение для безумно любящей его женщины. Анна впадает в тяжёлую депрессию. Почти ни с кем не общается. Отказывается ездить на помощь к другим собакам. Ссорится с Инной, перед этим передав ей на содержание всех своих собак. Винит в смерти Лорда только себя. Почти не ест. Страшно худеет. Никуда не ходит. Теряет волосы целыми прядями. Даже ребёнка в школу теперь водит папа Дима. Бедный муж отлучён от постели, но стоически переносит все тяготы, понимая и принимая душевную боль Ани. Траур по Лорду длится почти полгода. Во второй класс первого сентября Ваньку ведёт папа Дима.
Однажды Аня просыпается среди ночи и понимает, что, хотя Лорда больше нет, она должна жить. Обязана жить! У неё есть Ванька и папа Дима. Она нужна им. Они без неё пропадут. Она просит прощения у своих «мужичков». Она проснулась. Она вернулась. Только вот в своей старой квартире в Купчино, в их с Лордом квартире, она больше жить не может.
И тогда Пугачёвы решают купить дом в Вырице.
Глава 16
Страшный сон
Иван спит и сквозь сон слышит жалобную тревожную песенку Тоненький голосок печально выводит на одной ноте:
Очень Ивану песенка не нравится. Пугает. Раздражает. Даже бесит. Очень хочется Ивану проснуться, чтобы избавиться от навязчивой песни, но никак не получается. Провалился Иван в сон чёрный-кромешный и не выбраться ему из него.
— Ваня-Ванечка, сынок! Не спи, просыпайся. Нельзя спать, погубит она тебя.
Голос, знакомый ещё до рождения, голос, от которого проходят боль и тревоги, самый родной и самый любимый — мамин голос. Но где же она? Тьма вокруг беспросветная.
— Вставай, Ванечка!
Иван стонет во сне, резко отворачивается от стенки, открывает глаза. В комнате темно. Только свет полной луны пробивается между занавесками, освещая полоску на дощатом полу. В комнате никого, кроме Ивана и его собак — Фредди и Чернушки. Фредди смешно храпит в тёмном углу, а Чернушка сидит в полосе света и смотрит на мальчика своими умнющими добрыми глазами.
— Ну здравствуй, Ванечка!
Ваня слышит мамин голос, хотя проснулся. Или он всё ещё спит? Мамы в комнате нет. Чернушка смотрит прямо ему в глаза, будто пытается его загипнотизировать. Зачем, если он и так спит?
— Ванечка, не пугайся — это я, твоя мама.
Ничто так не пугает, как эти чёртовы слова «не пугайся». И как не пугаться, если мамин голос звучит прямо в ушах, а её рядом нет? Словно надел кто-то на Ваню невидимые наушники. И тут Ивана осеняет невероятная догадка. Он в ужасе вдыхает-выдыхает и, застыв с раскрытым ртом, неуверенно показывает указательным пальцем на Чернушку. Та, довольно завиляв хвостом, кивает кудлатой чёрной головой. Потом улыбается, умильно вывалив язык из пасти и часто дыша.
— Молодец, мальчик! Правильно! Я — твоя мама. Уж прости, что теперь так неказисто выгляжу. Не поддался ты на колдовские чары, не поверил наветам гнусным, не выпил зелья проклятого — всё правильно сделал. Только вот напугал ты ведьму окаянную своим ультиматумом. Она — тварь отчаянная, и терять ей нечего. С испуга хочет она зло сотворить непоправимое. Времени у нас с тобой совсем мало, сынок.
«Я же всё ещё сплю. А во сне всё что угодно может твориться», — пытается успокоить себя перепуганный Иван. То, что Чернушка на самом деле его мама, не вызывает у него ни малейших сомнений — он сразу поверил каждому её слову, как веришь всему, что происходит во сне, пока ты спишь. Слушает внимательно, дыша вполсилы, чтоб ничего не пропустить и не проснуться раньше времени. Нисколько не удивляет Ваню и то, что голос мамы звучит в его голове со странными интонациями, вкрадчиво и нараспев, со словами, которые мама никогда не употребляла в обиходе. Мамин голос словно читает ему сказку. Старую страшную сказку.
— Во всём я, Ванечка, как всегда, сама виновата. Зачем я ей поверила? Знала ведь, какая Женька — змея подколодная. Прикинулась жалкой овечкой. Стоит в дверях, вся такая несчастная. Насилу, — говорит, — нашла тебя, сестричка. И давай плакаться с порога. Так-то у неё всё плохо. И личная жизнь не заладилась, и здоровья нет. Пятерых мужей разменяла, стрекоза, страшно представить, откуда здоровью-то быть. А последний вообще извращенцем оказался. Бил её смертным боем. Видать, было за что. Еле она от него убежала. Без денег, без вещей. А и правда, без вещей заявилась тварь, налегке. Ни кола, ни двора, ни детей, ни друзей. В ноги мне упала, прощенья просила. Сказала, что, кроме меня, у неё родной души в мире больше нет. Дом хвалила, собачек. Собаки-то на неё сразу косо глядели, учуяли нечистую. Я Зурика от греха подальше в вольере заперла. Папа Дима на работе был. Пустила я сама ведьму в дом — разрешила ей войти. Они же, нечистые, без разрешения в дом зайти не могут, пока сам не позовёшь. Так-то, Ванечка. Сплоховала твоя мама, сама беду в дом позвала. Не знала я, что Женька в своих Европах в натуральную ведьму превратилась. Она всегда завидущая была, а это первый ведьмин признак. А может, когда она шею сломала, то и померла, а вместо её души детской нечистый дух в её сердце поселился. Я-то, дура простодушная, её за стол усадила, про тебя да про Димочку всё рассказывала, чаем поила. А она только момент выжидала. Как только повернулась я к ней спиной, удавку мне на шею накинула и задушила вмиг. Я даже боли не почувствовала. Вылетела моя душенька, как птичка из клетки, ойкнуть я не успела. А ведьма меж тем не успокоилась. Сначала от Зурика избавилась старым проверенным способом. Подмешала к мясу его яду смертельного без цвета и запаха. Как он, бедный, мучился… Пару часов выл да по земле катался, пытался боль из себя выцарапать. А ведьма только радовалась. Я всё видела сверху, а помочь ему никак не могла. Потом хотела она Фредди зарезать. Ходила по дому с острым ножиком, злобными зенками зыркала, всё звала его по имени, а он-то давно из дому сбежал и в бане спрятался. Умный мой пёсик. Устала ведьма его искать. Принялась со мной дело доканчивать. Взяла топор да нож здоровенный, которым мы Зурабу мясо с костями рубили, и надругалась над телом моим жестоко. Порубила его, разделала, как заправский мясник. Голову мою бестолковую в банной печке сожгла, череп потом в костяную муку растолкла да по участку развеяла. Потроха мои в кастрюлю свалила да суп из них приготовила. Нечистый дух, известное дело, до человечинки охочий. Не трясись, не бойся, Ваня. Я теперь умная стала, защищу тебя от нечисти. Ты чего, мальчик мой, себя щипаешь? Проснуться хочешь? Прости, сынок, но это не сон.
Ваня очень хочет проснуться. Ему страшно. Не так страшно, как позавчера под плотиной с полными лёгкими воды и уходящей с воздухом жизнью, а ещё страшнее. От щипков ему больно. И он в ужасе понимает, что всё происходящее реально. А мамин голос в голове спокойно и монотонно продолжает терзать его своим чудовищным рассказом.
— Тело моё, мелко порубленное, в тачку ведьма сложила и рогожкой прикрыла. Кровь мою в тазик сначала слила, а потом разделась и вся в ней вымылась. Ванну опосля приняла. Косметикой моей накрасилась, курва! Одежду мою надела. Только волосы с первого раза в мой цвет покрасить не смогла. С оттенком ошиблась. А ведь в детстве у нас с ней волосы совсем одинаковые были. Повезла тачку на старое кладбище, недалеко везти. Там стайка собак бездомных живёт в этом году, как она о том разведала? Думала ведьма, сожрут меня голодные собаки, сгрызут мои косточки. А они при ней на меня набросились, а как только она ушла, стали надо мной горевать да слёзы лить. Ни кусочка не скушали. А ночью-то пробрались они все к нам во двор тихонечко. Принесли останки мои горемычные, вырыли яму у дальней яблоньки, что с окон наших не просматривается, и схоронили меня. А под соседней яблонькой я Лорда Генри перезахоранивала. Закопали собаки меня под яблонькой не по-христиански, но хоть так. Когда уходить будем, Ванечка, крестик из веточек там воткни.
