Надежда мира (СИ) - Воронина Тамара (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
– Риэль!
– Ученица! Ты официально объявила, что являешься моей ученицей, так что изволь слушаться! – Серые глаза смеялись. – А теперь серьезно. У тебя небольшой, но красивый голос. Поверь, я все-таки полжизни пою за деньги, а до того пел бесплатно. Учиться тебе, конечно, есть чему, и я сумею тебя научить. Думаю, что у нас получится очень хороший дуэт…
– Девица на подпевке, – пробормотала Женя, и он, как ни странно, понял.
– Не совсем. Ну, вероятно, первым голосом петь мне, у меня сильнее намного, но сочетание высокого мужского и низкого женского голосов – это, я тебе скажу, просто чудо. Уж поверь. У меня большой опыт дуэта, потому что с Матисом мы пели чаще всего вместе. Люди специально приезжали нас слушать… – Он затих, погрузившись в болезненные воспоминания, потом встряхнулся. – Так что готовься к репетициям. И учти: я строгий учитель. Сама напросилась!
– Ты любил Матиса, Риэль?
Его глаза словно заволокло туманом. Он кивнул.
– Любил. Странно для тебя звучит, когда мужчина говорит так о другом мужчине?
– Уже не странно. А что случилось?
Риэль довольно долго молчал, и Женя уже собралась просить прощения за нетактичность, как он произнес глухо:
– Он меня бросил. Вот и все. Женя, когда ты рассказывала о себе, я хотел спросить… А тот Вадик, когда из тюрьмы вышел, не пытался тебя вернуть?
– Нет. То есть он ко мне приходил, посмотрел, как я живу, и понял, что в эту мою жизнь не вписывается. Сказал: «Зови, если что» – и ушел. Иногда звонил.
– Ты его по-хорошему вспоминаешь.
– А как же. У меня не так много было друзей… Знаешь, у меня их вообще не было. Так, чтоб всерьез.
– А у женщин бывает, чтоб всерьез? – удивился он.
– Я не знаю, – вздохнула Женя. – У меня две бывшие одноклассницы так и дружат чуть не с младенчества. А у меня как-то не выходило. Я, наверное, не гожусь для дружбы.
– Да? – с непередаваемым выражением переспросил он. – Ну, может, я чего-то не понимаю… Ну-ка давай повторяй за мной.
И часа два подряд Женя старательно выпевала за ним гаммы. То есть вокализы. Риэль выглядел очень довольным, хотя постоянно придирался и требовал повторения по сто раз. Он остановился только, когда у Жени устало горло, лег на живот и жалобно попросил полечить спину. Рубцы выглядели уже просто красными полосами, но от ее прикосновения он вздрагивал и сетовал на то, что не способен быть мужественным и делать вид, что ему очень хорошо. Женя подумала, что Тарвик способен. Он бы, наверное, не кривил губы и не охал, когда она втирала мазь. Он бы смотрел насмешливо и улыбался своей дьявольской улыбочкой, заставлявшей сердце проваливаться в область желудка, что создавало определенные проблемы для дыхания. Он не показывал своих чувств, если не хотел, но если хотел, невозможно было в них не верить. Он был так нежен и так…
К черту Тарвика Гана. К чер-ту.
Путешествие сопровождалось теперь репетициями. Риэль был действительно очень требователен и добивался совершенства. Для начала он определил Женин «потолок», чтобы не перетрудить ей связки и не сорвать голос. Потом он подобрал ей обязательную программу упражнений, и уже через неделю, когда он уже крепко спал на спине, она вдруг поняла, что голос слушается ее гораздо лучше, и воспряла духом. И почему бы не подпевать хорошему исполнителю? И опять же не бессмысленное сопровождение, а хоть какое-то дело…
Пробовал он научить ее азам игры на виоле, но одолеть одиннадцать струн Жене оказалось не по силам, и он пообещал подобрать подходящий инструмент, хотя ты лютню, там восемь струн и гриф гораздо уже. Редко встречаются женщины, умеющие играть на виоле, потому что у мужчин руки больше. А Женя и не замечала этого. Длинные пальцы Риэля так легко скользили по струнам, что виола не казалась особенно массивной.
До Каренского замка они все-таки успели добраться вовремя, причем в последний переход Женя едва успевала за длинноногим Риэлем и совершенно выбилась из сил. Он оставил ее прямо у входа и почти бегом бросился к регистратору, чтобы внести свое имя в списки конкурсантов. Надо полагать, для отборочного тура. Потом его окружили знакомые, расспрашивали, он отвечал, поглядывая поверх их голов и ободряюще улыбаясь Жене. Она подумала-подумала, да оторвалась от стены и подошла.
– Моя спутница и ученица, – представил он. – Зовут Женя, и руки не распускать.
– Ты ли это, Риэль? – не без насмешки возгласил мужчина лет под сорок, которого бы Женя уж точно приняла за «голубого».
– Я – это я, а предостережение уж точно не к тебе относилось, – точно с той же интонацией ответил Риэль, и менестрели дружно и вовсе не мелодично захохотали.
Устроили их в крохотной и продуваемой всеми сквозняками комнатке на чердаке, но не из неуважения, других просто не оставалось. Каренское состязание было весьма популярно, менестрелей собралось не меньше сотни, и те, что поумнее, просто поставили палатки вокруг замка. Сам замок был сказочно красив и снаружи, и изнутри, и Женя заподозрила, что именно потому Риэль предпочел эту клетушку. Правда, входя в апартаменты, он ежился, а Жене велел кутаться в платок: еще не хватало голос подсадить.
– И не бойся, в самом состязании тебе выступать не придется, – успокоил он, – но петь мы тут будем много, и ты мне поможешь в двух балладах. У нас очень неплохо получается.
– Нас освищут!
Он покачал головой.
– Вот странно. Ты ведь такая… сильная, Женя. И пела раньше…
– Не со сцены же!
– Со сцены и не будешь. Будешь сидеть рядом со мной, смотреть только на меня и исполнять свою партию словно только для меня. Вот и все. Ну, не получится. У меня тоже не сразу все получилось. Я, помнится, такого петуха давал, когда «Смерть черного леса» пел! Камит был в ужасе, почти год учил меня владеть голосом. А я-то был уверен, что уже все умею… И оказалось, что учиться петь просто так, для себя, – это одно, а вот чтобы выступать – совсем другое. И ничего, научился. Имей в виду, приставать к тебе будут, но не стесняйся, бей по рукам или по чему хочешь. У нас нравы… в общем, более вольные, чем в других гильдиях.
– Дам по рукам, а окажется, что это а-тан Карен…
– Во-первых, ты его сразу отличишь от менестреля. Во-вторых, он тебя лапать не станет, потому что хорошо воспитан и очень любит музыку. В-третьих, уж точно не потребует наказания. Кстати, представляешь, здесь уже известно о нашем приключении. Все исполнены сочувствия к нам и презрения к Гейту. Да, вот еще. Здесь очень много пьют. Не исключено, что и я пару раз нажрусь до полного безобразия, так что если ты станешь меня сдерживать, буду только благодарен. Постарайся быть рядом со мной…
Женя помолчала, но все же решилась:
– А если ты захочешь с кем-то уединиться?
Он грустно улыбнулся.
– Вряд ли. Мне шесть лет не хочется ни с кем уединяться. Но если вдруг… ты поймешь. И если тебе захочется с кем-то уединиться, я тоже пойму.
Но ей не захотелось. Обстановка была… раскованная. Непринужденная. Естественная. Словно все знали друг друга всю жизнь. А может, и знали. Менестрелей действительно собралось около сотни, и состязание должно было растянуться на пару недель, и все это время их бесплатно кормили, поили и даже принесли им лишнее одеяло, с извинениями, что такое неуютное место. Женя исправно таскалась вслед на Риэлем, смотрела ему в рот, била по особо навязчивым рукам – и этого вполне хватало. В общем, такая тусовочная обстановка.
В день отборочного турнира Риэль был равнодушно спокоен: это мелочи, до последнего этапа я дойду, а вот там будет уже намного сложнее. На победу он не рассчитывал, но побороться за нее намеревался. Для отборочного этапа он выбрал затасканную балладу, собственно, это было правилом: петь что-то широко известное и суметь привлечь к этому внимание означало высокое мастерство.
Конечно, он прошел. А отсеявшихся никто не выгонял, они продолжали есть, пить и веселиться. Предстояло еще три этапа, и второй Риэль тоже прошел без напряжения, а перед полуфиналом немного волновался. Может, поэтому вынудил Женю во время ужина спеть с ним песню про два одиночества. Она получилась совсем не такой, как у Кикабидзе, и знакомая незатейливая мелодия с трудом угадывалась в сложных переливах виолы, и Женя старалась только вторить и не сводить с него глаз, и даже не заметила, что в огромном зале, где менестрели развлекали друг друга и гостей хозяина, наступила полная тишина, а потом, когда стихли последний переборы, публика взорвалась восторженными криками.
