Кащеева наука - Рудышина Юлия (читать книги регистрация TXT) 📗
Задумавшись, я сидела на скамье за заплотом, на пригорочке, что полого к реке спускался, и так хорошо мне было на солнцепеке, что еще чуток — и мурлыкать начну, как кошка, что сметаны объелась. А подумать мне было о чем — занятия мои в школе лесной начались не так давно, а уже успела я в беду попасть. Царевич, с которым давеча познакомилась, оказался не так прост, как хотел показать… Казалось бы, что мне до того? Я девка простая, не королевских небось кровей, а все ж как вспомню, как улыбался мне Иван на празднике урожая, так и стынет все во мне, сгорает от нового дивного чувства — никогда мне так сладко не было, никогда еще не дрожала я от одного взгляда, одного прикосновения.
Даже жалела теперь, что через костер отказалась прыгать. А теперь пропал царевич, сказывали, случилось что-то с его сестрой, вот с Серым Волком они и отправились в стольный град.
Когда приедет? И приедет ли? Или из-за того, что прямо из школы пропадают люди, не разрешит царь-батюшка сыну своему вернуться в Зачарованный лес? И как представила я, что никогда не увижу Ивана, так тоскливо стало, словно жить мне больше незачем.
И сейчас вот, вспоминая тот день, когда на елани среди чащи дикой костры горели, а девки с хлопцами, взявшись за руки крепко, прыгали через ярое пламя, что дарило их судьбой счастливой, горько мне было, словно белены объелась.
Вестимо, отчего горчило! Невесту царевичу подберут небось, белолица да румяна будет, телом пышна, с косой светлой, золотистой, с бровями соболиными, губками — что ягодки дикой земляники… И приданое за ней дадут большое — несколько городов да сотню деревень. И я рядом с ней буду — голь перекатная, тощая да костлявая, с рыжей своей косой, что все время расплестись норовит… И ладно, что бедна, и таких замуж берут.
Но вот беда на мне — порчена я, проклятие ношу в себе с рождения. Обещана была батюшкой водяному, да вот откупил он меня, хоть метку и не снял… Кому такая жена нужна, за которой все едино подводный царь придет?..
— Отчего не на гульбище? — послышался раскатистый голос Кащея, наставника нашего по заклинаниям мертвых да проводника по навьему миру. — Молодняк поет да пляшет, гусли и дудочки веселят народ, одна ты тоскуешь в стороне ото всех.
Обернулась я — стоит он в заморском коротком плаще, одна пола на плечо закинута, и сверкает на впалой старческой груди толстая золотая цепь с кроваво-красными рубинами, а седые волосы ветошью на ветру трепещут… Жуткий, страшный, костлявый.
Да только помню я, каким он может быть, ежели захочет. До сих пор, как глаза прикрою, вижу среброволосого синеокого витязя, статного да высокого, в парче и мехах… А иногда и воочию он предо мной. Что за наваждение?..
— Марья-кудесница приехала, а она, говорят, может стать невестой Ивану-царевичу, вот отчего ушла ты… — будто прочел мои мысли Кащей. Сел рядом, и тень его на землю упала — иней тут же лег на травинки, и тонкий хрустальный звон послышался в тиши яблоневого сада.
Навь всегда за спиной его, стылым и холодным становится воздух от дыхания Кащея, словно бы мертвое царство в Явь пытается попасть через него, как через ворота. И пока держит их наставник мой закрытыми, покой будет царить в мире живых.
Но что, ежели обозлится на что Кащей? Или захочет мороком окутать все вокруг? Что тогда?.. Жутко даже думать о таком.
И снова я подивилась — как его в школу волшебную наставником приняли?.. Видать, равновесие должно быть в мирах, и света без тьмы не бывает. И такие, как я, метку проклятия на себе носящие, одаренные черными силами колдовскими, должны уметь их сдерживать. Никто ведь не знает, что случится, вырвись тьма из моей души… Вот Кащей и поможет сдержать ее.
— Я привыкла одна быть, — ответила я, когда поняла, что наставник все еще ждет моего ответа. — Не пропаду. Главное — школу закончить да силой владеть научиться. А все остальное — быльем порастет.
— Не порастет, — скрипуче, резко ответил Кащей. — Сердце ты себе рвешь! Да только пойми, не нужен тебе этот дурак. И не гляди на меня так! — он даже голос повысил, увидев мой взгляд изумленный. — Царевич он или нет, а дураком оттого быть не перестанет! Не видит он дальше своего носа! И не уразуметь ему, что в руках держал да упустил!
О чем это он?.. Я вспыхнула, словно пожарище в груди разгорелось, щеки запылали — наверное, красными пятнами пошла, как обычно бывает, когда волнуюсь сильно.
— Гордец напыщенный твой Ванька, вот он кто! Смотреть в его сторону не смей! Ничего путевого из того не выйдет! — Грозной тенью навис надо мной Кащей. Глаза сверкают антрацитами, кожа еще больше побелела, вовсе как снег стала, скулы острые, изо рта клыки торчат, на волкодлачьи похожие.
Кричит, плащом, как крыльями, машет, наступает на меня. Я чуть назад отклонилась, когда понесло на меня запахом тлена и старого склепа — едва не задохнулась от вони. А так как скамеечка была простая, без спинки, то и сверзилась я с нее, только ноги в старых онучах вверх и взметнулись.
Но не успела я травы коснуться, как Кащей черным вихрем меня подхватил, и вот я уже стою на краю обрыва — словно в иной мир он меня вытащил. Вокруг тучи клубятся, словно стадо чернорунных овец, полыхают молнии, но грома не слышно… Вообще тишь стоит вокруг дивная, как будто бы звуки не долетают сюда, словно преграда между вершиной скалы и грозой. И оттого еще страшнее тучи да блискавицы глядятся.
А Кащей — снова тот юный витязь с пронзительными льдистыми глазами. Колкий взгляд у него, опасный. И шепчет он мне жарко о чувствах своих, о том, что не должна и глядеть я ни на кого, что он силу мою освободит, что вместе мы в Нави править будем. Шепчет, что царицей меня сделает, что в шелках да парче ходить буду, с золотой посуды есть да на колеснице алмазной ездить. Все будет в моей власти…
Да только не нужно мне этого ничего. И увидел он в моих глазах ответ.
Отшатнулся, словно ударила я его. Птицей, вороном чернокрылым обернулся, да и со скалы — камнем в пропасть.
Тут же буря на меня диким зверем набросилась, от резкого порыва холодного ветра я едва не задохнулась, пошатнулась, да и следом за Кащеем в пропасть упала…
Миг — и вот уже снова лежу я на траве, надо мной яблони шумят, небо синее-синее, как васильки. И нет ни ветра, ни грозы… ни Кащея. Только трава колется — в иней закована.
На ветке старого дерева, что надо мной нависла, горлица сидит, смотрит на меня внимательно, словно бы запомнить пытается. И вдруг говорит птица дивная:
— Правильно ты сделала, что отказала царю навьему, правильно…
И спорхнула с ветки, улетела прочь.
— Аленка! — Иван из-за терема вышел, а мне подумалось — чего он делал в той стороне сада? Нас там обычно темному волхвованию учат, да и ворота с другой стороны… Но я, забыв все, к нему бросилась.
А он обнял меня, и слышу — сердце бьется часто-часто под алым кафтаном узорчатым. Разрядился, как на праздник какой, рубаха тонкого шелку блескучего, соболья шапка, на сгибе локтя висит шуба из такого же меха. Явно царевич только с дороги — ведь за пределами этой части Зачарованного леса осень мглистая, первые заморозки… Не успел переодеться — и ко мне? Всякий раз, как видела Ивана в богатых царских нарядах, понимала — не пара мы.
Но вспоминалась первая наша встреча — как притворилась я слабозрячей, чтобы скрыть, что не знаю, куда мне идти на подворье Василисином, и как потом смеялся царевич надо мной да над придумкой этой, он-то решил начаровать мне здоровье, седмицу над книгами лекарскими провел, потом еще три дня травы нужные добывал. Вспомнилось, как к костру тянул на Радогощь, а я вырвалась и убежала под девчачий хохот, как боярыни, которые целительство изучали, увидели, что несусь я от царевича ланью перепуганной. Они ему путь тогда и загородили — пока из их хоровода вывернулся Иван, я уже опять за столом сидела, причем таким образом, что места вокруг и напротив заняты были — не подступишься.
Пошла бы сейчас с ним к огню? Прыгнула бы?..
— Ты не балуй! — Я из рук его вывернулась, памятуя о том, что Кащей говорит, что для Ивана уже невесту нашли. Может, он свататься ездил?
