Величайший дракон - Раули Кристофер (чтение книг .TXT) 📗
Во почти полностью опустел, Вуск тоже потерял около половины населения. Здесь чума вырвалась в пригороды, где образовалось несколько очагов чумы, после чего болезнь угасла.
В Кеноре лихорадка поразила, как ударами молота, Далхаузи и другие главные лагеря Легионов, да и сам город. Потери были большие.
В белом городе на берегу Лонгсаунда фитиль чумы горел урывками, иногда казалось, что он уже весь прогорел, но вскоре после этого вспыхивал снова, сжигая в своем пламени надежду жителей.
Из Персиковой аллеи чума перепрыгнула в Угловой ряд. Затем она проскользнула в Рандольский двор. Подавленная там, вспыхнула снова в двух кварталах в стороне, на Липовой улице, и дошла почти до Широкой. Каждый раз привлекались огромные силы для ее обуздания. Правила карантина были безжалостными.
Под страхом смерти были запрещены любые исключения. Любой, появившийся на улицах, объявленных карантинными, попадал под стрелы лучников, которые стояли по углам и были единственными, кому позволялось находиться снаружи. Больные оставались без всякой помощи, пока не умирали. Так как болезнь убивала очень быстро, то она и вспыхивала быстро, то тут, то там. В перенаселенных районах в лучшем случае выживал один из трех. В бедных кварталах Риотвы выжил один из пяти.
Напряжение на улицах города росло с каждым днем, с каждым новым колокольным перезвоном, сопровождавшим погребальные отпевания в бедных кварталах. Затем пришла тревожная весть с улицы Храма. Еще один посетитель столовой слег с чумой. Его многочисленная семья тоже оказалась зараженной и широко разнесла заразу.
И каждый раз ведьмы и Легион отчаянно пытались остановить расползающийся круг заразы. Город уже был разделен на сектора, с войсками на границах и баррикадами на улицах. Теперь весь район пристани, от Широкой улицы до залива, был отгорожен и перекрыт карантином.
Гавань давно опустела от кораблей. Всякая деловая активность прекратилась, все было направлено на то, чтобы остановить распространение новой чумы.
Релкин как и остальные дракониры, был привлечен к оцеплению. В результате его поставили на углу Нижней Храмовой и Широкой улиц с полным колчаном стрел и привычным кунфшонским арбалетом.
На противоположном углу стоял высокий лучник в коричневой форме стрелков-рейнджеров. Релкин узнал Сайласа из Лукула, который несколькими годами раньше был чемпионом среди лучников.
Это был район шляпных мастеров, портных и изготовителей пуговиц. Релкину была хорошо видна вся Храмовая сторона с ее витринами мастерских вплоть до Фолуранского холма, и он снова горячо благодарил Богов за то, что Эйлса избежала чумы.
Арбалет привычно лежал в его руке. Он надеялся, что ему не придется никого убивать. На улице было странное спокойствие.
Ни одной души в разгар дня. Сайлас вышел на середину улицы, продолжая внимательно следить за Храмовой стороной.
— И чего это они расставили здесь дракониров? — внезапно сказал он без тени улыбки.
Этот снисходительный тон Релкина скорее позабавил, чем рассердил.
— О, думаю у них просто кончились лучники получше.
Сайлас посмотрел на него долгим тяжелым взглядом:
— Проклятое задание — убивать гражданских, если те высунутся наружу. Мне это не нравится.
— Мне тоже, но особого выбора у нас нет. Ты слышал, что случилось в Риотве?
Сайлас из Лукула обвел глазами Широкую. На углу Башенной они могли видеть другого человека с луком.
— В Риотве, — продолжил Релкин, — вряд ли кто-нибудь выжил.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы драконир напоминал мне о моем долге.
— Как скажешь.
Релкин посмотрел на Фолуранский холм. Холм был пустынным, не видно было ни единой души. Он оглянулся в обе стороны Широкой, она так же была пустынна, за исключением лучников.
Над огромным куполом храма в солнечном свете кружили голуби.
Стоял неестественный покой, нарушаемый только отдаленным поминальным плачем откуда-то с южной части Широкой улицы.
— Полагаю, ты знаешь, как пользоваться этим арбалетом, — сказал через минуту Сайлас.
— Кое-какая практика была.
— Думаешь, сможешь положить человека вон на том углу улицы?
Силос указал рукой вдоль Храмовой стороны, вдоль вывесок мастерских.
Релкин на мгновение прищурился.
— Да, пожалуй.
— Если так, то, клянусь Рукой, тебе просто повезет. Вы, дракониры, все изрядные бахвалы, правда? Это хороший выстрел для большого лука, так что можешь забыть про свой арбалетик.
— Тогда дальний выстрел я с удовольствием оставлю для тебя.
— Проклятье, я никого не хочу убивать!
Релкин пожал плечами. А какой у них выбор? Карантин был единственным эффективным средством, чтобы остановить чуму. А если они не остановят эпидемию, то перемрут все, и с ними будет покончено. Он опять посмотрел вдоль Храмовой стороны. Что сейчас делает Эйлса? Пожалуйста, Боги, сохраните ее в безопасности, пожалуйста, сохраните.
Улицы были пусты, только в конце Храмовой вышла из аллеи серая мраморная кошка. Она уселась посередине дороги и посмотрела в обе стороны улицы, словно удивляясь внезапному покою в деловом городе. Кошки, непонятно почему, этой чумой не болели.
Потом она почесалась, завертелась, пересекла улицу и скрылась в другой узкой боковой аллее.
Постепенно Сайлас начал сожалеть о своем высокомерии. Было очень утомительно просто стоять в полной тишине и смотреть вдоль улицы. Он посмотрел на драконира с кунфшонским арбалетом. Неплохое оружие для близких целей. Сайлас попробовал как-то один такой и после этого стал их уважать. Конечно, это не большой лук, но что с того?
— Мое имя Сайлас из Лукула, — сказал он, когда драконир взглянул в его сторону.
— Знаю.
Сайлас замер.
— Я видел, как ты победил в соревновании стрелков из большого лука в Далхаузи.
Сайлас наморщил лоб.
— Значит, ты уже давно в Легионе?
— Ага, давно.
— Тогда знаешь, как управляться и с этой кунфшонской штучкой.
— Полагаю, что да.
Сайлас посмотрел в оба конца Храмовой улицы — ни души.
— А что ты делал во время первой чумы?
— Жег костры и окуривал. А ты?
— Копал ямы, таскал тела. Тяжелая это была работа.
— Драконы тоже копали ямы.
— Спасибо Матери за вивернов — друзей человека. Я приветствую их.
— Им будет приятно узнать это, Сайлас, смертельное око Лукула.
Мнение Сайласа о драконире начало меняться в лучшую сторону.
Недалеко от них, домом выше по Храмовой стороне раздался шум. Кто-то кричал. Послышался грохот, затем дверь распахнулась, и оттуда вылетел человек. Он упал на колени, держась руками за голову.
По всей улице начали открываться окна. Сайлас и Релкин повернулись и подняли оружие.
— Люси! — кричал мужчина, — Моя Люси умерла! Моя Люси!
Мужчина встал на ноги, за его спиной в дверях показалось детское лицо.
— Папа! — закричал ребенок.
— Люси! — закричал мужчина и, поднявшись на ноги, шатаясь, побрел в сторону Релкина и Сайласа.
— Она мертва, она мертва, она мертва, — бормотал он.
Он опять упал на колени, потом поднялся. Рубаха на нем была порвана, рот раскрыт, и он продолжал что-то нечленораздельно кричать.
— Назад! — скомандовал Релкин.
Сайлас уже натянул лук, но стрелу пока не спускал.
— Я не могу вот так просто убить беспомощного человека, — пробормотал он.
Мужчина приближался. Релкин взглянул на Сайласа и увидел, что тот разговаривает сам с собой.
Мужчина продолжал кричать, глаза у него были, как у маньяка.
У него над головой открылось окно, кто-то закричал.
Мужчина, размахивая руками, как мельница, продолжал приближаться; рот раскрыт, глаза безумны от лихорадки.
Сайлас замер. Он должен был выстрелить. Ничего другого не оставалось.
Стрела Релкина попала мужчине в правый глаз. Несчастный был мертв задолго до того, как его голова ударилась о мостовую.
