Хранительница врат - Цинк Мишель (читаемые книги читать txt) 📗
— Что ты имеешь в виду? О каких дарованиях ты говоришь? — Я не могу отделаться от ощущения, будто он скрывает от меня что-то важное.
Он крепче сжимает мою руку.
— Да о тех же, что и у тебя — способность странствовать по Равнине, гадать по воде и магическому кристаллу, говорить с мертвыми… Чем ближе мы к подлинным Стражам, тем большей силой наделены.
Я гляжу в ночь, пытаясь уловить, что же в этих словах заставило меня насторожиться. А уловив, снова поворачиваюсь к своему собеседнику.
— Ты сказал, «мы».
— Ну да.
— Почему?
Он смотрит на меня с легкой улыбкой.
— Ты тоже происходишь из древнего рода. Из чистого рода. А ты не знала?
Я качаю головой, и наружу пробивается смутное осознание того, что давно таилось в глубине моего охваченного летаргией разума.
— Я только недавно узнала, что мой отец был членом Совета Григори. У меня еще не было времени задавать вопросы о его предках.
Димитрий приостанавливает меня за руку.
— Он был таким же могущественным членом Совета Григори, как и твоя мать — могущественной Сестрой. Лия, ты происходишь из древнего рода, скрепленного союзами Сестер и григорианцев. Вот почему ты так сильна.
Я снова качаю головой и иду дальше, быстрее прежнего — так, что ему приходится чуть ли не бежать следом. Я не хочу видеть связи, что предстают предо мной. Не знаю, почему — но не хочу.
— Лия… что ты? В этом же ничего… ничего страшного. Уж коли на то пошло, у тебя больше шансов покончить с пророчеством, чем у кого бы то ни было другого до тебя — как раз благодаря твоему происхождению. Потому-то твоя тетя Абигайль столь сильна — и твоя мать.
Я киваю.
— Да, но это означает еще и то, что Элис, должно быть, еще сильнее, чем я думала, а я и думала, что она необыкновенно сильна. Кроме того…
— Кроме того?
Я чувствую его взгляд, но не поворачиваюсь навстречу ему, а упорно шагаю вперед, пытаясь облечь в слова внезапно охватившую меня тоску. Наконец я останавливаюсь.
— Кроме того, я начинаю понимать, что никогда не знала своего отца. Он, верно, томился от одиночества, но не считал возможным разделить со мной свои заботы.
— Он пытался защитить тебя, Лия. Только и всего. Это все, что любой из нас, в Совете Григори, может сделать для Сестер.
Я молча киваю и иду дальше.
На том разговор заканчивается, однако Димитрий не отходит от меня. Всю ночь мы вышагиваем вокруг лагеря бок о бок. Полночная синева небес над нашими головами сменяется выцветшей сиренью, а затем окрашивается отсветами бледно-оранжевого зарева вдали. Наконец приходит время снова садиться в седло.
Через час езды я чувствую запах моря. Сознание того, что оно так близко, помогает мне бороться с безумным желанием спать, хотя я уже оставила всякие попытки хранить достоинство и не сижу в седле прямо, а приваливаюсь к груди Димитрия. Я даже не знаю, смотрит ли Соня в мою сторону, обращает ли на меня хоть какое-то внимание. В данный момент она молчит — уже хорошо.
Леса сливаются в туманную дымку, и я мечтаю только об одном — закрыть глаза. Спать, спать и спать. Соленый запах моря дарит мне надежду на то, что конец пути уже близок.
Тем временем чаща начинает редеть. Деревья расступаются — сперва совсем незаметно, самую малость, но вот уже они стоят так редко, что кажется, мы и не в лесу вовсе. Наконец незримая граница пройдена, и мы оказываемся на пляже.
Кони разом останавливаются. Перед нами расстилается море: суровое, серое, до самого горизонта. Мы молча глядим на него.
Луиза грациозно спрыгивает на землю, расшнуровывает и сбрасывает ботинки, потом стягивает чулки и, оставшись босиком, зарывается пальцами в песок. Она переводит взгляд на меня.
— Лия, босиком по водичке пройтись не хочешь?
В былые времена я бы улыбнулась подруге в ответ и соскочила бы с коня. Теперь же ее слова доносятся до моего сонного сознания, откуда-то издалека.
— Лия? — слышу я Димитрия. — Почему бы тебе и правда не присоединиться к Луизе? Холодная вода пойдет тебе на пользу.
Грудь Димитрия — такая твердая и надежная для меня. Когда он спрыгнул на землю, в спину мне ударил холодный ветер. Димитрий протягивает мне руки.
— Иди сюда!
Я инстинктивно беру его за руку, перекидываю ногу через спину коня и неловко, спотыкаясь, спрыгиваю с седла. Луиза опускается на колени и начинает развязывать мне ботинки.
— Давай-ка я тебе помогу.
Я послушно поднимаю ногу, опираясь о коня Димитрия.
Луиза снимает с меня сперва один ботинок и чулок, потом второй. Колючий песок холодит мне босые ступни. Луиза выпрямляется, берет меня за руку и тянет к воде.
Нет, я не совсем еще растеряла способность мыслить здраво. Спотыкаясь, я влачусь за Луизой и гадаю, как теперь нам перебраться в Алтус, что еще ждет нас на дороге. Нет никакого желания спрашивать или даже долго раздумывать над этим, Луиза заводит меня в волны прибоя. Вода, заливающая мне ноги, холодна и тягуча; она обволакивает мне усталые ступни, и меня пронзает острая боль пополам с эйфорией.
Смех Луизы летит по ветру, словно бы во все стороны сразу. Она отпускает мою руку и шагает все дальше и дальше; точно дитя, расплескивает вокруг полные пригоршни воды. Даже сейчас я остро ощущаю, до чего не хватает мне Сони — она тоже была бы сейчас в воде, смеялась и радовалась тому, как же далеко мы все вместе добрались в наших поисках… как близки к Алтусу. Но нет, она сейчас пленница, и Эдмунд с Димитрием не сводят с нее глаз. Печаль во мне вступает в борьбу с отвращением. Кто бы ни победил — битва проиграна.
— Погоди-ка…
Перестав плескаться, Луиза останавливается на несколько шагов впереди меня, вглядываясь в туман над морем. Я пытаюсь проследить ее взгляд, но ничего не вижу. Полосы тумана тянутся все вперед и вперед, сливаются с серыми волнами и пустым небом.
Однако Луиза явно что-то заметила. Она еще несколько мгновений вглядывается вдаль, а потом оборачивается к Эдмунду и остальным.
— Эдмунд? Это?.. — Не окончив фразы, она снова переводит взор на море.
Я оглядываюсь на спутников. Эдмунд медленно идет к нам, устремив взор туда же, куда смотрит Луиза. Не обращая внимания на то, что вода заливает его башмаки, он заходит в море и останавливается рядом со мной.
— Да, мисс Торелли. Сдается мне, вы правы.
И хотя он отвечает ей, по сути, он обращается ко всем нам.
Я поворачиваюсь к нему.
— Правы насчет чего?
Язык с трудом ворочается у меня во рту.
— Насчет того, что она видит, — объясняет он. — Вон.
Я снова смотрю в ту же сторону — ну конечно! Что-то черное движется к нам по воде. И чем ближе оно подплывает, тем страшнее мне становится. Нечто чудовищное, огромное и неуклюжее приближается к нам совершенно беззвучно, отчего становится еще страшнее. Безрассудный истерический крик подступает к самому горлу, а непонятная громада уже прорывает последние клочья тумана над морем.
Луиза с улыбкой поворачивается ко мне.
— Видишь? — Она театрально кланяется, а выпрямившись, простирает руку к безмолвно покачивающейся на волнах ладье. — Карета подана!
И только тогда я понимаю.
Мы поднимаемся и падаем вместе с волнами. Ума не приложу, и почему это я считала, что после лошадей морское путешествие станет приятным разнообразием? Мы плывем уже долго, хоть я и не могу сказать точно, сколько именно, — небо все такое же свинцово-серое, каким было весь день, не темнее и не светлее. Можно только догадываться, что еще одной ночи пока не было.
Я не пытаюсь следить за нашим маршрутом. Усталость уже дошла до такой стадии, что я даже думать толком не могу, да и в любом случае, берег скоро тонет в тумане. Не знаю, почему, но мне смутно кажется, что мы держим путь на север. Мерное покачивание ладьи так усыпляет, что меня обуревает безумное желание прыгнуть в воду, лишь бы отделаться от этого гипнотического ритма.
Мы взошли на ладью почти сразу же, как она причалила к берегу. Эдмунд с Димитрием восприняли это как нечто само собой разумеющееся — как будто таинственным ладьям вообще свойственно внезапно появляться из тумана и бесшумно увозить пассажиров на остров, какого не найдешь ни на одной карте цивилизованного мира. А вот мне ужасно любопытно, откуда на ладье узнали, где мы.
