Лицо под маской (СИ) - Дашевская Анна Викторовна "Martann" (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗
— «Добродетели ума суть следующие: правая вера, знание, благоразумие, смирение, непрестанная в сердце память о Боге, память о смерти, чистые помыслы, удаленные от житейских и суетных вещей мира, как то: разнообразной пищи и пития, стяжаний, безполезных связей с людьми и подобнаго сему, чем оскверняется душа безмолвствующаго», — захлопнув том, он пояснил, — Это «Митерикон», послания аввы Исайи блаженной Федоре. Так вы хотите лишить послушницу всех этих чистых помыслов и возобновить ее «бесполезные связи с людьми»?
Глаза его теперь вовсе не улыбались, а были холодны и почти суровы. Столь же сухим и холодным тоном я процитировала в ответ:
— «Владыка всяческих, человеколюбивый Бог, всегда дает человеческому роду действительные средства к познанию будущего, и, желая, чтобы каждый преуспевал, восходя к совершенству, вразумляет нас мановениями Своей благости, постоянно привлекая к добру созданного по образу Его человека. Это из наставлений преподобного Ефрема Сирина». Вы хотите лишить молодую женщину этого вот привлечения к добру, спасения ближнего?
Гвискари расхохотался, вновь превращаясь в добродушного и веселого толстяка.
— Синьора профессор, я восхищен! — он позвонил в колокольчик, и на пороге немедленно появился сухопарый монах в серой рясе, подпоясанной веревкой. — Серджо, дорогой мой, свяжи меня с матерью Прокопией, и поскорее. Как зовут вашу протеже?
— Беатриче. Ее зовут Беатриче Каталани, — ответила я.
ЧАСТЬ 4. Moretta.
Самая загадочная, самая романтичная маска «SERVETTA MUTA» (немая служанка), но более привычное название — «МORETTA» (Моретта, смуглянка). А в народе её называли «ОТРАДА МУЖЕЙ», так как на месте рта у маски изнутри был небольшой шпенек, который приходилось зажимать зубами, чтобы маска держалась перед лицом, — по словам Казановы, такие маски делали женщин загадочными, а главное… молчаливыми.</emphasis>
Это был овал чёрного бархата. Название, скорее всего, происходит от «moro», чёрный цвет. Этот чёрный великолепно подчёркивал благородную бледность лица и красный венецианский цвет волос. Недаром эту маску так любили дамы высшего сословия. Маска новолуния, маска обманчивой женской покорности и затаенного мужского страха. Маска молчаливой менады из мягкой кожи или бархата. Маска Гекаты. Маска ночной стреги, которая вечную Диану-девственницу могла превратить в алчную черную Венеру. Таинственная незнакомка, скрывающая свои лицо и голос… Возможность общаться только жестами… Загадочность и обольщение… </emphasis>
В наши дни маску моретты делают только на заказ. В магазинчиках, торгующих масками «маску молчания» не сыскать. </emphasis>
Удивительно, насколько эффективно работают службы церкви Единого, когда хотят.
Закатные лучи еще не позолотили окна моей гостиной, когда в дверях появилась синьора Пальдини и сказала:
— Синьора, возле дверей лодка. И мне кажется, вам лучше спуститься.
Возле водного подъезда Ка’Виченте действительно покачивалась на волне лодка — длинная, цвета охры, с довольно большой кабиной. Окна кабины были закрыты занавесками того же золотистого цвета, а на носу трепетал фиолетовый флажок со знаком Единого: двумя рыбками, будто нарисованными детской рукой. Личный транспорт архиепископа, надо полагать.
Из лодки ловко выпрыгнул уже знакомый мне секретарь в серой рясе, открыл дверцу и помог перебраться через борт хрупкой фигурке, закутанной в коричневый плащ.
— Синьора Хемилтон-Дайер, — он слегка обозначил поклон. — Монсиньор просил передать вам всяческое благоволение.
— Благодарю вас, — я столь же церемонно склонила голову.
Мужчина вернулся на борт, и лодка мгновенно сорвалась с места, оставив за собой длинный пенный след. Я повернулась к девушке.
— Беатриче, я полагаю? — она кивнула, не поднимая глаз. — Пойдемте, что-то похолодало. В доме будет теплее. Синьора Пальдини, попросите, пожалуйста, Джузеппину сделать нам кофе… Или чаю? В общем, чего-нибудь горячего. И, по-моему, из кухни пахло булочками с кремом.
Домоправительница присела в реверансе и исчезла за дверью кухни, а я пошла к лестнице. Девушка не последовала за мной: она стояла посреди холла, на мраморном полу, выложенной в шахматном порядке темными и белыми клетками, и с восторгом осматривала сверкающие зеркала, золоченые подсвечники в рост человека, хрустальные подвески люстр. Я вспомнила, как сама приехала сюда в первый раз — месяц прошел, а кажется, я живу в этом доме всегда…
— Пойдемте, Беатриче, — я мягко взяла ее за руку. — Мне хотелось бы, чтобы вы посмотрели вашу комнату.
Девушка посмотрела на меня. Глаза у нее были серо-голубые, огромные на осунувшемся личике. Да что их там, вовсе не кормили, что ли?
— Вы здесь живете, синьора?
— Да.
— И зачем здесь я? — голос ее был твердым; кажется, у девочки есть характер. Это хорошо.
— Я все расскажу за чашкой кофе. Если вам что-то не понравится, вы всегда сможете вернуться в монастырь.
— Вот уж туда я точно не вернусь! — ее передернуло.
— И об этом тоже расскажете.
За кофе и булочками Беатриче слегка оттаяла, и я, наконец, решилась спросить:
— Ну, как, вы готовы поговорить?
— Да, синьора, — ответила она, опустив глаза и сложив руки на коленях.
— Для начала — меня зовут Нора Хемилтон-Дайер. Вы можете называть меня по имени, если хотите. Я медик, но вообще сейчас в длительном отпуске. Мне понадобилась ваша помощь, поэтому я и обратилась к монсиньору Гвискари с просьбой — доставить вас сюда из монастыря.
— Синьора… Нора… я ничего не понимаю в медицине! Как же я смогу помочь?
— Я все расскажу. А пока, Беатриче, расскажите мне, как вы попали в монастырь?
— Но дело в том, синьора, что я этого не помню! — девушка посмотрела на меня. Сейчас, когда гадкий коричневый плащ был оставлен в гардеробной, на ней было серо-голубое платье и белый платок послушницы монастыря. Среди ярких красок моей гостиной глаза ее тоже стали ярче и засияли голубым.
— Как это — не помните?
— Мой брат… У меня есть брат, Гвидо. Он учится у синьора Паски, мага.
— Почему не в Университете?
— Так получилось, — она снова опустила глаза. — Из Университета он ушел, его там… не понимали, не давали тренироваться. А он говорил, что для мага самое важное — тренировки. Поэтому он стал учиться у наставника, частным образом.
— Понятно. Так при чем тут ваш брат?
— Ну, я… — она опустила глаза и стала дергать за ниточку, торчащую из белоснежного манжета. Потом снова взглянула на меня, — У меня был возлюбленный, Карло. И однажды он… остался у меня. На ночь, понимаете? Брата не должно было быть в городе, но утром он вдруг ворвался в мою комнату и увидел… нас с Карло. Дальше я помню крики, Карло вскочил с постели, потянулся за одеждой. Тут Гвидо рассмеялся… и все, больше я не помню ничего. Я пришла в себя от пощечины матери Прокопии, уже в монастыре.
— Вот как… — Я покачала головой. — В следующий раз надо покрепче запирать двери, дорогая Беатриче!
— Какой следующий раз, синьора! Неужели вы думаете, настоятельница выпустит меня из-под своего надзора?
— Ну, вы же здесь, не так ли? И это значит, что ни мать Прокопия, ни прочие… гарпии из монастыря авеллинок больше над вами власти не имеют. У меня есть для вас новости и информация, — я прищелкнула языком. — В основном, новости неприятные. Готовы ли вы их выслушать, или хотите сперва отдохнуть?
— Знаете, если я должна узнать что-то скверное, так лучше поскорее.
— Понятно. Итак, Гвидо, по всей вероятности, усыпил вас и отвез в монастырь. Не знаю, хотел ли он вас забрать оттуда через какое-то время, или был настолько зол, чтобы оставить навсегда, это уже неважно. Мы не знали имени его учителя, поэтому никак не могли выяснить подробности произошедшего. Все, что нам известно — он умер, наслав на вашего Карло посмертное проклятие.
