Наследие. Трилогия (ЛП) - Джемисин Нора Кейта (читать книги .TXT) 📗
Он и она, прижавшись, его губы на ее шее… Я отчаянным усилием прогнал это видение.
– Нет, – сказал он. – Я пришел ради тебя.
Слова… Дела…
И то и другое не имело смысла. Не могло у меня из-за каких-то там слов и дел вот так отчаянно перехватывать горло. Пытаясь справиться, я пустил в ход гнев и зло уставился ему в спину.
– Я бы мог призвать Наху. И попросить, чтобы он убивал тебя снова и снова, пока ты не взмолишься об окончательной смерти. – И, будучи неисправимым поганцем, добавил: – Он ведь это сделает ради меня.
– Ты и в самом деле этого хочешь?
– Да! Я бы сам это сделал, если бы мог!
К моему изумлению, Итемпас развернулся и подошел ко мне, распахивая куртку. Когда он запустил руку во внутренний карман, я весь напружинился, готовясь дать бой. Он вытащил кинжал в ножнах, а я схватился за Эн. Однако он протянул кинжал мне. Рукоятью вперед. Я взял его, и оказалось, что он маленький и легкий – оружие для детской руки, сделанное в той части мира, где смертные не чураются давать детям острые игрушки. Кинжальчик не так уж и отличался от того ножа, что десятью годами ранее погубил детскую невинность Шахар, только этот был надежно упакован в кожаные ножны, и вокруг рукояти захлестнут ремешок. Такое оружие случайно не извлечешь.
Я повертел вещицу в руках, гадая, с какого – во имя его собственного имени – перепуга Итемпас дал ее мне, и носа коснулся запах старой, давным-давно высохшей крови.
– Ликуя подарила, – пояснил он. – Мне. На случай если смерть когда-нибудь окажется предпочтительней жизни.
Тогда я понял, о чем шла речь. «Дар смертности» – вот как называла это Энефа. Клинок был обработан кровью Ликуи, ее наводящей ужас, ядовитой демонской кровью. Она вручила Итемпасу ключ от его темницы на случай, если у него когда-нибудь достанет мужества им воспользоваться.
Моя рука судорожно сомкнулась на рукояти.
– Если ты используешь его, смертному царству придет конец.
– Да.
– И Ликуя тоже умрет.
– Да, если к тому времени еще будет жива.
– Так зачем она дала тебе этот кинжал?
– Не знаю.
Я уставился на него. Вряд ли он сознательно притворялся тупым. Он наверняка спросил ее. А потом либо не поверил ответу, либо – что вероятнее, если учесть, насколько в него удалась дочь, – она просто не потрудилась ответить. И он принял ее молчание.
Между тем он опустился передо мной на колени, одновременно сбрасывая куртку, так что она красиво распласталась по белому полу. Еще он вскинул голову – отчасти потому, что был наглым мерзавцем, отчасти подставляя горло и грудь. Такая вот гордая и прекрасная жертва.
– Ну ты и дрянь, – процедил я, стискивая рукоять. Смерть. Я держал в кулаке смерть всей вселенной. – Наглая, самовлюбленная, злобная дрянь.
Итемпас просто ждал. Ножик, конечно, маловат, но если направить его под вот таким углом, он легко скользнет между ребрами и кольнет сердце. Во имя всех преисподних! Если Орри Шот была демоницей, ее дочь получалась более чем полубогиней. Тут не надо в сердце колоть, тут и царапинки хватит…
Я сбросил петлю ремешка, но в пальцах уже поселилась противная дрожь. Я взялся за рукоять, чтобы вытащить кинжал… и не смог. Руки попросту отказывались повиноваться. Я подождал еще и позволил им, вместе с кинжалом, бессильно повиснуть по бокам.
– Если ты хочешь, чтобы я умер… – начал он.
– Заткнись, – прошептал я. – Заткнись и будь проклят всеми богами. Ненавижу.
– Если ты меня ненавидишь…
– Да заткнись ты!
Он наконец замолчал, и я с проклятием швырнул кинжал на пол между нами. Звук, с каким кожаные ножны ударились о камень, породил эхо. У меня потекли слезы. Я запустил обе пятерни в волосы.
– Просто помолчи, хорошо? Боги благие, от тебя с ума сойти можно! Не смей заставлять меня делать такой выбор! И я буду тебя ненавидеть, если захочу!
– Хорошо.
Он говорил тихо, успокаивающим тоном. И я против воли вспомнил те времена – редкие, но столь драгоценные, – когда мы с ним сиживали в его безмятежном царстве, следя за танцами времени. Некоторым образом я уже тогда понимал, что друзьями нам не бывать. О том, чтобы влюбиться, не возникало даже вопроса. Но вот как насчет отношений отца с сыном? Это у нас могло получиться.
– Ладно, Сиэй, – произнес он мягко и ласково. Он действительно не менялся. – Ненавидь, если хочешь.
Тяга любить его была до того велика, что меня даже трясло.
Я повернулся и бросился к лестнице, а потом вниз по ступеням. Когда моя голова уже скрывалась в лестничном колодце, я оглянулся. Итемпас провожал меня глазами. Он не подобрал кинжала. А еще я увидел, что он все-таки изменился. Его лицо было мокрым от слез.
Я бежал, бежал, бежал…
Дверь в покои Деки оказалась не заперта. Никакой слуга не нарушит его уединения, не объявив о себе, и ни один высокородный даже близко не подойдет. Он пока был неизвестной величиной. Семейство побаивалось его – как он и хотел. И мне стоило бы, ведь сейчас он был могущественней меня. Но я не боялся. Что тут поделаешь – мне всегда нравились сильные люди.
Он поднялся из-за рабочего стола. Я обратил внимание, что стол не был обычным предметом дворцовой мебели. Дека уже привнес изменения.
– Какого… Сиэй?
Вид у него был измотанный. Минувшей ночью он почти не спал: трудился вместе с писцами, изучая маски убийц. И сейчас продолжал работать, босой, полуголый, всклокоченный. Я увидел свитки с набросками и стопку листов, помеченных официальной сигилой «Литарии». Уж не людей ли он для нового дворца подбирал?
– Сиэй, что случилось?
– Бояться меня незачем, – сказал я, обходя стол и приближаясь к нему.
Я удерживал его взгляд, как удерживал бы взгляд добычи. Он смотрел на меня. Как же их легко поймать, когда они желают быть пойманными!
– Возможно, – продолжил я, – я и старше этого мира, но я еще и просто мужчина. Ни один бог не представляет собой только что-то одно. Если я как целое пугаю тебя, выбери какую-нибудь часть меня и люби ее.
Он вздрогнул. Смятение, желание, вина – все сразу то проявлялось у него на лице, то пропадало. В конце концов, когда я подошел вплотную, он вздохнул. Его плечи слегка поникли – он признал поражение.
– Сиэй…
Одно слово, а сколько всего в нем собралось! И ветер, и молния, и жажда – невыносимая, как открытая рана.
Я заключил его в объятия. Могущество, записанное на его коже, однократно вспыхнуло, предупреждая меня, нашептывая о боли и гибели. Я прижался лицом к его плечу и забрал в кулаки спинку его рубашки. Как бы я желал, чтобы рубашки не было и я мог прикоснуться к этим смертоносным знакам!
– Сиэй… – снова начал Дека. Он замер в моих объятиях, держа руки на весу, словно боясь коснуться меня. – Сиэй, боги…
– Дай я просто сделаю это, – выдохнул я куда-то ему в плечо. – Пожалуйста, Дека.
Его руки опустились мне на плечи – слишком легко, нерешительно. Нет, так не пойдет. Я крепче притянул его к себе, он даже слегка крякнул. Потом его руки тоже сомкнулись вокруг моего тела и сжались, а ногти впились бы мне в спину, если бы не одежда. Он уткнулся лицом мне в волосы. Ладонь легла мне на затылок.
Время замерло… Совсем ненадолго, конечно, ведь в мире смертных ничто долго не длится. Но нам казалось, что минула вечность, и, собственно, только это и имело значение.
Когда наконец я насытился этим объятием, то отстранился и стал ждать, что он засыплет меня вопросами. У смертных вечно масса вопросов. «Почему ты сюда пришел?» – с этого он начнет, ведь он желает меня и надеется, что я, быть может, тоже его желаю. Реальная же причина другая, но я скажу ему то, что он так хочет услышать.
Но вместо вопросов повисла долгая и неловкая тишина. Потом Дека переступил с ноги на ногу и сказал:
– Мне бы поспать несколько часов…
Я кивнул, все еще ожидая.
Он отвел взгляд:
– Тебе совсем не обязательно уходить…
И я не ушел.
Мы бок о бок устроились в его постели, самым целомудренным образом. Я ждал его рук, его губ, тяжести его тела… Я бы дал ему желаемое. Может, мне бы даже понравилось. Все лучше, чем одиночество.
