Dragon Age. Тевинтерские ночи - Бэйн Крис (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
Но тот покачал головой:
– Мы не выйдем отсюда, пока не пройдем через это.
И он указал на фигуру, двигавшуюся вдоль фрески.
Вот смиренно кивнул. Шейд, зарычав от досады, в последний раз пнула останки мебели и вновь приготовила кинжалы.
Смесь тени и штукатурки все росла, она похитила краску с третьего панно, посвященного маленькой победе накануне уничтожения Убежища. Затем принялась за портрет некогда грозного лжебога Корифея и истощила его, совсем как волков. Изображения всех событий, определивших становление Инквизиции, теряли краски. Звук становился резче. Теперь он напоминал трение друг о друга целого ящика фарфоровых горшочков на движущейся повозке.
Когда члены роты развернулись, предугадывая перемещение тени, они ясно увидели конечную цель.
– Восьмое панно, – подал голос Вот.
Восьмая, последняя, часть фрески, где должны были изобразить битву с оскверненным магистром Корифеем, осталась незавершенной. На ней виднелся лишь грубый эскиз, контуры, которые теперь заполнялись массой цветов, тянущихся со всей комнаты. И чем детальнее, глубже становился рисунок, тем более неправильным он казался.
– Я… вовсе не это себе представлял, – растерянно сказал Сатерленд.
Эту историю знали многие: Старший, он же лжебог Корифей, разорвал небо, чтобы похитить сокрытую там силу. Его нельзя было убить, пока был жив его оскверненный дракон, и тогда Инквизитору каким-то чудом удалось выпустить против него собственного дракона. На восьмом панно дракон присутствовал, из его шеи торчал меч Инквизиции. Правда, история гласила, что оба ящера пали первыми и Инквизитор дал Корифею решающий бой.
Однако на последнем панно были изображены не битва и не победа, а случившееся после. Сатерленд и его спутники увидели неоконченный набросок зверя, стоявшего над драконом. Сам зверь драконом не был. Его очертания еще могли ввести в заблуждение, но теперь, заполненные черным и красным, они являли собой нечто иное. Что-то от ящера, что-то от собаки: голову с тупой зубастой мордой венчали заостренные уши, как у пса. Заполняясь штукатуркой, фигура росла, у нее появились чешуя, хвост, когтистые лапы… Это волк поглощал дракона, точно обоих нарисовали на разных сторонах оконного стекла, наложив линии друг на друга. И вскоре над всем воспрял сгорбленный зверь.
С тошнотворным треском отделившись от стены и изображенной на ней сцены торжества, он внезапно предстал полноценным, внушительным, совершенно реальным существом.
Чудище повернулось и взглянуло на роту Сатерленда.
– Слишком много глаз, – сказала Шейд, готовая выколоть один из них броском кинжала.
И тут она замерла.
– Шейд? – позвал Сатерленд.
Он должен был убедиться, что с ней все в порядке, но не мог отвести взор от твари, которая более не являлась частью фрески.
Шейд не ответила.
Вот по левую руку от Сатерленда начал произносить заклинание, причинявшее боль еще до полного наложения.
Но и он притих.
Сатерленд попытался встать между демоном и своими застывшими друзьями. Он осмотрелся в поисках чего-нибудь полезного, но круглая комната была пуста, не считая стола и мертвого кастеляна. Выходов было три: одним рота уже воспользовалась, второй вел наружу, во двор, а третий – к лестнице, уходившей вверх по стене. Сатерленд не мог видеть, что творится снаружи, но на птичьих клетках отражались крошечные полоски света, которые пробивались сквозь невидимые окна.
Вдруг он заметил, как кто-то движется над его головой.
Рано, сказал себе Сатерленд. Нужно отвлечь демона. Нужно, чтобы тот чуял только его.
Сатерленд ударил мечом по своей кирасе, затем вытянул оружие перед собой. Уставившись на многоглазое чудовище, он постарался принять как можно более грозный вид, движимый беспокойством за друзей.
– Эй, тварь! – выкрикнул он. – Открой мне твое имя и твои намерения!
При других обстоятельствах он и впрямь показался бы грозным.
Зверь молча взглянул на него, приблизился, и его губы, сделанные из штукатурки, чрезвычайно быстро растянулись в улыбке.
– Я суть того, что было здесь. – Одной из трех передних лап он обвел все панно по порядку. – Пришедшее из Тени эхо. – Очертившая круг лапа указывала на друзей Сатерленда. – И я могу сдержать клинки и чары.
Конечность со скрежетом, сопровождавшим каждое движение, затерялась между слоями чудовища. Вытянувшись во весь рост, насколько позволяла высота панно, демон проревел свое имя столь громогласно, что со стен полетела пыль.
– Я – Сожаление!
…Шейд больше не было в ротонде. Вот она, внушающий страх и уважаемый всеми бард, воздела кинжал – но опустила его четырнадцатилетняя девочка, убегающая по аллее в Долах. В ушах звенел голос, отлично знакомый ей. Все слова, что вот-вот прозвучат, она знала наперед – как и то, насколько жестокими они будут. Ведь голос принадлежал ей самой.
– Ты навсегда останешься никем! – крикнула Шейд, не оборачиваясь, ведь это значило бы сдаться.
– Ты всегда будешь никем! – кричали ее худший страх и ненависть, накопленная за всю жизнь, в которой не было ничего, кроме попрошайничества и надежды.
А далеко позади нее мать выкликала настоящее имя Шейд…
…Вот потерялся в лесу, что случалось и раньше. Он был плохим следопытом, зато любил книги. Ориентирами пренебрегал, узлы вязал слабые… Но впереди расстилалась открытая дорога. Сумка и карты при нем, теперь можно идти в Вал… Да куда угодно. И он будет помалкивать, иначе придется рассказать правду.
А далеко позади медведь, путаясь в веревках, превращал его брата в кровавую кашу…
Демон, перемещаясь по ротонде, оставлял за собой шлейф пыли от штукатурки, а его форма менялась с каждым шагом. Он навис над Сатерлендом и его неподвижными друзьями.
– Взгляни, как много здесь меня, – произнес он сухим, болезненно-хриплым голосом, явно не расценивая роту как угрозу. – За каждой битвой – Сожаление. – Сделав паузу, он взглянул на оставленную им дыру в восьмом панно. – Известен ли тебе грядущий ужас?
В тот момент Сожаление, томящееся надеждой, походило на ребенка, что ждет обещанных конфет накануне праздника. Демон с улыбкой приблизился к Сатерленду.
Молодой воин опустил меч. Одержимая тварь подошла так близко, что он чувствовал ее пыльное дыхание. Сатерленд застыл как вкопанный.
– Та сила, что возникла здесь… – сказало Сожаление, протягивая лапы к Шейд и Воту, – ушла, оставив миру шрамы.
Третья лапа, придержав голову Сатерленда, стянула с нее шлем – и чудище залюбовалось его лицом.
– Зачем вам рисковать и возвращаться?
Сатерленд улыбнулся, вспомнив, что нигде ему не было так хорошо, как в Скайхолде. Помнил он и о клятве, помнил, почему вернулся – и всегда будет возвращаться.
– Я ни о чем не жалею, – ответил он.
И прежде чем тварь успела отреагировать, меч Сатерленда вошел в ее грудь. Собрав все силы, воин вонзил лезвие до упора и оттолкнул демона – тот запутался в собственных лапах, на которых пока стоял не слишком уверенно. Сатерленд вынул окропленный краской меч. Сожаление врезалось в стол, рухнуло вместе с телом кастеляна и забарахталось, словно не понимало, где кончается оно само и начинается труп.
– Шейд! Вот! – воскликнул Сатерленд.
Но друзья не двигались. Если из-за Сатерленда демон и утратил контроль над ними, то это пока никак не проявилось. Воин сдвинул Вота и Шейд ближе друг к другу, чтобы их было легче защищать, и вновь выставил меч на изготовку. Ему только что повезло нанести удар, который убил бы любое смертное существо. Но демоны не смертны, а Сатерленд слишком уповал на удачу.
Сожаление поднималось неестественным образом. Его тело, словно растущая в воздухе тень, просто сформировалось заново в стоячем положении. Демон взглянул на Сатерленда уже без улыбки, затем оскалился, зарычал; его рык, как и весь его вид, был отчасти волчьим, а отчасти драконьим.
Сожаление коснулось фрески, добавляя штукатурки к собственной массе. Рана в его груди осталась, но насытилась новым пигментом и поменяла цвет.
