Вызывающий бурю - Ллойд Том (онлайн книга без TXT) 📗
– Я и не поучал. Просто маршал мне не понравился. Почему я должен молчать?
– Вот этому ты и должен научиться.
Изак насупился.
– Возможно, но мне не хочется. Всю жизнь мне приходилось терпеть, помалкивать, даже если я бывал прав, сносить оскорбления людей, которых без труда мог разорвать пополам. Люди и сейчас, наверное, меня ненавидят. Зато теперь я могу не обращать внимания на их ненависть.
До сей поры Бахль, казалось, интересовался разговором, словно беседа что-то напомнила ему, но теперь проворчал:
– Замечательно, но впредь постарайся не наживать врагов – они и сами появятся, без твоего участия. И чем спокойнее ты будешь себя вести, тем проще будет нам обоим.
– Изак, пора.
Изак не ответил, только поднял руку в знак того, что слышал Тилу. Он сидел на подушке в дворцовом храме, расположенном в верхних ярусах башни. Все стены здесь были украшены изображениями охотящегося Нартиса, потолок был расписан под ночное небо. Многочисленные колонны имели вид деревьев, раскинувших ветви под потолком.
Это помещение было истинным оазисом уединения, доступным только для богатых, сюда не проникала дворцовая суета. Даже в личных покоях Изака, великолепных комнатах на втором этаже главного крыла, всегда царили шум и суета: бегали слуги, в коридорах шумели стражники и жители дворца, а снаружи, с тренировочной площадки, постоянно доносились стук копыт и громкие команды.
Но часть своего свободного времени Изак мог проводить здесь, наверху, куда разрешалось подниматься очень немногим. Когда он не упражнялся и не сопровождал Лезарля на многочисленных собраниях, он рылся в пыльных закутках библиотеки, готовясь стать весомой политической и религиозной фигурой. И от этой необходимости никуда было не деться.
Мысли Изака обратились к человеку, который наверняка поджидал его сейчас внизу. Лезарль давно научил его: не надо спешить на встречи, если только ты не встречаешься с близким другом. Лезарль никогда не спешил даже к повелителю Бахлю; когда его вызывали к повелителю, он не сразу прерывал свои занятия и отправлялся к герцогу, не теряя чувства собственного достоинства. Поэтому по срочным делам Бахль не отправлял к нему слугу, а являлся сам.
Изак жил во дворце всего две недели, но уже понял преимущества такого подхода к делу. Нельзя сказать, что он полюбил Лезарля, но его уважение к главному распорядителю росло с каждым днем. Этот человек мог довести Изака до бешенства одной улыбкой или легким взмахом руки, но кранн понял, какую цену тебе придется платить, если будешь позволять себе раздражаться и потакать окружающим.
У Лезарля имелось доходное поместье в Анви: как сказал повелитель Бахль – прекрасный пример того, к чему может привести приступ раздражения во время заключения пари.
Лезарля всегда окружала аура уверенности – казалось, ее можно было потрогать руками, и благодаря ей он сильно отличался от остальных и почти напоминал повелителя Бахля. Изак пришел к выводу, что ему самому стоит научиться в придачу ко всему и такой уверенности.
– Тила, ты в детстве слышала историю чаши Амавок?
– Конечно, – ответила служанка. – А почему вы спрашиваете?
– Потому что я ее не знал. Я плохо знаю старые сказки. А вон та картина как раз изображает именно эту сказку. Я много раз видел картину, но не догадывался задать вопрос, а сегодня заметил, как Лезарль отправлял целую повозку золота в Мерлат, и все из-за той злосчастной чаши.
– Чаша Амавок породила раздоры с племенем йитаченов. С тех пор произошло и много других бед.
– Но дело в том, что я-то ничего не знал, и мне пришлось спрашивать, отчего я выглядел круглым дураком…
– Изак!
Юноша повернулся на встревоженный голос Тилы и не сразу сообразил, что ее беспокоит.
– Не переживай. Нартис сейчас не слушает. От его слов Тила зарделась.
– Изак, в храме нельзя говорить подобные вещи! А вдруг кто-то услышит? Даже кранна могут наказать за богохульство, а боги…
– Брось, кроме тебя меня никто не слышит. Думаю, я достаточно тесно связан с Нартисом, чтобы ощутить его присутствие в храме. А что касается богохульства, разве кто-то может выдвинуть против меня подобное обвинение? Я ведь важная фигура в культе Нартиса, а повелитель Бахль – официальный глава культа. Полагаю, подобное обвинение потребует как минимум его подписи. Но даже если такая подпись и не потребуется, неужели престарелые священники потащат меня на суд?
– А темные монахи?
– Кто-кто? Это еще что-то, о чем я не знаю, – хотя должен был бы знать?
– Я… я не уверена, что должны. О них я могу сказать совсем немногое, да и никто не может сказать больше. Известно только, что они зовут себя братством Священных поучений и, как говорят, выслеживают и убивают еретиков по всему Ланду.
– Замечательно! Религиозные фанатики и убийцы, какое милое сочетание. И все же поблизости нет ни одного такого монаха, так что я в безопасности.
Изак поднялся на ноги, размышляя, почему в храмах Нартиса нет скамей. Не придумав ни одного подходящего объяснения, он отказался от дальнейших раздумий на эту тему – он и так заставил повелителя Бахля прождать слишком долго.
Кранн поправил свои длинные одежды – они были синего цвета, как и одеяния монахов Нартиса. К груди было пришпилено изображение дракона. Знатным господам полагалось все время носить свой герб; когда Изак об этом узнал, он стал обращать внимание на неброские вышивки и ювелирные украшения других аристократов. Тила заказала для него несколько изображений герба, соответствующих его высокому положению. Сам он не стал бы беспокоиться об этом, если бы не слова Тилы «ваше высокое положение». Услышав это, бывший погонщик просто не смог устоять.
Изак провел рукой по своей обритой голове и улыбнулся, подумав, что бы сказал Карел, увидев его сейчас. Юноше очень нравилось, что он может зайти в любую лавку и с ним будут носиться, как с принцем, но все попытки Тилы приобщить Изака к моде оказывались тщетными. Каждый день прибывали все новые наряды, чтобы кранн что-нибудь из них выбрал, но он упорно придерживался простой официальной одежды, хотя все его ровесники ни за что не променяли бы на нее яркие, богато украшенные платья. Зато под такой одеждой Изак мог скрывать знак, выжженный на груди, хотя до сих пор не понимал, почему держать в тайне этот знак так важно. Может, потому, что, когда вокруг кишело столько слуг и стражников, так хотелось хоть что-то утаить от посторонних глаз.
Изак спускался по главной лестнице, все больше и больше тревожась. Рядом тихо ступала Тила, пытаясь не отставать от господина. В отличие от верховного жреца Тила носила на голове белый шарф, обмотав им косу, спускающуюся по спине.
На лестничной площадке Тила спросила, не видны ли амулеты, спрятанные в ее волосах, и Изак подумал, что, наверное, еще чего-то не знает о здешних обычаях. Вообще-то он уже понял: Тила не хочет, чтобы верховный жрец заметил руну другого бога, хотя взрослым не возбранялось носить столько талисманов, сколько они захотят. Тиле достались от любимой бабушки четыре древних амулета.
– Лорд Изак, – обратился к кранну стражник у подножия лестницы, – вас ожидают. Сюда, пожалуйста.
Он указал влево, на распахнутую дверь недалеко от входа в Большой зал. В проеме стоял мастер меча Керин, явно чувствовавший себя неловко в парадном мундире, очень похожем на черно-белые одежды дворцовой гвардии. Мастер меча поклонился Изаку, и кранн озадаченно нахмурился – еще сегодня утром на тренировочной площадке Керин ругал его почем зря.
– Прошу вас, войдите, – тихо проговорил мастер. – Ведите себя спокойно и делайте, что скажут, даже если вам не захочется. Один человек собирается заглянуть в ваш разум… Это опасно, поэтому вы не должны сопротивляться, а тем более пытаться что-то сделать самостоятельно. Вам все понятно?
Изак кивнул, и Керин отступил в сторону, пропуская кранна в приемную для аудиенций.
В длинной комнате стоял лишь церемониальный трон повелителя Фарлана. Приемной пользовались крайне редко, поскольку все прошения и жалобы теперь поступали к Лезарлю, а главный распорядитель имел для этих целей специальные канцелярии как во дворце Тиры, так и в Холодных залах – бывшем дворце, превращенном в городскую администрацию, в северной части Ирьен-сквер. Лезарль заставлял людей в любую погоду выстраиваться в очередь перед Холодными залами, чтобы показать им, какими важными делами там занимаются. Из окон его личных кабинетов открывался замечательный вид на площадь.