Дракон должен умереть. Книга 1 (СИ) - Лейпек Дин (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
Но и продолжать жить так, как они жили, было невозможно. Генри все чаще стучался головой о сарайчик, и все чаще строгал новые ложки. Он не знал, почему Джоан их ломает, но все больше убеждался в том, что лучше будет это узнать. По крайней мере, ему так казалось.
Ежедневная домашняя рутина заполняла большую часть дня — оставшееся время Генри и Джоан ходили по горам, если погода тому способствовала. Их мнение о том, что можно назвать подходящей погодой для прогулок, счастливо совпадало — поэтому иногда они приходили домой мокрыми насквозь. Если же на улице творилось такое, что даже они предпочитали находится под крышей, то Генри читал, а Джоан шила — или Джоан читала, а Генри строгал ложки. Тогда время текло медленно и тягуче, как сахарный сироп, а невысказанные слова застывали в воздухе, делая его тягучим и вязким.
Поэтому больше всего Генри и Джоан любили ходить по горам.
Их прогулки скорее следовало называть походами — но Генри вырос здесь, а Джоан была нечеловечески вынослива, поэтому расстояния и перепады высоты значили для них не очень много. Они шли, куда глаза глядят, по большей части молча и неоправданно быстро, как будто у них действительно была цель, которой нужно было достигнуть как можно скорее. Однако каждый вечер они вновь оказывались там же, откуда уходили, в прямом и переносном смысле, и Генри оставался на улице стучаться головой, а Джоан шла в дом готовить ужин — и ломать ложки.
Генри порой было интересно, что обо всем происходящем думает Сагр. Однако Мастер драконов всегда заставлял Генри чувствовать себя болтливым, несдержанным и крайне экспрессивным человеком — а сейчас Сагр если и разговаривал с ними обоими, то лишь о чем-то совершенно незначительном и сиюминутном. Когда Джоан рассказала наконец Генри, что с ней произошло, у него с Сагром состоялся тяжелый разговор, в процессе которого последний сухо и коротко дал понять, что думает обо всем произошедшем. Однако Сагр ни разу не обмолвился о том, что думает о происходящем теперь — а Генри не особо хотел его расспрашивать. У него и так уже порядком болела голова.
В конце концов Генри пришел к выводу, что должен уехать. Ему самому не очень нравилась эта мысль, но что-то нужно было делать — а ничего лучше Генри придумать не мог. Он решил, что скажет Джоан о своем отъезде во время прогулки, чтобы избежать сцены в доме Сагра. И дом, и Сагр и так уже повидали за последние годы слишком много.
Они вышли после обеда и пошли в неопределенном направлении, время от времени короткими вопросами уточняя друг у друга, куда же именно они идут. Как обычно, Генри поражался спокойной уверенности, с которой Джоан двигалась, ее скорости в сочетании с неослабевающей точностью движений. Бывали моменты, когда он с трудом поспевал за ней. И иногда ему казалось, что она знает об этом.
Возле знакомого обрыва Джоан остановилась — горная лужайка здесь резко обрывалась, а дальше раскрывалось ущелье, плавно змеящееся между темно-зеленых склонов. Когда они приходили сюда, Джоан неизменно вставала на самом краю, закрывая глаза и подставляя лицо солнцу и ветру. В такие моменты Генри всегда чувствовал, что она становится еще дальше от него, чем обычно. И всегда было невероятно тяжело не попытаться хоть немного это расстояние сократить.
Сегодня все было сложнее, поскольку Генри не знал, когда они снова окажутся здесь. Он стоял и смотрел, как Джоан раскрывает руки — или крылья? он никогда не мог сказать наверняка, — как закрывает глаза, как отрывается и улетает в неведомые края, где ему никогда не дано побывать. Она была драконом, одинокой душой, недоступной загадкой — она уходила все дальше и дальше, стоя в двух шагах от него, а ему все еще не хватало смелости пройти эти два шага и вернуть ее себе. Вернуть? Генри слабо усмехнулся. Если подумать, ее никогда у него и не было.
Джоан продолжала стоять неподвижно на самом краю, и он почувствовал, что больше не в силах это терпеть. Но вместо того, чтобы все-таки подойти к ней, он тихо позвал ее.
— Джо.
Она опустила руки и обернулась, медленно, как будто плавно закладывая поворот в воздухе, подстраиваясь под восходящие и нисходящие потоки, опускаясь, опускаясь все ниже — что-то в ее глазах вспыхнуло и погасло, и наконец она снова стояла рядом с ним, на земле, в двух шагах — ближе, чем это позволял этикет.
— Да?
Генри всегда вздрагивал, когда она говорила вот так — тихим, немного отстраненным голосом. Он сразу начинал особенно остро чувствовать несовершенство всего мира вообще — и себя в частности.
— Мне пора возвращаться.
— Я знаю, — наконец сказала Джоан и отвернулась.
Он молчал, надеясь, что она скажет что-то еще, но она просто стояла, по-прежнему отвернувшись, так что он не мог увидеть ее лицо. Генри смотрел на ее узкую спину, как обычно в такие моменты чувствуя, что начинает тихо ненавидеть эту слишком прямую спину, излучающую спокойствие и уверенность в то время как он чувствовал себя взвинченным и потерянным, — как вдруг Джоан слегка согнулась и схватилась за голову руками. Генри увидел уже знакомое странное мерцание, и почувствовал, как постепенно реальность заменяется невозможным идеальным миром, как перед глазами вместо существующих гор вырастают невыносимо пронзительные пейзажи, мерцающие и манящие...
Он подскочил к ней одним прыжком, схватил за плечи, развернул и прижал к себе, стараясь сжать как можно сильнее, не дать превратиться, совершенно не думая о том, что еще несколько мгновений назад он не мог заставить себя к ней подойти, и только надеясь, что ему хватит силы воли ее удержать. В голове крутился вихрь странных видений, они мелькали все быстрее и быстрее...
Все закончилось так же резко, как и началось. Вокруг были горы, светило солнце, стояла мягкая тишина, и Генри слышал, как часто Джоан дышит, уткнувшись лбом ему в грудь. У него бешено колотилось сердце.
— Как ты? — спросил он хрипло, когда ее дыхание постепенно выровнялось. Она не ответила и попыталась отстраниться. Он тут же отпустил ее.
— Не очень, — пробормотала Джоан, слегка усмехнувшись и массируя ладонями лицо. — Прости.
Генри промолчал, чувствуя, как накатывается страшная слабость. Он успел тяжело опуститься на землю до того, как подкосились ноги. Его мутило.
Джоан удивленно посмотрела на Генри. Подошла, наклонилась, но он ее не видел. Тогда она села рядом и положила руку ему на плечо.
— Что с тобой? — спросила она с некоторым беспокойством в голосе.
Он только покачал головой.
— Прости, — повторила она, на этот раз с бóльшим чувством.
— Ничего страшного, — выдавил Генри, попустив голову и опершись лбом о колено. — Я сейчас приду в себя. Все хорошо.
Наконец он глубоко вздохнул, поднял голову и медленно открыл глаза.
— Лучше? — спросила она.
— Относительно, — слегка улыбнулся он, поворачиваясь к ней. — Ты застала меня врасплох.
— Я сама себя застала врасплох, — пробормотала Джоан. Генри сидел, глядя на Джоан, чувствуя плечом ее тепло, и неожиданно для себя сказал:
— Я не хочу уезжать.
Она посмотрела на него, чуть прищурившись.
— Тогда зачем уезжать?
— Я боюсь... — начал он медленно, — я боюсь, что, если я останусь, я совершу какую-нибудь непоправимую глупость.
— Например? — спросила Джоан, продолжая внимательно смотреть ему в глаза.
Он должен был заметить, что ее глаза все еще были желтыми. Кончено же, он должен был это увидеть. Но, когда он поднял руку и осторожно дотронулся кончиками пальцев до ее лица, он думал совсем не об этом.
Она мгновенно вскочила и попятилась от него, почти задыхаясь и дрожа так сильно, что ее силуэт стал постепенно расплываться...
Он тоже был уже на ногах и кинулся к ней, но она крикнула срывающимся голосом:
— Не подходи ко мне! — и он замер, чувствуя, что второй раз ему ее уже не остановить. Она сделала последний шаг — и упала спиной в пропасть, а в следующий момент дракон, сверкая серебряной чешуей, резко развернулся в воздухе, взмыл вверх и с шумом понесся вдоль ущелья в сторону их дома. Мгновение спустя он скрылся из вида.
