Путь Найденыша - Щепетнов Евгений Владимирович (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
– Да перестаньте, что вы как девственница – убийство, убийство! Лучше распорядитесь, чтобы первая рота выполнила условия договора – пусть ползут через плац на четвереньках, а мы посмотрим! Господа! – крикнул полковник своим сослуживцам. – Сейчас будет прелюбопытнейшее зрелище! Наливайте бокалы, без смеха смотреть на это будет невозможно!
Глава седьмая
В город они попали только через три недели. Карантин сократили – всех, кто мог болеть и заболел, вылечили или убрали из лагеря новобранцев, остальные продолжали подвергаться жесточайшей муштре с утра до вечера.
Ходили слухи, что быстрое освобождение из карантина было результатом активности армии Исфира, строящего козни вокруг островов, и что королевству срочно понадобилось новое «мясо» для войны, но, как всегда, – слухи оказались верными лишь наполовину. Теперь речь шла не об островах, а о полосе в восемьдесят ли длиной и двадцать ли шириной вдоль границы с Исфиром. Армия этой страны захватила этот участок земли Замара и срочно окапывалась на предмет ответных действий. Потому изматывающая, старая, как дряхлые штаны нищего, война продолжалась и продолжалась, унося в топку сражений новые и новые души людей.
Поколение за поколением люди рождались и умирали в состоянии вялотекущей войны, и никто уже не помнил, что может быть иначе. Каждый король, восходя на престол после своего предшественника, торжественно обещал, что он покончит с войной, что его народ заживет счастливо и богато. И каждый король, умирая, передавал своему преемнику страну, находящуюся в состоянии войны с тремя соседними, родственными государствами.
Надо отдать должное нынешнему королю Замара: несмотря на то что в его правление никаких подвижек в сторону замирения сделано не было, он сумел устранить одну из самых больших неприятностей, которая досаждала всем трем государствам, – приструнил ардов, северный народ пиратов, грабителей… и путешественников. Сделать это было сложно, но, как ни странно, Иунакор это смог, создав мощный корпус морской пехоты, в которую вливал огромные деньги. И этот корпус дал отдачу – после рейда по островам ардов был подписан мирный договор, который арды неукоснительно соблюдали.
Впрочем, соблюдали не потому, что испытывали священный ужас перед подписанной и украшенной королевскими печатями бумагой, совсем нет. Пятитысячный корпус головорезов, полубандитов, готовых на все по приказу короля, сдерживал мятежных мореходов лучше всяких бумаг и увещеваний.
Морская пехота Замара. У каждого из пехотинцев на его парадной фуражке гордо светился начищенный знак морской пехоты – три начальные буквы их подразделения. Они гордились этим знаком. И знали, что доживут до демобилизации не все. Хорошо если каждый второй. А раз жизнь впереди не светит – почему бы и не пожить на те деньги, что щедро отсыпал король?
И когда новобранцев, получивших свои «смертные» золотые, выпускали в город – он трещал по швам. Вино текло рекой, продажные девки жадно гребли монеты, обирая пьяных посетителей, трактирщики не успевали готовить, опустошая свои кладовые за один день солдатского увольнения.
Когда-то, когда здесь стоял один маленький гарнизон в сто человек, город был тихим, патриархальным, хотя и довольно большим – десять тысяч населения это не шутка. После строительства базы морской пехоты население города увеличилось в три раза, практически перейдя на обслуживание нужд корпуса. Кто-то поставлял продукты, кто-то воду, кто-то шил и тачал сапоги для армии – все делалось рядом, в городке. Везти сюда обмундирование и сапоги из столицы было просто глупо.
И весь этот бурный поток поставок шел через полковника Хеверада, командира базы, щедрой рукой оплачивающего все закупки из армейской казны. Часть денег тут же возвращалась к нему в виде взяток и затем осаждалась в имперском банке. Впрочем – не все. Львиная доля этих денег шла и наверх, главнокомандующему армией Замара. Но хватало всем. Армия, как частенько и бывает, была коррумпированной до последней степени. Вернее, не вся армия, конечно, – высшее руководство. Низшие чины, начиная с лейтенантов, довольствовались жалованьем и мечтали влезть повыше, чтобы хоть немного отщипнуть от этого сладкого пирога.
Интересно то, что все местные жители недолюбливали солдат и относились к ним довольно презрительно, что не мешало обдирать клиентов как липку. В лицо они им улыбались, а за спиной называли тупыми солдафонами и «фуражками», не упуская случая воткнуть нож в спину. Поэтому, когда командование выпускало солдат в увольнительную, строго-настрого приказывало: ходить только группами, не отбиваться от коллектива, а еще – слушаться капралов, надзирающих за процессом накачивания вином.
И вот это было самое противное. Для всех. Для солдат – потому что какой-то придурок будет висеть над плечом и ныть, мешая наслаждаться свободой, а для капралов – кому охота отлавливать десяток расползающихся, как вши по макушке нищего, солдат? Да еще и находящихся в состоянии «пьянее вина»? Не уследишь, сбежит какой-нибудь свободолюбивый или просто дурной пехотинец – получишь денежный вычет в виде недельного жалованья (за каждого потерянного) плюс можешь огрести до пяти палок горячих, если отток военного мяса будет слишком велик. Потому в капралы брали самых авторитетных, самых сильных бойцов, и притом тех, которые сами не смотрели на сторону, собираясь в бега.
Обычно сержант-тренер назначал капралов после недели-двух пребывания новобранцев в карантине, когда парни обтесывались, сплачивались и становилось видно, кто есть кто.
Впрочем, на самотек дело не пускалось. В части была специальная служба безопасности, внимательно наблюдающая за моральным и психологическим состоянием подразделений. Во главе стоял майор Шентель, в каждом полку был свой майор-безопасник, и вот к ним стекалась вся информация о солдатах. Как? Обычным способом – доносами.
Практически каждого солдата вытаскивали к безопаснику и требовали, чтобы он доносил на своих товарищей. Интересовало все – настроение в подразделении, отношение к королю и всей стране, не склонен ли кто-то к побегу и не собирается ли заниматься всевозможными преступными деяниями. Многие отказывались доносить, но многие соглашались – за отказ сулили различные туманные и не очень неприятности, за согласие – намекали о послаблениях в службе и о будущем карьерном росте, который обязательно будет предоставлен лояльным пехотинцам.
Неда тоже вызвали к безопаснику, и он отказался давать сведения о товарищах. Не потому, что был героем и считал это невозможным для себя. Он просто не хотел этого делать, как не хотел быть и капралом. Карьерный рост его не интересовал, благожелательное отношение начальства было ему ни к чему – о чем он сразу же и заявил. Его все устраивало, и никаких жалоб или просьб у него не было. Что, впрочем, соответствовало действительности.
Его товарищи Ойдар и Арнот сделали то же самое, и на словах, и на самом деле – он прощупал их мысли, и те полностью совпадали со сказанным.
Ойдар – тот возмутился предложению стать стукачом, а Арнот просто прикинулся деревенским идиотом, едва понимающим то, что ему говорят.
Как объяснил хитрый парень, можно было бы для виду согласиться, время от времени давать уклончивые и лживые доклады ни о чем, но… если о доносительстве прознают сослуживцы, половина из которых имели уголовное прошлое, то можно, вообще-то, попасть на нож или же получить арбалетный болт в затылок. И никто не будет выяснять, расследовать, как это получилось. Не офицер же. Доказывай потом, что ты врал командованию, что это тебя оговорили, назвав стукачом, а на самом деле ты отличный парень – поздно, когда нож торчит в спине.
Впрочем, Нед подозревал, что большинство из тех, кто так бурно отзывался о стукачах, сами и стучали. Вернее, не подозревал, а знал точно, вот только сказать своим товарищам напрямую это не мог. Только так: «Я подозреваю…» или «Мне сдается…»
Тот, кто сидел в нем, как ему казалось, запрещал ему давать хоть кому-то лишнюю информацию, которая может повредить Неду. Говори о чем угодно, только не о своих способностях, своем умении, и жди удобного случая. Какого? Этого Нед пока не знал. Удобного случая… под этим можно было понимать все, что угодно. И ждать бесконечно долго.