Магия чувств (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна (чтение книг txt) 📗

– Я уж дней десять бьюсь. Там… пакостно там, – просто ответил Барсет. – Понимаешь, есть семья. Муж, жена, трое дочерей. И с ними еще мать мужа живет. Все хорошо, все замечательно, муж – купец не из последних, деньги домой приносит, любовниц не держит, по борделям не ходит. Все друг друга любят, ценят, уважают, сплошное благолепие и красота. А потом в один прекрасный день падает муж с лестницы.

– Спьяну?

– Да кто ж его знает? Винищем от него разит, но… есть и еще одно. Он в халат был одет вот, на халате масляное пятно обнаружилось. Домашние тапочки чистые, лестница чистая, все чистое… бабы в один голос утверждают, что любили мужа и отца без памяти, ревмя ревут… и ты понимаешь, мать мужа тоже это утверждает.

Я хмыкнула.

Да, будь она мать жены, там все понятно, родная кровиночка – это солнышко, а мужа и убрать можно, чтобы не заслонял. А вот мать мужа? Прикрывать убийцу родного ребенка?

Странно как-то.

Обычно все бывает наоборот… я вспомнила мать Миха, свою несостоявшуюся свекровь… Та бы меня за один взгляд в речке притопила, что уж там о чем-то серьезнее говорить?

– Ее не запугали? Ничего такого?

– Ты знаешь, нет. Я с таким сталкивался, умею различать. Увидел бы. Страх, как любовь, как ненависть – есть чувства, которые не спрячешь.

Тут я с ним была согласна. Но вдруг?

– А если страх не за себя? Или шантаж?

– Не знаю. Для того ты мне и нужна, чтобы до конца разобраться с этими бабами, пока меня с ума не свели. А еще там лестница чистая, аж выскоблена. И перила, и все остальное… знаешь, она резная, так вот, ощущение, что кто-то над ней месяц стоял. Ни пылинки в завитушках.

Как тяжко вытаскивать пыль из резьбы, я знала. Но это опять-таки не преступление.

– Может, тоже вымыли?

– Всякое в жизни бывает…

– А в остальном доме там как? Может, тоже все вылизано?

– Да нет. Я даже паука в одном месте увидел, спросил, так бабка, мать мужа, отговорилась, мол, к деньгам. В гостиной он к деньгам, ага, а лестницу всю выскребли.

Я задумчиво почесала нос кончиком пальца. Странно, конечно, но что в этом удивительного? Хотя…

– Лестница с двух сторон резная, с одной?

– С двух.

– Есть возможность веревку натянуть?

– Пожалуй, что и есть. И гвозди для этого заколачивать не придется.

– Масло, веревка, лестница…

– И серьезный сговор, иначе тут никак.

– А наследство кто получит?

– Девчонкам приданое поделят на троих, что жене, что матери там такие крохи достаются…

– Так может, у кого из девчонок любовь стряслась?

– Поди, разбери этих баб, – искренне ответил Барсет. – Вы ж такие… сами придумаете, сами поверите, сами обидитесь, сами мстить начнете. Пока до правды докопаешься, озвереешь. Но вроде там еще малявки, старшей пятнадцать, младшей двенадцать…

– Для деревни возраст почтенный. В нем уж замуж выдают, – задумалась я.

– Это в какой же деревне так рано замуж выдают? – удивился Барсет. – У нас уж лет сто, кабы не больше, девчонок раньше шестнадцати лет ни-ни. Никакого замужества.

– Почему? – о таком выверте в Раденоре я не знала.

– Потому как мала. Вы, бабы, как яблоки зреете, а если яблоко раньше времени сожрать, ничего хорошего не будет. Или здоровье подорвет, или ребенка скинет, помрет раньше времени… это еще его величество Анри закон установил. И даже Храм не пискнул. Выговорили себе право разрешать такие браки, но при условии освидетельствования не меньше, чем пятью лекарями.

Я пожала плечами.

– Что, у Храма своих лекарей мало было?

– Это дело такое… получить все разрешения, пройти осмотры – длинная песня. Лекари-то должны быть с королевской службы, а там иголку в мешке не спрячешь. Если кого и подкупишь, а слухи все равно пойдут, сплетни… нехорошо может получиться. Дойдет до его величества, он и рассвирепеет. Бывало.

– Даже так?

– Было так. В одной деревне у девчонки семья померла в моровое поветрие, она осталась одна. Старший брат еще. Женатый, с семьей, вот решил он малявку замуж выдать, чтобы под ногами не путалась. Ей как раз четырнадцать сравнялось, вот потащил ее в храм, потом к лекарям. Девчонка была хоть и из робких, но когда ей четырнадцать, а жениху за тридцать… освидетельствовали ее лекари, нет, не гожа для замужества. Брат храмовника подкупил, тот надавить попробовал, да и денег предложили, трое взяли, а двое сообщили куда надо. Не повезло умникам, что там неподалеку король охотился, так бы каменоломней обошлись. А так… три дня прошло, является в деревню его величество и начинает расспросы. Даже мертвых поднять не поленился. Оказалось, братец наследства был лишен за женитьбу против родительской воли, все должно было девчонке отойти, а если она замуж выйдет, да Храму отслюнить малость, остальное бы ему осталось. Повисли и братец умный, и жених, и храмовник, и трое лекарей рядом с ними, его величество строг был.

– Его величество Эрик?

– Так и дело-то два года назад было. Весь Алетар сплетничал.

– И что сейчас с девчонкой стало?

– Замуж выдали.

Я чуть с коня не свалилась.

– Не поняла? Это как?

– А так. В деревне она б одна не выжила. Так что его величество лично посаженным отцом на свадьбе был. Сговорили девчонку за сына старосты, они примерно ровесники. Покамест найдется кому с хозяйством помочь, а когда уж ей семнадцать стукнет, там можно и детей рожать. Его величество так распорядился. И добавил, что если что-то с девчонкой случится, до ее сорокалетия, он найдет, кем деревья украсить.

Я хмыкнула.

– А если б король там рядом не охотился?

– Каменоломни, я же говорю? Для всех причастных. А девчонку бы в приют забрали, имуществу опекуна назначили, до совершеннолетия или брака.

– А ты там каким боком оказался? – не удержалась я.

– Так у меня там родня живет, в соседнем селе. Да и дело получилось известное. И не одно оно такое, уж поверь.

Я задумчиво кивнула.

Да. Кое-как этот закон защищал девчонок. А если вспомнить судьбы моей тетки-тезки, мамину судьбу… им бы такая защита не помешала. Да вот не в Раденоре дело было.

– А если его все-таки обходили? Бывало ведь?

– У нас если кто малолетку… ты поняла, да?

Я кивнула. Чего тут не понять.

– Так все просто и очень быстро делается. На площади отрубают и сжигают.

– Человека?

– Нет. Обрубок. А человек пусть потом живет… если, конечно, кровь остановить успеет или от болевого шока не помрет, палач-то ему не лекарь.

Я хмыкнула.

И вот ни капельки не посочувствовала подонкам, принуждавшим детей. Туда и дорога.

Дом стоял в Зеленом городе и представлял собой крепкое зажиточное строение. Белый камень, красная черепица, зелень вокруг…

И пятеро заплаканных женщин в трауре.

Симпатичные, нет, и не понять. Все рыдают, у всех то и дело слезы текут, все горюют, у всех носы со сливу величиной и такого же цвета.

Все страдающие, все тоскующие, все… все – врут!

С Барсетом мы договорились так, что он расспрашивает, а я слушаю. И если замечу вранье, коснусь его локтя или подмигну, или сама вопрос задам – по ситуации. Но первое, что я заметила.

Никто. Ни одна из женщин не была огорчена.

Мать, жена, три дочери… и вокруг всех преобладали тревожные цвета, но и радостных хватало. Этакая смесь из грязно-коричневого, мутно-желтого, голубого и розового. Они радовались… смерти хозяина дома? Они боялись… чего?

Это и предстояло выяснить.

Барсет начал с матери хозяина, повторяя все то, что спрашивал и раньше, я слушала, иногда тоже задавала вопросы. И все яснее вырисовывалась картина. Донельзя странная.

Мать врала. Она знала, кто приговорил ее сыночка. Более того, даже не горевала об этом.

Принялись расспрашивать жену, потом дочерей, дело упрощалось тем, что все были собраны в одной гостиной, и спрашивать можно было любую – на выбор.

И жена, и дочери – врали все. Либо они все вместе собрались и убили, либо… либо я ничего не понимаю!