Когда плачут драконы (СИ) - Эн Вера (книги без регистрации бесплатно полностью .txt, .fb2) 📗
Впрочем, Одже это только радовало. Не сказать, чтобы он хоть сколько-нибудь нравился себе — да и что могло нравиться в нескладной долговязой фигуре, вынуждающей в восемнадцать с гаком выглядеть почти подростком, и нездорово бледной физиономии с вызывающими веснушками на носу? — но становиться подобным дружинникам дуболомом точно не хотел. Они даже читать не умели, хотя, в отличие от Одже, имели все возможности освоить грамоту, и интересовали их исключительно бои и женщины. Когда сослуживцы начинали хвалиться своими успехами на том или ином поприще, приправляя речь однообразными похабными шутками, Одже натягивал на голову подушку, чтобы не слышать их голосов, и принимался грезить о несбыточном. Уносился в красочные книжные дали, где жили настоящие герои, способные преодолеть все преграды судьбы и получить от богов заслуженную награду. Одже заслужить ее было нечем. И даже надеяться было не на что.
Когда его назначили бессменным тюремщиком, поручив самое унизительное, на взгляд дружинников, занятие, Одже только обрадовался. Наконец-то он стал хозяином самому себе, и не надо было ни под кого подстраиваться, и не требовалось ни перед кем оправдываться. Отпетых преступников в Армелоне отродясь не водилось, а потому Одже совершенно не опасался за свою жизнь и только исправно нес службу, принимая и выпуская осужденных, своевременно снабжая их пищей и необходимыми вещами и потихоньку смиряясь с тем, что именно так и пройдет его жизнь.
До тех пор пока проказница Ивон не одарила его самым настоящим — жгучим и невозможно нужным — личным солнцем.
Одже помнил их первую встречу, как будто она случилась пару часов назад. Огненные вихры, усыпанное золотом личико… и весьма чувствительные удары по все еще не зажившей грудине: страсти Беате было не занимать. Наверное, эти удары и разбудили сердце Одже, которое до того времени было глухо к женскому полу. А тут вдруг откликнулось так, что Одже едва не забыл самого себя.
Он слишком хорошо понимал, что Беата никогда им не заинтересуется. Даже самые обычные девчонки смотрели сквозь него, а уж такое чудо, как Беата, должно было быть обласкано вниманием и не иметь нехватки в кавалерах. Одже почему-то думал, что родители давно просватали ее за какого-нибудь отличившегося воина и только совсем недавно, едва не сгорев от собственной смелости, решился задать ей такой вопрос и получил исчерпывающий ответ. Беата с возмущением заявила, что скорее сбежит из дома, чем пойдет замуж по указке, и Одже ощутил себя счастливейшим человеком на свете. И пусть его шансы по-прежнему водили хоровод вокруг беспросветного нуля, Одже позволил себе отдаться этой нечестной радости: в конце концов, кроме нее у него вообще ничего не было.
После того как Беата целый день провела у него в караулке, а Одже, обменяв одну из книг на щепотку имбиря, всучил его растерянной Беате, он был уверен, что не увидит ее больше никогда в жизни. Хотя бы потому, что без позволения коснулся ее руки. А еще потому, что тащился за ней всю дорогу, компрометируя своей обществом. И задавал какие-то нелепые вопросы, и спорил с ней, а потом, ошалев от того, что происходящее не было сном, даже на комплимент решился. Быть может, Беата и не поняла, что он хотел похвалить ее вкус, но Одже-то знал об этом наверняка. И не постеснялся.
Ночь потом не спал, лежа на жестком матрасе в караулке, пялясь в грязный потолок и мечтая о чем-то невесомом и бестелесном. Воспоминания о Беатином румянце пробирали до глубины души: Ойра милосердная, лишь бы она не злилась на его вольности, а смущалась из-за…
Из-за чего могла смущаться Беата, Одже придумать так и не смог: его-то она точно никогда не стеснялась. И, наверное, именно поэтому одним сказочным утром снова заглянула к нему на огонек. Да еще и принесла обещанную книгу — толстенный фолиант, где были собраны какие-то мифы Южных стран.
— Это Айлин из Окиноса привезла, — почему-то пряча глаза, сообщила Беата. — Там много всего разного… Скажешь, что глупо в таком возрасте небылицы читать…
— Не скажу, — не удержавшись, перебил ее Одже. Беата вздохнула и, как ему показалось, довольно улыбнулась.
— По-моему, в сказках самая большая правда нашей жизни, — как-то слишком по-взрослому заметила она. И тут же добавила, будто бросая Одже вызов: — Но ты можешь с этим не согласиться. Если добудешь доказательства.
Одже понял, что Беате очень хочется уговорить его прочитать принесенную книгу, но она боится, что он может разрушить ее собственные впечатления о ней.
— Не хочу спорить с девушкой, которая любит сказки, — ответил он. — По мне, так умнее их еще ничего не придумали.
Теперь Беата улыбнулась уже открыто и немного лукаво.
— Посмотрим.
Одже не знал, что она хотела посмотреть, но он перевел все имеющиеся у него в наличии свечи и натрудил глаза до болезненного зуда, однако прочитал за ночь все пять сотен страниц Беатиной книги и к утру был готов ответить на любой ее вопрос. И только с первыми лучами позднего солнца понял, что вряд ли она рассчитывала на подобные подвиги, а значит, появится в караулке в лучшем случае через неделю. А то и через месяц. Или вовсе забежит мимоходом, чтобы забрать любимую книгу, и ни о чем не спросит.
И все равно ждал, как последний болван, и прислушивался, и вскакивал на каждый женский голос за окном, пока не свалился после бессонной ночи и не забылся до глубокого вечера.
Когда проснулся, за дверями завывал ветер, а на столе стояла плетенка с пряниками, и аромат имбиря перекрывал все остальные тюремные запахи.
Одже, не веря себе, с полчаса смотрел на политые глазурью сладости и не решался к ним прикоснуться. Разве можно было даже подумать о том, чтобы съесть хоть одну штуку? Одже это казалось самым большим святотатством на свете. Хотелось осторожно взять пряник, погладить, накрыть второй ладонью и прижать к сердцу, согреваясь придуманным теплом. По сути, они ведь и могли быть не от Беаты: просто Одже надоумил имбирный запах, а он послушно ему поверил. И даже уточнять у Беаты не решился, чтобы не убить сумасшедшую надежду. А вдруг Беата согласится быть его другом? Первым в жизни настоящим другом?
Неужели Одже и этого не достоин?
Беата пришла лишь через день, но про пряники не сказала ни слова. Только почему-то снова прятала глаза, и Одже, похолодев от собственных догадок, не удержался от прямого вопроса:
— Тебе неприятно сюда приходить? Я понимаю, тут мрачно и неуютно, и преступники совсем рядом, и я постоянно на глаза попадаюсь…
Беата подняла на него изумленный взгляд.
— Это же твой дом, а я незваная гостья, — напомнила она. Одже повел плечами: это ничего не меняло. А Беата вдруг осмотрела караулку, задерживая взор на каких-то особо невзрачных местах, потом весело улыбнулась Одже. — Если хочешь… Не обещаю, конечно, но могу попробовать немного разогнать эту мрачноту. Чтобы приятно было книги читать. А то ты, наверное, к моей еще так и не прикоснулся?
Одже принялся с энтузиазмом убеждать ее, что прочитал все от корки до корки, и напрочь забыл о ее предложении. И только когда они уже обсудили каждый миф, где-то даже рьяно поспорив, а где-то доверчиво согласившись друг с другом, и Беата, прижав любимую книгу к груди, засобиралась домой, Одже вдруг понял, что именно он упустил.
— Очень хочу! — жарко выпалил он и тут же стушевался, понимая, что Беата, скорее всего, уже и не помнит, о чем шла речь. Но она только снова улыбнулась — на этот раз загадочно — и через пару дней принесла ему рисунок. Сунула Одже в руки сложенный листок, а сама прошествовала за стол, села на лавку и оперла подбородок на сложенные кулачки, словно в ожидании приговора.
Одже с трепетом развернул ее работу.
Три стены, окрашенные в неяркий голубой цвет. Светлый потолок с витиеватыми узорами в коричнево-травяных тонах. На полу — полосатые половицы. На окнах — веселые занавески. Посередине комнаты длинный деревянный стол, покрытый льняной скатертью. Рядом с разрисованной печкой сундук, а прямо напротив него — сокровищница Одже — книжный шкаф, разукрашенный по верху точно так же, как потолок.
