Бог света - Желязны Роджер Джозеф (книга бесплатный формат .txt) 📗
Затем он взглянул на вытаращившего глаза монаха, улыбнулся своей невозмутимой улыбкой и отложил шнур. Монах вытер сырой тканью потный лоб больного.
Человек на спальном мате вздрогнул от прикосновения и открыл глаза. В них было безумие лихорадки, они по-настоящему не видели, но Татагатха почувствовал внезапный удар от встречи их взглядов.
Глаза были темные, почти агатовые, нельзя было отличить зрачок от радужной оболочки. Было какое-то удивительное несоответствие между глазами такой силы и хрупким, слабым телом.
Будда наклонился и слегка ударил руку человека; можно было подумать, что он коснулся стали, холодной и нечувствительной. Он резко провел ногтями по тыльной стороне правой руки. Ни царапины, ни даже следа на коже, ноготь скользнул по ней, как по стеклу. Будда сжал ноготь большого пальца человека и отпустил. Ни малейшего изменения цвета. Словно это были мертвые или механические руки.
Будда продолжал осмотр. Феномен кончался где-то возле запястья и снова появлялся в других местах. Руки, грудь, живот, шея и часть спины были омыты в ванне смерти, что и дало эту особую несгибаемую силу. Смачивание всего тела, конечно, оказалось бы роковым; а тут человек вроде бы обменял часть своей осязательной чувствительности на эквивалент невидимых перчаток и стальной брони, прикрывающей шею, грудь и спину. Он действительно был одним из избранных убийц страшной богини.
— Кто еще знает об этом человеке? — спросил Будда.
— Монах Симха, который помог мне принести его сюда.
— Он видел это? — Татагатха указал глазами на малиновый шнур.
Монах кивнул.
— Найди его и приведи сейчас же ко мне. Никому не говори об этом, скажи только, что пилигрим заболел, и мы здесь о нем заботимся. Я сам займусь его лечением и наблюдением за его болезнью.
— Слушаю, Прославленный. — И монах поспешно вышел из павильона.
Татагатха сел рядом со спальным матом и ждал.
Прошло два дня, прежде чем лихорадка спала и разум вернулся в темные глаза. Но в течение этих двух дней проходившие мимо павильона слышали голос Просветленного, бубнящий снова и снова, как если бы он обращался к своему спящему подопечному. Время от времени человек громко бормотал, как в бреду.
На второй день человек открыл глаза, посмотрел вверх, нахмурился и повернул голову.
— Доброе утро, Ральд, — сказал Татагатха.
— Кто ты? — спросил тот неожиданным баритоном.
— Тот, кто учит путям освобождения, — ответил Татагатха.
— Будда?
— Так меня называли.
— Татагатха?
— Я носил и это имя.
Человек хотел подняться, но не смог. Глаза его сохраняли мирное выражение.
— Откуда ты знаешь мое имя? — спросил он наконец.
— Ты много говорил в бреду.
— Да, я был очень болен и, без сомнения, болтал. Я простудился на этом проклятом болоте.
Татагатха улыбнулся.
— Одно из неудобств одиночного путешествия: если упадешь, тебе некому помочь.
— Истинно так, — согласился человек. Глаза его снова закрылись, дыхание стало глубже.
Татагатха сидел в позе лотоса и ждал.
Когда Ральд снова проснулся, был уже вечер.
— Пить, — сказал он.
Татагатха дал ему воды.
— Голоден? — спросил он.
— Пока не надо. Желудок возмутится. — Он приподнялся на локтях и пристально посмотрел на ухаживающего за ним, а затем снова упал на мат. — Ты Будда, — утвердительно сказал он.
— Да.
— Что ты собираешься делать?
— Накормить тебя, когда ты скажешь, что голоден.
— Я хотел сказать — после этого.
— Следить, как ты спишь, чтобы ты снова не впал в горячку.
— Я не это имел в виду.
— Я знаю.
— Что будет после того, как я поем, отдохну и снова обрету свою силу?
Татагатха улыбнулся и вытянул шелковый шнур откуда-то из-под одежды.
— Ничего, — ответил он. — Совершенно ничего. — Он набросил шнур на плечо Ральда и отдернул руку.
Ральд качнул головой и откинулся назад. Затем потянулся и ощупал шнур, накрутил его на пальцы и затем на запястье. Он погладил его.
— Это священный, — сказал он через некоторое время.
— Похоже на то.
— Ты знаешь его употребление и его цель?
— Конечно.
— Почему же ты не хочешь ничего делать?
— У меня нет нужды ходить или действовать. Все приходит ко мне. Если что-то должно быть сделано, это сделаешь ты.
— Я не понял.
— Это я тоже знаю.
Человек уставился в темноту наверху.
— Я попробую поесть теперь, — объяснил он.
Татагатха дал ему хлеба и масла. Затем человек выпил еще воды. Когда он закончил еду, дыхание его стало тяжелым.
— Ты оскорбил Небо, — сказал он.
— Это я знаю.
— И ты уменьшил славу богини, чья верховная власть здесь никогда не оспаривалась.
— Знаю.
— Но я обязан тебе жизнью, я ел твой хлеб…
Ответа не последовало.
— И поэтому я должен нарушить самый священный обет, — закончил Ральд. — Я не могу убить тебя, Татагатха.
— Значит, я обязан тебе жизнью, потому что ты обязан мне своей. Давай посчитаем, что эти долги сбалансированы.
Ральд хмыкнул.
— Так и будет.
— Что ты станешь делать, раз ты отказался от выполнения своей миссии?
— Не знаю. Мой грех слишком велик, чтобы я мог вернуться. Теперь я тоже оскорбил Небо, и богиня отвернет свое лицо от моих молитв. Я обманул ее ожидания.
— В таком случае, оставайся здесь. По крайней мере, будешь иметь компанию по проклятию.
— Прекрасно, — согласился Ральд. — Мне больше ничего не остается.
Он снова уснул, а Будда улыбался.
В последующие дни фестиваль продолжался. Просветленный проповедовал толпам, проходившим через пурпурную рощу. Он говорил о единстве всех вещей, больших и малых, о законе причинности, о появлении и умирании, об иллюзорности мира, об искре АТМАНА, о пути спасения через самоотречение и объединение со всем; он говорил о понимании и просветленности, о бессмысленности браминских ритуалов и сравнивал их формы с пустыми сосудами. Слушали многие, слышали немногие, кое-кто оставался в пурпурной роще, чтобы надеть шафрановую одежду искателя.
И каждый раз, когда он проповедовал, Ральд в своей темной одежде садился поблизости, и его черные глаза всегда были устремлены на Просветленного.
