Синтез (СИ) - Ярне Борис (книги онлайн полностью .txt) 📗
— Правительство само по себе преступно. Чему тут удивляться? Они признали в нем своего кореша.
Феликс ухмыльнулся и взглянул на часы.
— Твоя «цыпа» не заскучает без своего защитника? — спросил он.
— Да, пожалуй, я пойду, — согласился Максим и поднялся со скамейки.
Попрощавшись с Феликсом, Максим направился к своему бунгало.
Шел он медленно, прокручивая в голове разговор с Феликсом. Несмотря на все отрицания, Максим был уверен, что тот знает что-то, чего упорно не хочет говорить. Если и не знает, то, во всяком случае, о чём-то догадывается.
«Феликс очень осторожен, — думал Максим, — и просто так, да ещё и первому встречному не будет ни о чем рассказывать. О себе он не будет говорить вообще никому. Но что касается сторонних вопросов, которые никоим образом не могут оказать какого-либо влияния, ни на него, ни на ситуацию вокруг него? Их-то он обсудить может. Почему же он говорит намеками, да предположениями? Вспомнил Академика и его карьеру. Зачем? И чего нам бояться в джунглях? Академик…»
Находясь на полпути к пляжу, Максим свернул и направился к музею острова. Он вспомнил о рисунках, которые напугали Фераху.
«Что-то всё это очень смахивает на… Ни на что это не смахивает! Бред какой-то очередной и нескончаемый. Скоро от этих загадок станет скучно. Загадки, загадки, кругом одни загадки и вопросы. Ну, хоть бы один ответ получить!»
Музей был пуст. Смотрительница впустила Максима, поинтересовавшись, нужно ли ему экскурсионное сопровождение. Поблагодарив за предложение, он сказал, что с экскурсией он уже тут был, а теперь хочет осмотреть всё самостоятельно. Смотрительница пожелала ему приятного времяпровождения и предложила свои услуги, если у него возникнут вопросы.
Макет острова, этапы строительства курортной зоны по годам в фотографиях, участники строительства, знаменитости, посещавшие остров, обзор флоры и фауны, инструменты, материалы, чертежи и прочие архитектурные и строительные атрибуты этой стройки века. Обходя комнату за комнатой, залами помещения музея нельзя было назвать, Максим всё пытался высмотреть что-нибудь, что толкнет его на путь к ответу, ответу на вопрос, который и сформулировать-то было сложно. Какой-то туман, какая-то сумятица. Вот первая комната, посвященная Руфату Бахрамову. Биография, фотографии, заводы, встречи, митинги, президиум, личные вещи. Следующая комната: документы, документы, опять личные вещи, подарки от правительства, от избирателей, от друзей и соотечественников. И так далее. Ничего не бросалось в глаза и не вызывало никаких мыслей или эмоций, способных развеять туман. Где же рисунки? Вот ещё одна комната. Вдоль стен были выстроены столы, под стеклом которых были выложены картины.
— Вот они, — прошептал Максим. — Сюда мы, кажется, не заходили. Видимо, с точки зрения живописи, экспонаты не столь интересны.
Поле, небо, редкие облака, солнце, речка, три березы. Что это? Деревня в снегу, старик идет и тянет за собой сани. Морской берег, солнце садится, девушка и юноша идут вдоль берега по волнам, держась за руки. Снова поле, вдалеке возвышаются горы, по полю скачет табун лошадей. Осень, желтые листья падают с деревьев в заросший пруд, серое небо нависло над рощей. Максим оторвал взгляд от рисунков и прошептал:
— Тоже мне, Левитан.
Шторм, волны разбиваются о скалы, в чёрном небе сверкают молнии. Город, весна, бульвар, фонтан, прохожие, голуби. Некоторые, очень редкие рисунки были выполнены акварелью, но в основном художник предпочитал графику. Королевский дворец был подробно выведен карандашом, мимо проезжала карета, из окна которой на улицу смотрела красивая женщина. Портрет женщины.
— Этот серый кардинал много времени посвящал своим художествам, — пробормотал Максим и перешёл к следующему стенду.
Тематика резко изменилась. Длинный забор, украшенный колючей проволокой, смотровые вышки и снег. Череда бараков. Портрет смотрителя с автоматом. Столовая, длинные столы, за которыми в одинаковых робах сидят заключенные и черпают из мисок кашу. С каждой последующей картиной зрелище становилось все тягостнее и страшнее. «Вот о чем говорила Фераха, — подумал Максим. — Романтик сменил репертуар». Камера, в которой сидят четверо заключенных, раздетых по пояс и играют в карты, тело всех четверых разукрашено чудовищными наколками. Портреты заключенных: пугающие лица, улыбающиеся беззубыми ртами, лысые, серые и злые. Драка в бараке: трое заключенных избивают ногами лежащего на полу бедолагу, кровь хлещет у него изо рта, глаза зажмурены, лицо искажено, трое заключенных наоборот веселы и полны энтузиазма. Висельник: камера, один конец простыни привязан к решетке, другой охватывает шею, глаза навыкате. Очень подробно, подробно до ужаса. Сцена расстрела: заключенные, вскинув руки, либо согнувшись в три погибели, корчатся на фоне стены, забрызганной кровью. Мертвец с перерезанным горлом лежит на нарах.
— Да он больной, — снова вслух пробормотал Максим.
Далее тематика снова поменялась. Более того, сменилась манера написания. Теперь большинство рисунков были выполнены в стиле символизма. Президентский дворец на фоне нефтяных вышек. Множество нефтяных качалок взлетают на небо, с которого падают деньги. Вот автопортрет на фоне какого-то административного здания, украшенного флагами. Демонстрация, сквозь которую пущена труба. Открытые чемоданы с деньгами, уложенные на гору из человеческих костей. Трибуна, с которой некое высокопоставленное лицо вещает в зал, готовый, судя по восторженному выражению лиц, взорваться аплодисментами. Здание парламента, укутанное в паутину. Военный парад на центральной площади перед президентским дворцом. Ресторан: все столики пусты, посетители развалились под ними — то ли пьяные, то ли мертвые, на сцене стоит певица и держит микрофон над головой. И так далее и тому подобное.
Максим медленно передвигался по комнате от одного стенда к другому, с любопытством рассматривая художественные творения самого знаменитого преступника Города. Перейдя к очередному стенду, он вдруг изменился в лице и непроизвольно отскочил в сторону. Вернувшись, он нагнулся, чтобы поближе рассмотреть испугавший его экспонат.
— Твою мать, — хрипло прошептал он.
Солнце пекло, небо до самого горизонта было полностью обнажено — ни единого облачка. Песок плавился. Лёгкий ветерок с океана покачивал листья пальм и пляжные зонты, под которыми, наслаждаясь тропическим климатом, скрывались отдыхающие.
— Ты сегодня долго, милый, — томным голосом протянула Маргарита. — У тебя факультатив? Стрелял из арбалета?
— Что-то вроде того, — рассеяно ответил Максим, присаживаясь на свой лежак.
Маргарита резко поднялась и села напротив Максима.
— Что-то случилось, милый? — спросила она, стараясь скрыть мгновенно нахлынувшее на неё беспокойство.
Максим заметил это и, улыбнувшись, спокойно ответил:
— Ничего особенного, дорогая. Я был в музее.
— Искал рисунки Академика? Те, что напугали Фераху? — спросила Маргарита.
— Именно, — ответил Максим.
— И нашёл, — медленно произнесла Рита.
— Нашёл, — подтвердил Максим.
Маргарита настороженно смотрела на Максима.
— Ещё я разговаривал с Феликсом, — продолжил Максим. — Он говорил про Академика. Говорил о том, что не может обычный человек, да ещё в том положении, в котором был Академик, добиться того, чего тот добился, и что вряд ли он просто так выбрал именно этот остров. Говорил о том, что на его взгляд мы не простые отдыхающие, спрашивал, не боимся ли мы идти вглубь острова, и заявил, что для кого-то проклятье может быть благословеньем.
Маргарита продолжала всё также напряженно смотреть на Максима, не произнося ни слова.
— А ещё он знает, как меня зовут на самом деле, — добавил Максим.
— А что в музее? — наконец спросила Рита.
— В музее? Твои видения, или сны, о которых ты рассказывала, и мои тоже похожи на какую-то программу, заложенную неизвестно кем непонятно кому на основании необъяснимо чего. О совпадении тут размышлять было бы нелепо. Поэтому, единственное, что нам остается, это найти не то, чтобы логическое или разумное, но хоть какое-то объяснение, имеющее более-менее слаженную закономерность или последовательность… Чёрт его знает, что имеющее.
