Маг и его кошка - Лис Алина (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Я мысленно поздравил прыткого мечника с большой удачей. Быть вещью князя Церы должно быть тем еще удовольствием. Сразу стало понятным равнодушие, с которым фэйри пропускал мимо ушей все мои подколки. После школы Севруса такие шутки должны были казаться ему чем-то вроде дружеского похлопывания.
Жаль, что я не записал последовательность рун. Очень уж интересная форма отдачи у этого заклинания. Покопаться бы в нем как следует…
Голос князя отвлек от неуместных мечтаний:
— Зарок снял ты, и я спрашиваю с тебя. Ты должен занять его место.
Секунду я молчал, переваривая его слова. Потом ухмыльнулся.
— Да это настоящая честь, ваше высочество. Но понимаете ли… у меня очень важная миссия.
Он нахмурился:
— Какая миссия?
— Слоняться со скучающим видом и всех раздражать. Так что вынужден отказаться. Предчувствую, что буду сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Севрус потемнел лицом:
— Так и есть. И она не будет долгой.
— Тогда можно предсмертное желание? Хочу ужин и женщину.
— Заткнись.
И правда, стоило остановиться, но меня несло.
— Не могу. Должен следовать своей миссии, — протянул я тоном, который сестрица Джулия в детстве называла «бесячным». Сейчас она использует куда более крепкие эпитеты. — Так что насчет желания? Гриски с ужином, согласен только на женщину, но пусть она будет блондинкой.
Уже понимая, что окончательно запорол переговоры, я ухмыльнулся ему в лицо и добавил:
— Просто к слову: Братство будет мстить.
В последнем я не был уверен. То есть — я бы отомстил за любого из своих братьев или сестер, да так, чтобы фэйри потом еще сотню лет содрогались, пересказывая друг другу подробности. Так, чтобы навсегда запомнили — Стражей трогать нельзя. Себе дороже. Но единственное правило, которому подчиняются Стражи, — никаких правил. Мы свободны от любых обязательств, кроме тех, что берем на себя сами.
Пожелает ли кто из моих названых родственников отомстить за меня? Хотелось верить, что да.
— Я не буду убивать тебя, Страж. Есть другие методы.
Кожистая складка на его лбу съежилась и раскрылась, выпуская на свет выпуклую чернильно-черную полусферу, неуловимо похожую на глаз тарантула-переростка. Я сглотнул, ощущая предательскую сухость в горле. Матовая тьма приглашала заглянуть в нее глубже…
Причина, по которой я боялся… да, гриски меня подери, именно боялся князя Церы. Способность расчленять души. Не важно, что он сможет отобрать в нашем поединке воля на волю — мечты и страхи, память о скучном дне, прожитом пару сотен лет назад, или нелюбовь к ризотто. [8] Я все в себе одинаково ценю и ни с чем не намерен расставаться.
Не важно даже, насколько сильно я смогу покалечить его в ответ.
— Погоди! Это глупо. Может, договоримся?
Ответом во тьме зажегся синий огонек. Тьма надвинулась, мир сделал сальто, и я понял, что это не полусфера, но яма. Бесконечно глубокая пропасть, полная жидкого обсидиана. Она раскрывалась, распахивалась медленно, но неотвратимо, и я падал вниз, на самое дно, навстречу ощерившемуся шипами голубого света нечто.
Кажется, я кричал.
Это было страшно. Страшно от невозможности сделать хоть что-то, как в дурном, вязком сне, когда остается только наблюдать свой полный беспомощной жути полет.
А на дне ожидало чудовище. Гекатонхейр. [9] Предначальный великан, сторукий, стоглазый, с ножами, щипцами, крючьями, иглами, кнутами и шипами. Справа и слева вставали осклизлые стены его обиталища, синим светом истекали куски льда в жаровне, а великан правил на оселке ланцет, готовясь извлечь из моей души что-то значимое.
Здесь я тоже был привязан. И мог только растерянно наблюдать за его работой. Совсем как несколько веков назад, когда жрец зачитывал слова ритуала Отречения, а семилетний мальчишка у алтаря с ужасом ощущал, как у ног ложится трещина, навсегда разделяя жизнь на «до» и «после»…
В трещине, разверзшейся в пропасть, прятались жадные по чужую душу бесплотные твари, но тогда я этого еще не знал. Просто чувствовал — происходит что-то очень-очень скверное. Непоправимое.
Но я выиграл тот бой!
И я давно не ребенок.
Всё вокруг — сон, морок, сумма наших с Севрусом представлений о реальности. Мои руки не связаны. У меня и рук-то здесь нет.
Путы внутри, не извне.
Я воззвал к своей силе, и она откликнулась. Навстречу сторукому монстру за моей спиной поднялась багряная стена в прожилках шафрана и охры. Вспыхнули и стали ничем веревки. Иллюзия вокруг дрожала, обугливалась и скручивалась, воздух разлетался белыми хлопьями пепла. Я встал, ощущая, как губы кривит злая усмешка. Жидкое пламя окутало меня подобно плащу. Огонь стекал по рукам, разбивался о землю обжигающими каплями.
Противник зашипел подобно змее, ощетинился сотней мечей, секир и пик и пошел в атаку.
«Фас!» — скомандовал я.
И отпустил свое пламя.
Текли и плавились стены под напором огнедышащего ветра. Я потянулся, расправляя плечи, выбросил из каждого пальца по жгучему гибкому хлысту. Одиннадцать яростных янтарных змей с шипением прошлись кругом, сметая со стен пыточные орудия.
Пространство вокруг содрогалось от нашей общей боли. Пущенный противником дротик пробил мне плечо, но я только рассмеялся и снова ударил, целя в вивисектора.
Мир пошел трещинами, осыпался выцветшей фреской.
Я моргнул, помотал головой и убедился, что по-прежнему привязан в реальности. Болела и ныла каждая мышца. Из носа текло по губам и подбородку, капая на рубашку алыми пятнами. Облизнувшись, я почувствовал во рту соленый вкус собственной крови.
Князь тяжело дышал, откинувшись на спинку стула. Фэйри выглядел изможденным. Он как будто разом постарел, на щеках густо запали тени, веко третьего глаза жмурилось в спазме, напоминая уродливый шрам.
— Даже не думай, — хотел сказать это громко и уверенно, но сил хватило только на шепот. — Первую тварь, имевшую виды на мою душу, я убил, когда мне было семь.
Он кивнул, по-прежнему тяжело дыша. Долгое время мы молчали, восстанавливая силы. Потом князь уставился на что-то за моей спиной. Даже привстал. Я предположил, что к нашим играм присоединился кто-то еще.
— Сиятельный князь, я прошу слова!
Я узнал этот голос и не смог удержаться:
— Привет, Рэндольф, приятель. Рад, что тебе лучше. Извини, встал бы поприветствовать, но немного занят.
— Говори, — приказал Севрус.
Фэйри сделал еще несколько шагов и опустился на одно колено у ног князя.
— Узы Неоплатного долга может снять только судьба.
Судя по лицу правителя Церы, тому не слишком-то по вкусу пришлись подобные откровения.
— Это все?
— Я пришел просить за вашего пленника.
— О боги, дружище! Это так трогательно, что я почти прослезился.
Ладно, без шуток — я был удивлен. И действительно тронут, пусть так и не понял мотива этого поступка. Мы не друзья, у него нет передо мной долгов или обязательств. И я отнюдь не старался быть милым во время нашего недолгого общения.
Фэйри не взглянул в мою сторону, только сердито дернул ухом. Точь-в-точь как конь, когда отгоняет надоедливую муху.
— Быть вашим клинком — не мое предназначение. В этом нет ничьей вины. Даже тех, кто творил обряды во славу Черной.
— Он использовал мой клинок без дозволения. Он должен мне.
— Я знал, что не принадлежу себе. Но я дал свою кровь. И дал бы ее снова, чтобы защитить мир.
Марций Севрус задумался.
Я тоже задумался. Больше над тем, как мне повезло, что я не фэйри. Уж лучше маяться в отсутствии предназначения, чем быть предназначенным стать чьей-то вещью.
— Что ты предлагаешь? — спросил князь.
— Пока я был без сознания, я видел сон, — медленно сказал фэйри. — Мое предназначение придет за мной, но это случится не скоро. Я останусь вашим клинком, пока не встречу его.
Хорошо, что я сдержался и не стал влезать со своим мнением. В конце концов, это их высокие отношения, которые мне никогда не понять.
